— Я не хочу сделать Яре больно, — ответил Григорий, и отчасти Настя была благодарна ему за то, что он все еще говорил по делу, а не стал реагировать на ее бурный монолог.

Она хмыкнула:

— А как я не хочу, чтобы ты делал ей больно. Но ты уже делаешь. Вам надо поговорить нормально. Без оглядки на Сокола, на твой неудавшийся брак, на ее молодость…

— Так нельзя…

— Да только так и можно. Разумеется, все это потом выстрелит, но сейчас вы хотя бы будете понимать, чего хотите друг от друга.

— А если она ошиблась? Если ей только кажется, что она влюблена? То что потом?

— Ну так значит пока и не делай ничего такого, в чем бы вам обоим пришлось раскаиваться, — нахмурилась Настя. — Что ты, маленький что ли, что я тебе объясняю?

— Я бы не стал…

— Да хватит уже! — перебила Настя и выкинула недокуренную сигарету в урну. — Просто поговори с ней, и все. Но Гриш… Я взрослый человек, я все понимаю, всякое в жизни бывает: люди сходятся, пробуют, расходятся… Только я прошу тебя, не играй с ней.

— Хорошего же ты обо мне мнения.

— Была бы плохого, не сидела бы здесь сейчас. Гриш, она же ребенок еще.

— Это меня и пугает.

— Меня тоже… Но все мы были детьми до определенного момента. Мы с Финистом можем запереть ее дома и держать там до старости, но это вряд ли поможет ей повзрослеть. И уж точно не сделает ее счастливой. И потом, так я хотя бы буду знать, что она с тобой, а с тобой она в безопасности.

— Это именно то, что я всегда мечтал услышать от будущей тещи.

Настя засмеялась.

— Тебе до моего зятя еще как минимум разговор с Ярой. И с Финистом потом. Но я даю тебе свое материнское благословение. Так что давай, звони ей. У нее сегодня пары до пяти, встретьтесь и расставьте все точки над «i». А Финиста, так и быть, я возьму на себя. Но если вдруг пришлю сообщение со словами «код красный», линяй из города, — она невесело усмехнулась. — Шутка. Надеюсь…

5.

— Я дома! — крикнул из прихожей Финист.

Настя вышла к нему, прислонилась к стене, наблюдая, как он раздевается.

— Тихо как-то у нас, — заметил он, снимая пуховик. — Яра вернулась?

— Нет.

— Поздно уже, — нахмурился Сокол. — Ты звонила?

— Она у Григория, — честно ответила Настя.

Финист как расшнуровывал ботинок, так и застыл. Поднял на нее глаза.

— Ты сплела заговор за моей спиной? — поинтересовался он.

Иногда это становилось невыносимо: то, как быстро он узнавал о ней все. Может быть это была единственная причина, по которой она до сих пор иногда курила: просто чтобы было хоть что-то, чего бы он о ней не знал.

— Да, — ответила Настя. — Я проделала неплохую работу, а весь куш сорвут эти двое идиотов. Если, конечно, все не испортят.

— Ты уверена? — спросил Сокол.

Отвратительный это был вопрос. Если жизнь чему и научила Настю, то это тому, что мало в чем можно быть уверенной. Ну, и еще, что завтра может не настать, поэтому надо спешить жить. И любить.

И Настя кивнула. Финист оставил в покое ботинок и сел на банкетку.

— Но если он… — начал было Сокол, но она покачала головой.

— Ты семнадцать лет твердил мне, что с ним она в безопасности. Что изменилось?

— До этого он ее не целовал.

— Финист, — Настя опустилась рядом с ним, прислонилась к его плечу. Он вернулся из тренажерного зала, и ему явно нужно было в душ, но Насте нравилось, как он пахнет. — Просто поверь мне, на данный момент он оставит все решения за ней и не сделает ничего такого, о чем она бы потом могла пожалеть. Иначе бы я всего этого не допустила. Все-таки она моя дочь.

— Ты так спокойна.

— Спокойна? — переспросила Настя. — О, я не спокойна. Я вообще в ужасе, потому что если они попробуют, и у них ничего не получится, то это будет катастрофа для всех нас. Но это ее жизнь.

Финист потер ладонями лицо.

