Петр начал мерить зал широкими резкими шагами, то и дело порывисто дергая правой рукой. В этом был весь российский царь. Тесно и тошно ему было в роли старорусского московского царя, который, как сотню лет назад, правил по старинке вместе со своими боярами. Всем своим нутром Петр чувствовал, что настало время меняться. Сейчас Россия должна была или возродиться из пламени войн и испытаний, как феникс, или стать добычей более сильных соседей. Все это будоражащее его волнение вырывалось через нетерпение, порывистость и грубость.
– Все ты правильно сказал! Правильно, Лексашка, – снова и снова повторял Петр. – Нужен нам этот проклятый город, как воздух! Возьмем его, и будет нам место для флота, а там и за Черное море можно побороться. Слышишь, Лексашка?! Не будет сильной России без выхода к морю.
Слушая все это, я мысленно выдыхал скопившееся у меня волнение. «А я трясся как осиновый лист. Думал, меня здесь палач ждет с веревкой или топором. Ха-ха-ха». Действительно, и смех и грех! Я тут переживаю из-за сказанного, а оказывается, взятие Азова – мечта Петра.
– Вижу я, Лексашка, воинской славы ты для себя ищешь, а для Отечества прибытка и пользы. – Петр своими тяжелыми, навыкате глазами выразительно посмотрел на меня. – Я вот что решил… Быть походу на Азов. Быть, так я решил.
Он вновь стал мерить шагами зал, что-то бормоча вполголоса. Дойдя до противоположной стены, где застыли гипсовые статуи греческих богов, Петр резко развернулся и пошел обратно.
– На той седмице еще был у меня разговор с Лефортом и Гордоном про сию кампанию. Отговаривали они меня зело от нее. Говорили, что, подумай мы только об Азове, как за крымчака османы вступятся. С османами же не с руки нам тягаться. Мол, Османское ханство всех своих врагов побивало. На ляхов мне кивали. Я же, Лексашка, так разумею… Побивали крымчаки и османы своих супротивников, потому что без разума те бились. Все норовили людишек поболе на поле брани нагнать. Ваську Голицына вона вспомни, что у Софки в полюбовниках ходил! Людишек собрал видимо-невидимо, а толку с чечевичное зернышко! Все врага своего за дурака держал…
Едва Петр вспомнил про князя Голицына, который два раза безуспешно водил русские войска на Крымское ханство, как я кое-что понял. «По ходу, у паренька тут неслабый комплекс нарисовался. Неужто он пытается доказать, что он лучший правитель, чем его сводная сестра?! Очень похоже. Если возьмет Азов, то сразу же всем носы утрет. Мол, видите, каков я герой? Царевна Софья два раза на крымчаков войной ходила, а я с первого раза им поражение нанес… Эх, Петя, Петя, как же так? А говоришь о высоких материях…» Улыбнувшись про себя, я стал слушать Петра дальше.
Царь, найдя во мне благодарного и, главное, молчаливого слушателя, еще долго рассказывал про будущий поход. Выяснилось, что примерно полторы-две недели назад клан Нарышкиных в лице матери Петра и ее родственников уже говорил с ним о войне с крымчаками за Азов. В черновом варианте был уже даже сверстан план военной кампании, согласно которому наступать следовало двумя армиями. Первая, наибольшая по численности, во главе с боярином Шереметевым должна была наступать на столицу Крымского ханства, оттягивая на себя все силы крымчаков и возможную помощь со стороны Османской империи. По словам Петра, под руку Шереметева отдавалось около 30 тысяч стрельцов и примерно столько же казаков Мазепы. Себе же царь отводил главную роль в этой войне, по всей видимости надеясь снискать все лавры победителя кампании. Два его генерала, Патрик Гордон и Франц Лефорт, должны были возглавить двадцатитысячный корпус, в котором Петр совмещал должности первого бомбардира и фактического руководителя. Начали даже приготовления к походу, о котором царь хотел объявить в самое ближайшее время.
– Токмо, брат Лексашка, забыли они вовсе о флоте. Как без флота, пусть и самого никудышного, такую крепость взять? Я же разумею, казаков на галерах пустить надо по Дону. Пусть они османа гонят прочь от крепости… По вчерашнему твоему слову хочу послать с казаками и твоих морпехов, чтобы османа и крымчака воевать. – Он пытливо заглянул мне в глаза, отслеживая реакцию. – Разумеешь мою придумку? Много ли потребно сих твоих воинов для такой кампании? Крепко думай, Лексашка. Желаю тебе дать свое государево повеление по набору особых воинов для морских кампаний.
