– Э-м-м… В общем-то, приходилось иметь дело, – сознался я, понимая, что отпираться бессмысленно.

На лице гостя промелькнула улыбка:

– Молодец, что не стал отпираться. В общем, кое-кто из этой публики тебя знает в лицо и, надо думать, доверяет тебе. Верно?

– Верно.

– Кузю знаешь?

На мгновение у меня пересохло в горле. Откуда ему известно это имя?

– Кузя… Ах да, я у него кроссовки покупал, – сделал я вид, будто с трудом вспомнил имя долговязого фарцовщика.

– А про некоего Билла никогда не слышал?

– Про Билла… Нет, не слышал, – честно сознался я. – А что он натворил?

– Билл, он же Худой, он же Алексей Владимирович Худяков, 1945 года рождения. По малолетке за воровство отсидел три года, ещё гол досиживал на «взросляке». По нашим сведениям, в последние годы переключился на скупку валюты. Сам понимаешь, какой серьёзный вред нашему государству наносит его деятельность. Место ему в тюрьме, это как минимум… Вот только взять его с поличным не удаётся. Хитрый, паразит, и очень осторожный.

Ага, кажется, я начинал понимать, к чему он клонит.

– Хотите сделать из меня приманку?

– Грубо говоря, да, – не стал юлить Хомяков. – Ты же недавно вернулся из Штатов, то есть чисто теоретически мог бы провезти в страну некую сумму в долларах. И у тебя могло возникнуть желание поменять их на рубли не по официальному курсу, а по тому, который предлагают валютчики, то есть в несколько раз дороже.

– Предположим, – кивнул я.

– Ну вот ты и подошёл якобы к этому Кузе, чтобы узнать, кто мог бы тебе обменять доллары на рубли. А он, зная тебя, уже направит тебя к Биллу, которого мы могли бы взять с поличным.

– Погодите, Виктор Степанович, – я выставил перед собой ладонь. – Слишком уж всё просто у вас получается. Во-первых, вдруг Кузя сам предложит мне обменять доллары на рубли?

– Не предложит, он от таких дел старается держаться подальше, поэтому сведёт тебя с нужным человеком, может быть, за небольшой процент от сделки. К тому же он у нас на крючке, ему намекнут, чтобы он свёл нашего человека с Биллом. Деваться ему некуда, ходит под статьёй не первый год.

– Вон оно что… А у нас в Свердловске только один Билл валютой занимается?

– Нет, помимо него ещё парочка человек могут купить у тебя валюту. Но Кузя и Билл знакомы, к тому же по легенде у тебя крупная сумма, а с большими деньгами рискнёт связывать только Билл.

– И насколько эта сумма крупная?

– Скажем, триста долларов.

– Хм, действительно, крупная, – я чуть было не добавил «по нынешним временам». – И откуда она у меня взялась?

– Предположим, продал в Штатах два фотоаппарата, трое часов фирмы «Заря» и пару бутылок водки. Согласен, немного притянуто за уши, но выглядит более правдоподобно, нежели ты сказал бы, что нашёл в аэропорту кошелёк.

– Да уж, действительно… А вы мне их выдадите, эти триста долларов? У меня-то самого ни цента.

– Конечно, выдадим, – кивнул Хомяков. – Задержание будет происходить во время обмена валюты на рубли, так сказать, возьмём с поличным, с валютой в кармане и с отпечатками пальцев на купюрах.

– Это-то понятно, но Билл может заподозрить, что я подсадной, работаю на Контору. В любом случае после того, как он назовёт моё имя на допросе, ради сохранения легенды я должен быть исключён из института, выгнан из сборной страны и вообще из спорта. Да и вообще это дело подсудное. И меня этот вариант совершенно не устраивает. А может и слушок пойти, что я внештатный сотрудник КГБ. Думаете, приятно будет слышать в спину, вон, мол, стукач конторский пошёл…

– Тут ты прав, к сожалению, не для каждого почётно выглядеть в глазах обывателя человеком, помогающим Комитету государственной безопасности. Встречаются ещё среди нас несознательные граждане. Но мы постараемся обставить дело так, чтобы слушание проходило в закрытом режиме. А после задержания для правдоподобия поместим тебя в ИВС[141]. Не в тот, куда поместим Билла, в другой. Посидишь там для виду, переночуешь – а наутро отпустим. В конце концов, это не что-то мерзкое, в чём постыдно участвовать, а своего рода подвиг, совершённый на благо Родины.

