Темнеющий лицом боярин, наконец-то, обратил внимание на то, что нес его человек. Что он говорил? Что-то лепетал о саде. О каком саде?! О каком, б…ь, саде талдычит этот урод?! Все планы летят в тартарары, а этот недоумок бормочет про какой-то сад! Тут Вяземский не выдержал.

— Молчать! Заткни свою пасть! — заорал он прямо в лицо начальнику службы безопасности, который тут же съежился. На глазах крупный, почти квадратный мужчина стал ниже ростом. Неудивительно. От Вяземского в этот момент шла просто физически ощущаемая волна ярости. Электроника геликоптера тут же взвыла тревожными огнями, сигнализирую о перегрузках системы. — Ни звука больше! Ни единого звука!

Нависший над ним боярин напоминал вставшего на задние лапы медведя-шатуна, готовящегося броситься на свою жертву.

— Пилот! Вниз! Садимся! — со всей силы хрястнул он по металлической переборке геликоптера. — Быстро! А ты, молчи…, - рявкнул боярин уже на скорчившегося на полу своего начальника службы безопасности.

Тяжело дыша, Вяземский свалился в кресло. Действовать нужно было уже сейчас. На счету могла быть каждая минута. Выхватив коммуникатор, он быстро начал передавать распоряжения помощнику.

— Кроули, быстро поднимай всех, кого только можно — агентов, прикормленных судей, наших должников из Боярской Думы. Всех, Кроули! Я должен знать точное местоположение этого хитроумного ублюдка! Есть информация, что он отбыл в сопровождении своей старшей дочери к целительнице в Пущу! Проверить!

Вытянутое лицо помощника только исчезло, а боярин уже прикидывал свои следующие действия. В этом цейтноте он не мог только лишь реагировать на события, так как это был путь к проигрышу. Нужно было действовать на опережение. Раз император решил сыграть краплёной картой и полностью изменить весь расклад, значит, и он должен ответить тем же. Вяземский хищно клацнул зубами, шумно втягивая воздух ноздрями. Он находился в своей стихии — стихии хищника, вставшего на след и рычащего в предвкушении горячей крови своей жертвы.

— Зря ты решился на это… Зря…, - бормотал он, в нетерпении вглядываясь в приближавшуюся посадочную полосу. — Сидел бы себе на троне и сидел. А теперь уже вряд ли…

До земли оставалось не больше метра, как Вяземский рванул ручку двери на себя. Панель мягко ушла в сторону, и колючий морозный воздух ворвался в теплый салон. Боярин спрыгнул на землю и быстро зашагал в сторону парадной лестницы.

— Что удалось узнать?! — встретил вопросом бежавшего ему навстречу помощника. — Он точно там?

Тот быстро кивнул. Результаты были. Агенту удалось взломать коммуникатор одного из офицеров охраны императора и после этого запеленговать его местонахождение. Ошибки быть не могло: император находился в одном из государственных заповедников, имевших имперский статус. Именно там и проживала уже большее десяти лет та, кого называли сильнейшей в этой части света целительницей. Поговаривали, что она могла и мертвого вернуть с того света.

— Великая княжна тоже с ним? По ней есть данные? Что молчишь? — вновь заводился Вяземский, понимая, что опять придется ждать. Кроули же всем своим видом демонстрировал, что команда усиленно роет землю и вот-вот что-то нароет. — У тебя под рукой почти сотня аналитиков, целая рота яйцеголовых придурков! Какого хрена я их всех кормлю, если ничего невозможно сделать?! Просрем, пожалеете, что на свет родились…

Вскоре подтвердилось и это: цесаревна Наталья Алексеевна, точно, сопровождала императора в поездке к целительнице. Такой внезапный, а главное сокрытый от всех, визит мог означать лишь одно — у великой княжны появился шанс на излечение.

