Однако, дальше стало еще хуже. Видимо, царя развезло окончательно.

— Чта они против нас. Ха! У нас же вот…, — собранными в кучку глазами, Иван Васильевич уставился на кое-как сжатый кулак. — Сила! Тюфяков стенобойных под сотню. Пищаль, почитай, у ежного воина имеется. Твоих мушкетов, княже, сотенки три, а то и поболе возьмем. Осилишь ведь? — последнее было уже не столько вопросом, сколько даже ответов или точнее утверждением. — Осилишь…. Хм, а питие твое знатное. Лучшее той мальвазии, что с Гишпании гости торговые везли. А за него ведь золотом плачено. Пришли-ка, мне исчо…

Когда же Ваня начал окончательно «клевать носом», я позвал слугу его уложить, а сам тихо вышел из опочивальни.

Новость о твердом желании царя начать новую войну, которая, как я припоминал, едва не похоронит царство, мне совсем не понравилась. Раздосадованно поругивая Ваню себе под нос, я быстро несся к себе. «Настоящее дерьмо! Ведь думал, что у меня еще есть время на раскачку. Потихоньку все разведаю, проверю все варианты с картинами и иконами, деньжат заработаю и тогда рвану дальше… А сейчас что? Задница? Когда там война в моей истории должна была начаться, леший его знает. Ване могут так нашептать, что он уже через пару недель начнет войска к границе двигать. Я же окажусь в полной заднице! В полнейшей! Б…ь, по самую макушку! Тогда мне по суше в Европу не пробраться, по морю скорее всего тоже. От пиратов моими придумками не отобьешся… Еще, задуй его ветер, про мушкеты мои вспомнил. Вынь ему и положь две, а то и три сотни винтовок! Совсем что-ли опух?!».

— Не-е-т, пора валить. Валить, — шептал я, то и дело сбиваясь на хрип. — И как можно быстрее, пока границы более или менее мирные. Проклятье, так я вообще могу и не добраться до этой чертовой картины… У-у-у-у!

Добравшись до своей опочивальни, я первым делом закрыл дверь. Нормально так закрыл, здоровенным деревянным засовом. Мне было срочно нужно как — то «обнулиться», как-то забыть про все это навалившееся словно снежный ком «дерьмо». Словом, я решил хорошенько напиться. Благо продуктов своих же экспериментов с алкоголем у меня было более чем достаточно.

— С чего мне начать…, — я начал перебирать батарею небольших, на пол литра, кувшинов с разнообразным содержимым. — Клюква, малина, рябина. Ух, от малиновки-то какой аромат чудесный, — из откупоренного кувшина, действительно, тянуло так, что слюни наворачивались. — Решено, начну с нее.

Не найдя никакой подходящей посуды, я начал пить прямо так. Для начала отхлебнул пару больших глотков.

— Хороша, — от крепости напитка дух перехватило и я выдохнул через мгновение. — Забористая, ароматная… Хотя коньяк лучше.

На голодный желудок в голову дало сразу же. Где — то глубоко в макушке загудело, зашумело, стало как-то хорошо, весело, светло. Захотелось даже сеть чего — нибудь эдакого, военного, маршевого. Правда, вылетевшая мысль о коньяке смешала мне все карты.

— Так, а почему бы и нет, — я глотнул еще раз и, встав с места, пошел в сторону кровати, где прятал ту самую картину Брейгеля. — Сейчас достанем. Момент. Все будет в порядке.

Под алкогольными парами тяга к картине ощущалась еще сильнее и как — то необычнее. Тянуло мягко, спокойно и, кажется, даже ласково. Словно тебя за руку тянул родной, очень близкий тебе, человек. Заулыбавшись, я дал себя подхватить этой волне, прикоснуться ко мне.

— Хорошо-то как, — действительно, на душе было очень хорошо; я буквально таял. — А-а, вот и портал…. Какой красивый… Что же я раньше этого не видел?

К сожалению, это наваждение вскоре исчезло, а из моих рук что-то выпало на пол с странным грохотом. Я наклонился и пьяно стал искать взглядом, что бы это могло быть.

— О! Что же нам Бог интересно послал? — в моих руках оказалась широкая плоская коробочка с пестрыми рисунками и большой надписью на ней — «Цветные карандаши». — Карандаши! А это что такое еще? Краски! Ха-ха-ха! — пьяно рассмеялся я. — А зачем мне краски? Ха — ха — ха!