В голосе Хомякова заплескалась было патетика, и я невольно поморщился, что собеседник понял по-своему.

– Или ты боишься мести?

– Мести? Хм… Не боюсь, но… опасаюсь. Ничего не боятся только психи.

– Понимаю, – кивнул Виктор Степанович. – Хоть ты и крепкий парень, я думаю, способен за себя постоять, но ничего нельзя исключать. Поэтому первое время будем вести за твоим домом скрытое наблюдение.

Я вздохнул:

– Тоже не ахти какая гарантия… Как бы моей девушке не аукнулось. Кстати, её поклонники уже успели забор исписать, я на днях его весь перекрашивал.

– То-то я смотрю, забор какой-то не такой, слишком свежий. Сразу даже и не понял, в чём дело. Признания в любви?

– Ну вроде того. С этим ничего сделать нельзя?

– С забором?

– С поклонниками.

– А, с ними… Что-нибудь придумаем, – отмахнулся он. – Ты, главное, скажи, согласен помочь нам?

Я задумался, взвешивая все за и против. Хомяков выжидающе смотрел на меня. Наконец, приняв решение, я медленно произнёс:

– Хорошо, я вам помогу.

Встреча с Кузей – в миру Ваней Кузнецовым – у меня случилась на следующей неделе в указанное Хомяковым время у памятника-бюста Павла Бажова на берегу городского пруда. В руке тот держал объёмистый пакет.

– Привет!

– Привет!

Воровато – наверное, по привычке – оглянувшись, он пожал протянутую руку. Наверняка за нашей встречей наблюдают, возможно, вон из той серой «Волги» со шторками на задних окнах. Ну и ещё один темноволосый, лет тридцати фарцовщик, который стоял поодаль и не мог слышать наш разговор. Встреча специально была подгадана таким образом, чтобы был свидетель, который в случае чего мог сказать – да, этот парень подходил к Кузе, они о чём-то говорили. Возможно, как раз насчёт валюты.

Но для затравки Кузя сначала полез в пакет, достал джинсы «Lee».

– Твой размер, как ты и просил, – громко сказал он, явно рассчитывая, что топтавшийся неподалёку коллега его услышит. – Пойдём примерим?

«Примерочной» служила ближайшая подворотня, куда мы и направились на глазах брюнета. В подворотне и состоялся важный разговор.

– Короче, я так понял, тебе вроде как надо грины скинуть по хорошей цене? – спросил Кузя и нервно облизнул губы.

– Ага, привёз кое-что из Штатов.

– Мне-то уж не рассказывай, за тебя рассказали, – кривовато ухмыльнулся он. – Бля, если вы Билла крутанёте – мне придётся ходить и оглядываться. Короче, я так понял, эта наша с тобой встреча для отвода глаз, типа мы реально встречались, и ты со мной о чём-то перетёр. Сегодня позвоню Биллу, передам твоё предложение. Согласится или нет – это уже меня не касается. Если согласится, то передам, когда и во сколько. Телефон есть?

– Да, сейчас запишу.

Я достал маленький блокнотик с карандашом (на морозе у него никакие чернила не застывают в отличие от шариковой ручки) и записал номер домашнего телефона. Вырвал листок, отдал Кузе.

– Ну всё, жди звонка, а я пошёл. И вот, возьми, типа купил.

Он сунул мне в руку пакет, в котором наверняка лежали просто какие-то тряпки, повернулся и двинулся прочь, уходя дворами. Я постоял ещё немного, глядя ему вслед и тоже пошёл. Мне ещё нужно было успеть на тренировку, от которой не освобождали даже снятые вчера швы.

В преддверии встречи с Биллом я не спал почти всю ночь, и выглядел, судя по увиденному утром в зеркале, ненамного лучше валютчика. Если не хуже. Даже Полина спросила, не заболел ли я, пришлось сочинять.

Но куда больший дискомфорт доставляли моральные терзания. Лично я ничего против этого Билла не имел, да и в целом против тех, кто занимается валютными операциями в обход закона. Не такой уж и большой ущерб они наносят государству, чтобы их ставить к стенке или давать большие сроки. За убийство меньше дают, чем за обмен каких-то несчастных ста долларов на рубли и наоборот. И сегодня мне предстояло очередного такого бедолагу подставить под удар карающей десницы советского правосудия. Поэтому я чувствовал себя довольно погано и в глубине души уже жалел, что согласился на эту провокацию. Вот только задний ход давать было поздно.