Однако ответом мне были лишь недоуменные мины на лицах, да невнятное и жалостливое бормотание.

— … Да, что ты, милостивец? Якого такого варения? Вот, Великому Государю, медвежатенки его любимой сготовили! В гишпанском вине вымоченная, с луком и чесноком жареная. Любит уж больно он ее, родимый. Завсегда отведает, — с совершенно искреннем недоумением на лице вылупился на меня бородатый мужичок. — Да и господин дохтур говорил, что красное мяско для болезного завсегда полезно, — видит Бог, лучше бы он этго коновала вообще не упоминал. — Пироги вона с грибами тож есть, — второй, что как раз и держал поднос с пирогами, тут же закивал. — Ты, княже, не сумлевайся, грибочки самолично сбирал в лесу.

Мысленно застонав, я хлопнул по плечу одного из стоявших рядом с дверьми в царскую опочивальню рынд.

— Чтобы никто из этих придурков больше не появлялся! С тебя лично спрошу, — тот сразу же нахмурил брови на посеревших слуг. — А вы, кулинары хреновы, ведите в свое царство. Куды, куды, в кухарню, говорю, дорогу показывайте! Сейчас царю будем здоровую еду готовить…

Решил я питанием царя сам заняться. Раз я какое-то время буду рядом с ним находиться, значит, придется готовить самому. «Б…ь! Коновалы! Опять этот докторишка объявился! Нет, его точно сжечь на костре надо! И ведь, какой непотопляемый. Его раз в дерьмо рылом ткнули, потом еще раз, а он все равно плавает. Просто удивительный человек… А эти, мать их, кулинары. Медвежатинки, приготовили. Грибочков насобирали. Черти! Срочно нужно куриного бульончику сварить. Наваристого, с травкой. Куриной грудки можно еще вареной размять, чтобы пожевал немного. Сам же хочу… ролов! Черт, точно, ролов хочу! И борща! Черт, когда же мы на месте будем? Лабиринт, какой-то».

Добирались мы минут шесть какими-то переходами, спусками, коридорами. Перебирались из одной башенки в другую. Ей Богу, сам бы давно уже заблудился и сгинул, наверное, в этих темных коридорах. Наконец, я почувствовал многочисленные ароматы еды, а, значит, мы почти были на месте.

— Ого — го! Да, это не кухарня, а свинарня! — едва окинув глазом представшее мне царство ножа и поварешки — полуподвальное темно помещение с низкими потолками и грязью под ногами. — Кто здесь главный? Стоять! — от моего грозного окрика, а может и от не менее грозного вида, весь народ с кухни брызнул кто-куда. — Того вон ловите! Иса, лови этого хряка!

В углу, между бочкой с квашенной капустой и каким — то мешками, мелькнуло чье-то жирное тело, за которым сразу же бросились мои татары.

— Ну, и кто ты будешь мил человек? — и вот передо мной стоял неимоверной ширины наголо побритый мужичина, кутавшийся в засаленный кафтан и меховую безрукавку. — Чего же у тебя тут как в хлеву? Под ногами грязь с улицы. В углу вон кишки, вроде, бараньи смердят. А это что? — не удержавшись, я отвесил местному кулинару подзатыльник. — Какого черта здесь барбос блохастый делает? А? — от пинка грызущая кость псина тут же заскулила и убежала прочь. — Б…ь, неучи! Акым! — повернулся я молодому парню, что стоял у меня за плечом. — Видишь весь этот свинарник? — тот еще сильнее сузил глаза. — Бери всех этих бездарей и пусть они тут все вылижут до блеска. Чтоб было все чисто! Полы, столы, стены! Отмыть, оттереть все казаны, ложки, очаг. — я ткнул пальцем в огромную закопченную печь. — И рожи, руки пусть ототрут, а то натуральные черти. Чтобы все сверкало, как у кота … А самых нерадивых плетьми можешь угостить. Мы же на рынок сходим. Видит Бог, в этом бедламе ничего не приготовишь!

С этими словами я выскочил через одну из дверей на улицу, где несколько мгновений жадно дышал морозным свежим воздухом. Оказалось, кухня находилась почти в самом подвале одной из многочисленных пристроек к каменным царским палатам. Отсюда до царской опочивальни было идти и идти.

— А теперь на рынок. Ножками, ножками, Иса, а то с этими жеребцами совсем ходить разучимся, — ворчавший телохранитель поправил на поясе саблю и пошел первым; по бокам и позади меня шли остальные мои люди. — Мы мигом, а то Государь проснется и хай до небес поднимет.

