И в следующий час окружающий мир перестал для нас существовать. А когда мы, взмокшие и уставшие, лежали в постели, она сказала:

– А у нас в «Свердловчанке» новая программа готовится. Думаешь, почему я так поздно пришла? Потому что репетируем каждый день чуть не до ночи. Но из старого репертуара твои песни всё равно берём, публика их на каждом концерте требует.

– Может, вам подкинуть какой-нибудь новый шлягер?

– А что, у тебя есть?

В её глазах загорелся огонёк надежды. Вот же, блин, теперь с меня не слезет.

– А давай мой успех в ресторане отметим, – предложил я. – У тебя когда ожидается свободный вечер?

– В это воскресенье нам выходной дают.

– Вот и отлично, сходим в ресторан ОДО.

В ресторане Окружного Дома офицеров у меня вот уже второй месяц имелся блат в лице Серёги Зинченко. Тот всё-таки принял предложение руководителя ресторанного ансамбля и перебрался в Свердловск. Там уже, как выяснилось, мои песни исполнялись вовсю, впрочем, и остальной репертуар был Серёге знаком. В ресторане ОДО мы с Полиной успели разочек побывать, как раз перед моим отъездом на чемпионат, так её посетители сразу же узнали. Стали подходить за автографами, а столик с кавказцами передал ей через официанта бутылку шампанского. Честно говоря, находиться в центре внимания было немного некомфортно. С другой стороны, благодаря своему человеку в ансамбле ресторана мы могли туда проходить практически без проблем. К тому же в прошлый раз я познакомился с администратором заведения, сунул ему в карман десятку, и тот определил нам лучший столик из числа якобы забронированных – в углу, но недалеко от сцены. Да и официант, нас обслуживавший, не оказался внакладе, чаевые составили трёшку, надеюсь, в следующий раз он также обслужит по высшему разряду.

– А надпись на заборе видел? – спросила она.

– Видел, – вздохнул я. – Придётся в хозяйственный завтра за краской идти. Тем более мне этот ядовито-зелёный цвет давно не нравился. Только, боюсь, как бы твои поклонники снова всё не исписали. Хоть милиционера выставляй. Откуда они только твой адрес узнали?!

В институте уже знали о моём успехе в Казани, и снова моя физиономия (естественно, с нормальной губой) украсила собой стенгазету, а по мою душу на следующий же день заявились корреспонденты местных изданий «На смену!» и «Уральского рабочего».

Ещё до воскресенья у меня случилась встреча с Хомяковым. Тот заявился ко мне в гости после предварительного звонка, выгадав, чтобы Полины не было дома. Первым делом поздравил с победой от лица руководства «Динамо» и себя лично, напомнил про премиальные за победу, не забыв упомянуть, что это станет хоть какой-то, но прибавкой к моим музыкальным гонорарам.

– Язвите всё, Виктор Степанович, – не сдержался я, притворно обидевшись.

– Извините, язык мой – враг мой, – покаянно тряхнул головой Хомяков.

– Да обращайтесь уж на «ты», я же вижу, как вам некомфортно мне выкать.

– Действительно, каждый раз тянет на «ты» обратиться, но приходится себя окорачивать.

– Вот и договорились, только я к вам по-прежнему буду на «вы» обращаться, мне так комфортнее. Вы всё-таки и старше, и должность у вас серьёзная. А я всего лишь обычный студент.

– Да ты уж свои заслуги не принижай, – хмыкнул Хомяков. – Тоже, скажешь – обычный студент… Обычные студенты двукратными чемпионами страны не становятся и их песни на правительственных концертах не исполняют.

Я осторожно отхлебнул из чашки тёплого чаю – горячий пить опасался из-за заштопанной губы. Вчера только сходили в поликлинику, хирургом оказалась немолодая женщина, после осмотра констатировала, что заживление проходит очень хорошо, и в следующую среду она меня ждёт, чтобы снять швы.

– Может, вам всё-таки чего покрепче? – предложил я, глядя, как гость тоже отпивает из чашки.

– Не надо, а то моя унюхает, скандал ещё закатит. В служебные задания, где приходится выпивать, она у меня почему-то не верит. Да я и сам не большой любитель, мне хороший чай больше по вкусу, чем хорошая водка… Кстати, тебе благодарность от моего руководства. Устная, правда, но передаю.