— Когда я просил у тебя дочь, я как-то не думал о том, что она вырастет, и мы столкнемся вот с этим всем… Мне хотелось, ну, знаешь, этакую маленькую тебя, которая станет обнимать меня пухлыми ладошками и утверждать, что любит.

Настя засмеялась.

— А в результате мы получили гремучую смесь, на фоне которой все наши трое сыновей — сущие ангелы. Ладно, давай искать в этой ситуации плюсы.

— А такие могут быть? — нахмурился Сокол.

— Ну, как посмотреть, — Настя соскользнула с банкетки на пол и стала расшнуровывать мужу ботинки. — Есть вероятность, что мы снова останемся вдвоем и сможем жить в свое удовольствие, ни в чем себя не ограничивая.

Она сняла с него ботинки, сложила руки ему на колени и положила на них подбородок, подняла глаза. Сокол внимательно смотрел на нее. Помолчал немного, потом выдал многозначительно:

— Хм.

И взгляд его просветлел.

— Никаких утренних столкновений из-за ванной?

— Не-а, — помотала головой Настя.

— И никаких зубодерильных звуков из ее комнаты, которые она по ошибке принимает за музыку?

— Угу.

— И она больше не станет воровать мои орешки и сухарики к пиву?

— Ага.

— И можно будет заниматься сексом в любом месте и не только глубокой ночью?

— Да-а. И я даже исполню твою давнюю мечту и стану ходить по квартире голой.

— Грач, значит, — протянул он. — А знаешь, пусть забирает. Уф, что-то аж от сердца отлегло.

Настя засмеялась и поднялась с колен.

— Иди в душ, а потом я накормлю тебя.

Сокол поднялся следом, поймал ее за талию.

— Боюсь, одним ужином мой голод не утолить, — ответил он и притянул ее ближе, — пойдем со мной.

Настя покачала головой, мягко, но твердо отстраняясь.

— Я голодна и немного устала. Но обещаю, что после ужина я что-нибудь придумаю, и ты насытишься.

Она легко поцеловала его в губы, высвободилась и пошла на кухню. Там уперлась руками в спинку стула и застыла.

Финиста она успокоила. Ее бы кто успокоил.

В первом часу ночи, когда Сокол давно спал, а Настя никак не могла устроиться, завибрировал, оповещая о пришедшем сообщении, телефон. Настя разблокировала экран.

«Все хорошо. Спит. С утра привезу. Спасибо.»

«Ну хоть кто-то в этой ситуации сохраняет рассудок», — подумала она, закрывая глаза.

6.

— Привет, — выдавил Грач, открыв Яре дверь.

Он помялся на пороге, потом опомнился и отошел в сторону, освобождая ей путь.

— Проходи.

Любопытство, которое испытывала Яра, входя в его квартиру, затмевало даже нервозность от предстоящего разговора. Она еще ни разу здесь не была и жадно хватанула взглядом окружающее пространство, желая запомнить, запечатлеть, увидеть то, что расскажет ей про Григория больше, чем она знала. Однако реальность разочаровала. Это была студия квадратов в тридцать, и выглядела она так, будто Грач въехал в нее месяц назад и еще не успел обжиться. Хотя Яра точно знала, что он живет здесь последние пять лет.

В углу комнаты расположилась самая обыкновенная двуспальная кровать без изголовья. Заправленная. Рядом с кроватью стояла тумбочка, на которой ютился пустой аквариум. У другой стены красовался первозданной нетронутостью кухонный гарнитур. Были еще стол и стул. На этом мебель закончилась. Не было ни телевизора, ни стереосистемы. На столе лежал ноутбук, на подоконнике стояло радио. А так, холодильник да микроволновка. Яра поискала и не нашла чайник, вместо него на плите стояла маленькая кастрюлька. Два имеющихся окна казались совсем голыми в отсутствии штор. Обои были самые обыкновенные, светло бежевые, явно оставшиеся здесь со времен сдачи квартиры.

— Не знала, что ты любитель минимализма, — удивлённо подняла брови она.

Григорий смущенно переступил с ноги на ногу.

— Серьезно, у тебя в кабинете больше личных вещей, — возмутилась Яра.

— Когда твой отец говорит, что я женат на работе, он не преувеличивает, — поморщился Грач.

— Мне жаль Егора, — кивнула Яра на пустой аквариум.