С царского двора мы вышли через северные ворота, через которые, как раз, было ближе всего к городскому рынку. Шагать здесь было с полкилометра, не больше. Стрельцы на воротах при виде меня сразу же прекратили протирать спинами столбы, вытянувшись во весь рот. Что-то раньше такого почитания я перед своей особой особо не замечал. Скорее даже наоборот, кое-кто из дворни меня старательно игнорировал.

Правда позабавило меня другое. На дворе, когда я злой и с красным лицом вылетел на воздух, было полно праздно шатающегося народа — и парочка мордастых парней с кухни, «чесавших» лясы с молодухами; и кто-то из псарни, кормящий здоровенных псов; и какой-то коробейник, «толкавший» свой товар; и с пяток крестьян, разгружавших сани с сеном. В тот момент я еще «кипел» от негодования и вокруг особо ничего не замечал: ни мгновенно расползающегося по людям узнавания, ни массового оцепенения, ни последующего бегства. Когда же я обратил внимание на вытянувшихся во «весь фрунт» стрельцов у ворот, то несколько замешкался и недоуменно оглянулся по сторонам… Двор был пуст! На пяти-восьми сотках пространства вообще никого не было! Лишь валялись кем — то брошенные пустые ведра, деревянные вилы возле воза с сеном.

— Нормально, так…, — сразу выдать я смог лишь это. — Слышь, Иса! Давай сюда! — татарин, стоявший уже метрах в десяти, невозмутимо пошел обратно. — Что это такое? Чего все разбежались? Меня что-ли испугались? Б…ь!

Честно говоря, за последние несколько дней я вообще из дворца не выходил. По-хорошему, мой дом ограничивался лишь царской опочивальней, моей каморкой по-соседству и, собственно, сортиром. Поэтому творившееся за границами этого мирка мне особо — то и известно не было. «Неслабо девки пляшут, если снизу посмотреть! Я-то, оказывается, вон кем стал за эти пару с небольшим дней! И боярином, и царским сродственником, и душеприказчиком! И земель-то мне немеряно пожаловали, и злато-серебра отсыпали немеряно! Мать их за ногу! И жену мне уже царь самолично сыскал из самого знатного боярского рода! И царь мол слушает тебя во всем! Приехал, Б…ь! Теперь, как пить дать, отравят. ОТРАВЯТ! Не-ет, надо валить в церковь. Срочно, к иконе… Да, это оказывается еще не все…».

— Еще, хан, сказывают, что якшаешься ты со злыми духами, — продолжал Иса, не замечая, как я на глазах меняюсь лицом. — Мол только богомерзкому чернокнижнику под силу утопшего воскресить. Ден пару назад, слыхивал, как говорили, что кажный день пьешь ты колдовское черное зелье для мужской силы и после всех честных женок бесчестишь. Этим же зельем и царя, мол, опаиваешь.

«Ни черта себе! Чернокнижник! Зелье! Б…ь, для мужской силы? Как? Кого я обесчестил? Кого? Покажите хоть одну девицу? Было-то пару раз, как говориться, по обоюдному согласию… Опять, обвинение в колдовстве! Что за дерьмо такое?! Вроде все разрешилось, и тут опять! Специально гадит что ли кто-то… А что врагов теперь у меня море. Кто же этот, падла? Убил бы, этого хитроумного урода. Иезуитские хитрости какие-то». Идя в сторону рынка, я от возмущения даже дорогу толком не различал. Ноги словно автоматом, сами собой переставлялись.

— И в идолов языческих, мол, веруешь, — не прекращал Иса. — Что околдовал ты урусутского коназа…

Эти обвинения были смешными. В них ни на грамм не было правды! Однако, я прекрасно понимал, что правда сейчас нужна лишь мне. Остальным, же довольно и этого. «Линчуют, как есть, линчуют. Поди уже и веревку готовят. Хотя, сейчас это не в моде. Бошку просто отрубят или вон псами затравят… Б…ь! Что за дерьмо мне в голову лезет! Сейчас, главное Вани держаться надо! Ваня — это мой спасательный круг! Короче, на ноги его срочно ставить надо, а потом в соборе креститься и досвидос!».

Решив это, я пошел быстрее. За нарядными теремами и глухими заборами, еще не были видны деревянные прилавки рынка, но все его запахи уже будоражили мой голодный желудок. Тянуло и жареными пирожками, и душистой похлебкой, ароматных хрустящим хлебом. Ко всему этому примешивался и тяжелый душок соленой рыбы. Через сотню шагов нам уже пришлось обходить многочисленные тянущиеся возы с товаром, орущих друг на друга их возниц, десятки попрошаек и нищих.