Откинувшись на спинку стула, я задумался. Спешка, как известно, нужна лишь при ловле блох. «О-го-го! Наш Петя-то сразу же просек фишку. Хочет новый род войск создать… На носу война со шведами, у которых сильный флот и много береговых крепостей. Здесь морпехи, специально натасканные на абордаж и штурм портовых укреплений, могут сыграть очень важную роль». Петр тоже замолчал, давая мне время собраться с мыслями. «Встать у истоков такого рода войск, как морские пехотинцы, конечно, почетно. Вопрос в другом… Нужно ли это мне? Не помешает ли это моей главной цели – поиску путей домой? Может, плюнуть на все это и заняться изобретательством? Буду потихоньку копить золото, собирать сведения о всяких необычных картинах в Европах и иконах на родине. Пройдусь по купцам и спрошу у них про всякие диковинки. Рано или поздно и выйду на временной портал… Черт, я прямо идеалистическую картину нарисовал! Изобретай, копи монету, а портал сам тебя найдет! Ха-ха-ха! Это я лихо загнул! Спасибо Пете, сейчас наступает такое время, когда каждый, на своей личной шкуре, почувствует, как будет прорубаться окно в Европу. Тут такие щепки и опилки летать будут, что кровью умываться придется».
Видя нарастающее нетерпение царя, я в конце концов подрядился на эту работу.
– Возьмусь, государь. Пусть эта служба по учреждению особых морских воинов трудна, но верю, что много пользы она России принесет, – без тени лукавства сказал я.
В самом конце нашего разговора я посетовал, что сейчас у России начинается великий, но очень трудный период. В ближайшие годы на долю нашего государства и народа должны выпасть такие испытания, что другим достаются лишь раз в тысячелетие. Выстоим ли мы в эту годину?
– Выстоим, Лексашка. Обязательно выстоим. Государство наше с прибытком выйдет из всего, – уверенности Петра можно было только позавидовать. – Всем ворогам по сусалам дадим. Наладим сотни мануфактур. Города, краше европейских, построим. Будет у нас и сильный флот, и армия. Дай только срок, Лексашка. Встанем на ноги, окрепнем немного… Я вот по зиме гонцов в западные страны отправил, чтобы к нам хороших мастеров заманивать. Кузнецов, часовщиков, стекольщиков, кто канаты вяжет… Особливо нам корабелы нужны: капитаны добрые, которые бы и сами в матросах бывали; боцманы, штурманы, матросы, блок-макеры, шлюп-макеры, станошные плотники. Хорошую плату посулил… Эхма, что-то снова отяжелел я. За добрым разговором целый кувшин осилил. Пойду я в нужник.
С последними словами он встал и, слегка покачиваясь, направился к выходу из зала. Проводив его взглядом, я продолжил размышлять. «Странно все это. Я, человек из будущего, верчусь тут, кручусь, а ничего не меняется. История, словно пружина, сжимается до предела и вновь возвращается обратно, расставляя все по своим местам… Снова иностранцев со всей Европы Петр вербовать будет. Потянутся к нам мастеровые, авантюристы и просто никому там не нужные люди за длинным рублем».
Долго еще я жевал эту мысленную жвачку, вспоминая приехавших в Россию известных иностранцев.
«…Помнится, в вузе нам рассказывали, что именно благодаря Петру в Россию на службу приехал Джон Пери, знаменитый английский мастер по прокладке доков и каналов. Его книгой о России и Петре нам препод по истории искусства почти целый семестр тыкал. Мол, будущие искусствоведы и экскурсоводы, читайте книгу Джона Пери, здесь вам и про Англию XVIII века, и про Россию эпохи Петра… Насколько я помню, на службу к Петру приехали десятки тысяч человек самых разных профессий, среди которых, кажется, даже садовники и повара были. Честно говоря, Петя лучше бы именитых скульпторов и художников звал. Сейчас в Европе для них тяжелая пора, и многие, даже настоящие гении резца и кисти, готовы поехать за тысячи километров едва ли не за копейки».