– За победу на чемпионате?

– Ну это само собой. А благодарность за наблюдательность, проявленную во время поездки в стан потенциального врага. Помнишь Морриса Чайлдса и его спутника? Подробностей сказать не могу, тем более сам в них не посвящён, но твои показания очень пригодились. Молодец!

– Рад, что оказался полезен своей Родине и в таком качестве, – совершенно искренне ответил я.

– Ну а у Полины как дела?

– Да вроде ничего, тьфу-тьфу, работает в филармонии, выступает на правительственных концертах. Недавно из Москонцерта звонили, спрашивали, как она относится к идее перебраться в Москву и работать в их системе? Обещали на первых порах комнату в общежитии. Заманчиво, но Полина пока не хочет никуда уезжать. То есть она бы в Москву уехала, но я-то здесь. Мы вообще жениться по весне собираемся, будет жить тут на законных основаниях. А то она там, я тут – что это за семейная жизнь?! А если дети появятся?

– Всё верно, – согласился Хомяков. – А сам-то не против был бы перебраться в столицу?

– Не знаю, – честно признался я. – С одной стороны, конечно, Москва есть Москва, а с другой – чем Свердловск плох? Свой дом, учёба, гонорары за песни на сберкнижку капают… Не говоря уже о личной жизни. Нет, я не зарекаюсь, возможно, когда-нибудь и переберусь в златоглавую. Но только если это действительно посулит мне какую-то выгоду и не будет стоять ребром квартирный вопрос. Да, вот такой я эгоист.

И я осторожно, чтобы не разошлись швы, улыбнулся.

– Ну да, согласен, здесь у тебя пока всё неплохо складывается. Не то что у Язовских…

– А что с ними, кстати?

– Недавно насчёт старшего как раз делал запрос в систему ГУИТУ[140]. Сообщили, что он отбывает наказание в одном из мордовских лагерей. Ведёт себя примерно, но по его статье на УДО рассчитывать не приходится. По иерархии уголовного мира он шнырь – ну что-то вроде уборщицы. Выполняет всю грязную работу, короче говоря, перевоспитывается.

Что касается младшего, то он осенью был призван в ряды Советской армии, попал в стройбат под Читой. Пытался устроиться в гарнизонную библиотеку, даже участвовал в написании «Боевого листка». Но чего-то там напутал с цитированием классиков марксизма-ленинизма и его снова перевели в родную роту. Через три месяца дезертировал по причине, как он позже говорил, неуставных отношений, был пойман на полпути к Свердловску и сейчас отбывает наказание в дисциплинарном батальоне. Срок – три года. Так что и младший по примеру отца оказался в местах не столь отдалённых. Судьбы обоих теперь, я так думаю, сломаны на долгое время, если не до конца жизни.

– Что ж, каждый человек сам кузнец своего счастья… Или несчастья, – философски заметил я.

– Да уж, – так же задумчиво протянул Виктор Степанович и в следующий миг пристально посмотрел мне в глаза. – А у меня к тебе, Женя, будет одна небольшая просьба. Ты же ведь комсомолец, я даже слышал, хочешь стать кандидатом в члены партии, так?

И это знает… Это я после поездки в Штаты решил подать заявление следом за Вадиком – тот подал сразу после Нового года. Он сумел заручиться рекомендациями двух заслуженных партийцев, его заявление рассмотрела первичная парторганизации института, и вот он уже щеголял билетом кандидата в члены КПСС. Если зарекомендует себя с хорошей стороны, то через год сможет получить билет члена КПСС. То же самое ждало и меня, моё заявление «первичка» должна была рассматривать на следующей неделе.

Интересно, что от меня понадобилось Хомякову? Когда чекист о чём-то просит – это уже не совсем просьба. Надеюсь, он не попросит от меня чего-то невыполнимого, или того, что мне будет претить с моральной точки зрения. Или как минимум помешает стать кандидатом в члены КПСС.

– Что за просьба, Виктор Степанович?

– Да сущий пустяк. Ты же знаешь кое-кого из местных фарцовщиков? – скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Хомяков.