– Точно не завтра, – перебил Кощей. – И даже не в этом месяце. Успокойся. Это все нужно обдумать, и я еще не сказал, что согласен. Поэтому хватит бояться, что я прямо сейчас заверну тебя в одеяло, закину на плечо и совершу променад через зазеркалье. Нет.

Василиса почувствовала, как отлегло от сердца. Где-то глубоко внутри она действительно боялась, что Кощей именно так и сделает. А с другой стороны, ей отчасти хотелось этого – чтобы она не успела передумать и пожалеть о своем предложении еще здесь и – не дай боги – не пошла на попятную.

– Ты что-то еще хотела мне сказать? – спросил он.

Она покачала головой.

– Нет. Теперь твоя очередь.

– Пожалуй, я пока воздержусь, – вздохнул Кощей, пальцами прошелся по ее предплечью, огладил плечо, задержался на шее и убрал назад выбившиеся волосы. – Для начала мне нужно обдумать твое предложение, а это займет время. И раз уж мы оба не хотим спать, и ты уверяешь, что все еще любишь меня, а я не держал тебя в руках целый месяц…

Он резко развернулся, подминая ее под себя, и Василиса наткнулась на его ищущий взгляд, горящий просьбой. Кощей мог сколько угодно скрывать это от себя, но Василиса знала, что он хочет услышать. Более того, сейчас она могла сказать больше.

– Я люблю тебя, – прошептала она. – Люблю. Несмотря ни на что. Ты мой. И на той поляне… Ты боялся за меня и боялся потерять меня, и твоя душа рвалась ко мне… Если это не любовь… Не знаю… Мне все равно. Мне этого достаточно.

Она приподнялась и поцеловала его в нос.

– Ты большой и страшный царь Нави, великий колдун, победитель богатырей, владелец меча Кладенца, ты – Кощей Бессмертный. А я просто девчонка, которая подглядывала за тобой в щель между бревен в подполе у Яги. Мне нравился твой конь, ведь я тогда понятия не имела, каким безумным он может быть во время скачки. И я понятия не имела, куда нас с тобой все это приведет. Но я рада… нет, я счастлива, что привело. Я счастлива, что я сейчас в твоем доме и что это и мой дом, что я в твоей постели, с тобой, что я твоя жена, что я твоя. И я хочу, чтобы это так и оставалось и чтобы ты тоже был счастлив. Поэтому я прошу тебя…

Кощей приложил палец к ее губам.

– Я сказал, пока довольно об этом. – Он погладил ее по щеке и произнес почти по слогам: – Ты невозможная. И не думай, что ты такая уж обыкновенная. Видела б ты себя там…

Василиса вздохнула.

– И это пугает меня, – призналась она. – То, что такая я понравилась тебе больше. А что, если тебе станет меня мало? Мало моей силы, моей красоты, всего… Уже совсем скоро я начну стареть. Мы оба это знаем, что тогда?

– Нет, нет… – Кощей погладил ее по голове. – Мне никогда не будет тебя мало. Дело не в силе и не во внешности. Дело в самой тебе. Ты как… как свеча. Я подумал об этом давно. Знаешь, так бывает, заблудишься зимой в пургу и думаешь, уже все, и тут видишь огонек вдали и понимаешь – там изба, там тепло, там спасение. Ты этот огонек. Ты мое спасение. Ты можешь совсем лишиться сил, это ничего не изменит. Не думай так, пожалуйста. И не думай, что я так легко сдамся и отпущу тебя. Я обязательно что-нибудь придумаю. Я не могу тебя потерять. Если ты погаснешь, я заблужусь окончательно…

Василиса шмыгнула носом и только тут поняла, что у нее по щекам текут слезы.

– Ну вот, – прошептала она, – подушку тебе намочила…

Кощей вырвал ни в чем не повинную подушку из-под ее головы и отбросил в сторону. И наконец поцеловал.

На этот поцелуй Василиса ответила уже в полной мере.

Порог Конторы на следующее утро Василиса переступила, будучи почти спокойной. Она бы с удовольствием осталась дома и не выпускала из него Кощея еще минимум неделю, но уже в шесть тридцать утра он подскочил по будильнику (будто бы они не легли наконец спать буквально за два часа до этого) и отправился кормить собак и собираться на работу. Кощей настаивал на том, чтобы она не ходила на работу и отдохнула, но Василиса решила иначе: сидеть дома в одиночестве она сейчас бы точно не смогла. Нужно было отвлечься.