— Проклятье…, - пробурчал Вяземский, отталкивая помощника в сторону и направляясь в дом. — Такую комбинацию ломают…

У него, действительно, было все довольно неплохо просчитано. Старшая дочь императора умирала от неизлечимой болезни. Через какое-то время за ней уходил, сраженный горем, император. На этот счет Вяземский уже приготовил с десяток рабочих вариантов — от несчастного случая и до теракта, организованного фракцией магоненавистников. После коронации несовершеннолетней Анна Алексеевны ее опекуном и, соответственно, регентом автоматически становился он, великий канцлер империи и боярин Владимир Андреевич Вяземский собственной персоной. А потом уже перед ним открывалось такое широкое поле для маневра, что просто дух захватывал.

— Вот же паршивец, — не успокаивался боярин, костеря своего старого врага. — Только приноровишься играть по его правилам, он сразу меняет их… Неужели просчитал меня? Вполне мог…

С этими мыслями патриарх рода быстро пересек широкий холл, через длинный коридор прошел в свой кабинет.

— Хм…, - опустился в кресло и откинувшись на спинку замер. В руке сама собой оказалась старинная перьевая ручка, отливающая золотом. Это изделие известнейшего мастера империи, ценой сопоставимой со стоимостью небольшого поместья на окраине столицы, давно уже стало для него неким «якорем» во время раздумий, требующих особого сосредоточения. Он привычно начал на листе бумаги выводить какие-то замысловатые фигуры, которые со временем соединялись в единую композицию. Будь рядом какой-нибудь новомодный психолог, которых особенно много развелось в последние годы, он бы не стал молчать и непременно стал расшифровывать эту внешне бессмысленную писанину. Мол, подсознательные образы, беспокоящие человека, пытаются дать сигнал, намекнуть о себе, подсказать единственное правильное решение.

В какой-то момент перо в руке Вяземского дрогнуло. Капля черных чернил упала на белый лист и расплылась отвратительно некрасивым пятном. Тяжело вздохнул боярин, словно увидев в этом какой-то созвучие своим мыслям.

— Все…, - золотой корпус ручки, инкрустированный звездочками редких розовых брильянтов, жалобно хрустнул и развалился на части. Вяземский с удивлением посмотрел на непроизвольное творение своих рук. Казалось, он не понимал, что это именно он сделал, а никто иной. Протянулась минута, затем еще одна. Наконец, боярин сгреб в ладонь блестящие остатки ручки и неожиданно с силой запустил весь этот хлам в противоположную стену.

Ему стало ясно, что тянуть больше нельзя. Статус кво между ним и императором не может сохраняться и дальше. Каждый из них для другого наконец перешел из разряда важного врага в разряд витальной угрозы. Видимо, император, почувствовав это, решил обезопасить свою династию очередным, более подготовленным и опытным, наследником, который обладает всеми качествами правителя. Следующим его шагом, несомненно, станет явное или неявное наступление на институт великого канцлера и, соответственно, самого Вяземского. Разве мог боярин спокойно ждать развития этого сценария?

Его гулявший по кабинету взгляд привычно остановился на портрете отца, что тоже уже стало традицией. Всякий раз, когда боярину нужно было принять какой-нибудь важное решение, он смотрел в ту сторону и мысленно спрашивал своего родителя, а как бы он поступил в этой ситуации. Так уж получалось, что все, полученные им за прошедшие годы, ответы были совершенно одинаковыми и ни на йоту не отличались друг от друга — бить первым, отвечать на сильный удар еще более сильным ударом, непременно добивать своего врага. Честно говоря, неудивительно, что именно эти мысли возникали у Вяземского в голове сейчас и во все прошедшие годы. Ничего другого и не могло прийти на ум, при взгляде на портрет боярина Вяземского старшего. Лицо последнего дышало непреклонной силой, исключительной уверенностью в себе, граничившей с фанатичной верой в свою исключительность. Глаза навыкате едва не буравили зрителя. Еще более усиливали это ощущение угрожающе сдвинутые брови и чуть приоткрытый, словно оскаленный, рот. Угроза просматривалась и в фигуре патриарха. Его крупное тело было немного наклонено вперед, правая ладонь крепко сжимала богато украшенный эфес старинной сабли. Создавалось впечатление, что он вот-вот шагнет вперед и стремительно рубанет своим клинком.

— Благодарю тебя, отец, — Вяземский кивнул портрету, давая понять, что все понял и готов действовать.