К этому моменту ликер уже развернулся во мне во всей красе. Язык уже заплетался. Смех раздавался все чаще и чаще. И сознание напрочь отказывалось вспоминать, что этот треклятый набор финских карандашей на 40 с лишним цветов и красок принадлежал моему племяннику, который частенько бывал у меня дома. Но зачем мне нужно было помнить об этом?

— Зачем, зачем? Я же ехать собрался! — логика пьяного начала во всю работать, заставляя мозг выдавать какие — то версии. — Куда ехать? Куда, куда, в Европу! Во! А краски с карандашами мне зачем? Как это зачем? Карта же нужна. Ехать ведь нужно… Да, правильно. Значит, карту будем рисовать…

Не знаю, как других, но меня, пьяного (естественно, не в дрыбаган), почему — то охватывала просто безумная жажда деятельности. Это была какая — то всепоглощающее желание куда — то срочно идти / бежать и что-то срочно делать. Однажды, на корпоративе после полбутылки хорошего французского коньяка я даже умудрился втихую убраться из ресторана и на такси добраться до работы, где благополучно сделал какой-то то ли отчет, то ли доклад. Помню, главное, с утра проснулся у себя дома и о пьяных похождениях толком — то и не помнил. Вот такая нападала на меня напасть.

— О! А вот и бумага, — на глаза мне вдруг попалась растянутая на стене роскошная медвежья шкура с оскаленной башкой, что мне притащил кто — то из дворни.

Дальнейшее было словно в тумане или мираже. Сознание как будто наблюдало за телом со стороны и ни как не вмешивалось. Тело же хотело рисовать много и красиво. Поэтому медвежья шкура была моментально сорвана со стены и расстелена на полу, где заняло почти все свободное место в опочивальне. Судя по размерам шкуры заваленный самец был просто гигантский. Однако, разве трудности когда — то пугали пьяного, которому и «море было по колено».

Через мгновение, вооружившись черным карандашом, который предварительно хорошенько заточен и обслюнявлен, я уже чертил контуры Евразии. Спасибо, работе в салоне и многочисленным заказам на псевдостаринные карты (что греха таить, мне много раз приходилось для богатых клиентов изготавливать эдакие старинные и в тоже время не старинные карты; хороший заработок, хочу вам сказать, изготовление качественной псевдо старинной карты мира, страны или какого-то города), рука моя была хорошо набита на рисование контуров континентов и особенно некоторых стран. С особым удовольствием я рисовал всякие характерные завитушки, узоры, украшая карты. Правда, часто очень часто в орнаментах меня «пробивало» на разного рода фентезятину, что не раз к своему неудовольствие и отмечал хозяин антикварного салона — Самуил Исакович.

Вот и сейчас, я растянулся во весь пол и, что-то бормоча невнятное и несомненно довольно веселое, рисовал. Из под черного грифеля карандаша выходили контуры горных массивов, причудливых изгибов рек, заливов и островов. Вот с севера на юг, от побережья Северного ледовитого океана и до реки Урал в районе Казахстана протянулась огромная горная система в виде десятка разновеликих треугольничков, означавших Уральские горы. После карандаш перескочил на Новую землю, дорисовывая ее извилистую северную часть в Баренцовом море. Дальше начал вырисовываться полуостров Ямал, больше напоминавший не часть целого континента, а здоровенную челюсть черепа доисторического ящера.

В какой — то момент от моего неловкого дергания ногой со стола в рассыпную полетели остальные карандаши. Прилетевший прямо в мои руки синего цвета тут же был пристроен для отрисовки русел рек и зеркала озер. Затем синий карандаш сменил красный, которому тоже нашлась работа по закраске макушки горных хребтов.

И так шаг за шагом, минута за минутой огромная шкура медведя, еще недавно гулявшего на воле, заполнялась сотнями и сотнями линий, черточек и фигурок, которые все вместе образовывали карту России. Правда, изображена там была не та Россия, что при Иване Васильевиче делал робкие шаги на Восток, а та, которая крепко стояла обеими ногами на краях целого континента.

— Вот… А теперь осталось дописать… ская империя, — к счастью, на это у меня уже не осталось сил и сраженное «зеленым змеем» мое тело упало на пол. — Все.