С утра ее решение уйти с Кощеем в Навь напугало ее, но она все так же была уверена, что оно единственно верное.

За этими размышлениями на входе в Контору ее и поймал Баюн.

– Кощеева! – рявкнул он вместо приветствия, да так, что Василиса подпрыгнула. – Рад, что ты в порядке и решила не отсиживаться за спиной мужа. У нас пополнение, как раз по твоей части, идем.

Пытаясь сообразить, о чем может идти речь, Василиса послушно проследовала за начальником в его кабинет. Там обнаружился Сокол – он сидел за столом Баюна и выглядел неважно и помято, будто тоже всю ночь не спал, но по каким-то менее приятным причинам. Стакан с водой он сжимал так, словно тот был спасательным кругом в бушующем океане. А еще там был… Василиса замерла на пороге. Свет падал из окна, освещая затянутую в льняную рубаху спину юноши и его пшеничные волосы чуть ниже плеч. Сердце пропустило удар. Она протянула руку, готовая позвать, но…

– Знакомься, Василиса, Елисей, – представил его Баюн.

Юноша обернулся, и наваждение спало. Разумеется, это не мог быть ее сын. Тому сейчас было около сорока, он был суровым взрослым мужчиной, в котором она порой с трудом угадывала знакомые черты. И тем не менее на мгновение Василиса поверила. Наверное, что-то отразилось в ее лице, потому что Баюн внимательно посмотрел на нее и хмыкнул, но, хвала богам, не стал задавать вопросов.

Кощей был прав: ей стоило остаться дома. Когда она уже научится его слушаться?

– Елисей, это Василиса Петровна, наш специалист по адаптации. Она ответит на твои вопросы об этом мире, если таковые возникнут. Сокол, твой вердикт.

Сокол тяжело вздохнул, и Василиса, еще раз внимательно приглядевшись к нему, поняла, что у него похмелье. Это открытие вызвало новое потрясение: по заверениям Насти, он отлично знал свою меру и серьезно к ней относился. Насте Василиса верила. Значит, решила она, все из-за вчерашнего. И ощутила новый приступ вины, но пообещала себе, что обязательно извинится еще раз и еще… Будет просить о прощении до тех пор, пока ее совесть хоть чуть-чуть не угомонится. В конце концов, Василиса прекрасно понимала: извинения не исправят то, что она натворила, и все это в большей степени нужно ей самой, чтобы заглушить вину. О том, как теперь смотреть в глаза Насте, она старалась не думать. Но благодаря Соколу они все остались живы. Не приди он на помощь, Марья бы не выронила цветок и Василиса бы сейчас здесь не стояла. Никто бы не стоял.

– В общем, так, – наконец сказал Сокол, и все замерли, готовясь услышать решение.

Но вместо того чтобы огласить его, глава Отдела магической безопасности осушил стакан и повел над ним рукой, наполняя заново. Воды в стоящем рядом графине при этом убавилось, как, судя по всему, и уважения со стороны молодца Елисея, который смотрел на Финиста со смесью недоверия и ужаса, пока еще не успевшего перерасти в омерзение, но уже близко к тому подошедшего.

– В общем, так, – повторил Сокол, – для Отдела он не годится. Прости, парень, я не сомневаюсь, что ты отлично сражаешься на мечах, но мы тут это редко делаем, нам чаще пригождается владение магией, а ты, уж не в обиду сказано, человек.

– Не в обиду! – задохнулся паренек. – Да это… это… дис-кри-ми-на-ция! Вот что это такое! На Буяне меня предупреждали! Да, я человек! И горжусь этим! Я многое умею! И готов это доказать!

– Не сомневаюсь, – отстраненно кивнул Сокол, явно думая при этом о чем-то своем. – Но я несу ответственность за тех, кто идет за мной, и должен быть уверен в них. И в том, что в нужный момент они без лишних вопросов выполнят приказ, тоже. При Отделе есть Академия боевых магов, но без силы тебе там будет сложно. Впрочем, если хочешь себя испытать и показать… Срок обучения – четыре года.

– Четыре года? – неверяще прошептал Елисей.

– И кто тут был готов что-то доказывать? – поморщился Сокол. – В общем, я свое слово сказал, а теперь мне надо идти, работы много.