Вторая часть приватной беседы затронула предстоящий чемпионат Союза в Донецке. У грузин шла смена поколений, и шла не очень хорошо. Армяне, наоборот, приготовили к украинскому турниру неплохую сборную республики, объективно — сильную. Особенно выделялся Серж Варданян, выделывавший на ринге и около него нечто несусветное. Похоже, набрался не лучшего у западного профессионального бокса и вёл себя соответственно. Получал кучу предупреждений и на ринге, и вне ринга, судьи снимали с него очки практически в каждом бою, но он продолжал выступать и выигрывал, большинство боёв закончил нокаутом.

— Резо! Вашего боксёра я не пропущу, извини, на договорняк не соглашусь. А Варданяна пора остановить. Рано или поздно мы с ним в Донецке пересечёмся.

— Как Стывенсона?

— Ну зачем… Хулиган, но всё же советский человек. Обойдёмся без увечий. С остальными же ребятами — посмотрю. Отберу двух-трёх самых перспективных, уговорю Когана позаниматься с ними, сам поработаю. За две недели мастера не слепишь, но хоть что-то подтяну.

Грузин благодарил, уверял: предложение на переезд к ним бессрочное. В том числе, когда закончу турниры и перейду на тренерскую.

Конечно, он не знал, что любая моя заграничная поездка дальше Польши-Чехословакии-Венгрии ставит крест на любых планах, даже грузинских. Чёрная туча вынужденной и преждевременной эмиграции с каждым месяцем приближалась неумолимо.

Об этом заговорила Вика, едва я разгрузил баул с подарками и покупками из Грузии.

— Не верю, что Советский Союз развалится, и нам придётся бежать. Смотри! Здесь всё хорошо, нам ничто не угрожает. Даже папа, думаю, смягчится. Были на Пулихова, он в таком восторге от Машеньки! Не будет вечно дуться на её отца.

Мы стояли на кухне, и я едва не выпустил из рук плетёную бутыль с вином.

— Ты обсуждала с ними…

— Конечно! Вопрос важный. Конечно же, не сказала, что услышала это от тебя.

— Будто не догадались.

— Валера! Ну что ты…

Она включила самую неотразимую улыбку, положила мне руку на грудь, как тут сердиться?

— Возможно, это была самая неприятная твоя ошибка за время нашего знакомства. Больше тебе ничего не буду рассказывать. Пожалуй, только одно: Брежнев не доживёт до зимы, впрочем, об этом многие и так догадываются. Его преемник найдёт государственные дела в расстройстве, попробует исправить насаждением дисциплины, но сделает только хуже. А там — покатится. Если снова расскажешь родителям, Ольге или кому-то ещё, будем разговаривать только о дочке, грибах и балете.

Она опечалилась, не знаю, от чего больше — от выволочки за длинный язык или от пророчества, что уютный мирок скоро разлетится под ураганным ветром перемен.

Чисто внешне всё было в порядке, наступило лето, лучшая пора в Ждановичах, особенно когда дом стоит недалеко от водохранилища да в сосновом лесу. Ольга и тёща наезжали к нам очень часто. Заглядывала и ма, которую образ жизни без грядок и сада, когда не нужно корячиться в огороде попой вверх, но на столе всё есть натуральное, благо рядом деревня, привлекал больше, чем батрачество на шести сотках в Крыжовке. Женщины, находящиеся тут в ассортименте, избавляли кормильца от необходимости ночных подъёмов к ребёнку, поэтому в семь утра, вполне выспавшийся, я брал Рекса и заряжал обычный десятикилометровый кросс по побережью водохранилища, заканчивая его, правда, уже не у турника, где познакомился с будущей женой, а дома, где мини-спортзал на шестьдесят квадратов и открытая площадка среди сосен были оборудованы куда лучше.

— Вдруг тебя уведут! — однажды горестно вздохнула Вика, когда я растирался полотенцем после душа. — Когда знакомились, ты был тощий, жилистый. Сейчас весь в мускулах, как Аполлон скульптурный. Хоть натурщиком подрабатывай. Что ты смеёшься?

Я подхватил её на руки.

— Знаешь, как приятно, когда Аполлоном тебя называет любимая женщина? Тем более, не такой уж я красавец. Да, накачался. Не запускаю жирок на тело, хоть в моей категории нет потолка, наедай хоть полтора центнера. Но мне так легче двигаться. И это я всегда боялся, что тебя уведут. Даже с ребёнком в виде прицепа. Самая красивая девушка города, если не всей республики! Вернусь из Донецка, выведу тебя в люди, засиделась с Машей. А исполнится ей хотя бы год, начну возить тебя с собой, посмотришь мир.

Улыбка погасла. Боюсь, в каждую загранку будет теперь провожать с мыслями — вернусь ли. Тем более однажды её нехорошие предчувствия сбудутся.

Но Украина ни разу не заграница. Тем более восточная, где в восемьдесят втором говорят только по-русски. А жарко в июле — бескомпромиссно.

Климат виноват или что, до полуфиналов, кроме меня, дотянул всего один белорус — минчанин Игорь Шарапов из Минска. Грузины срезались все ещё раньше, в том числе тренированные нами с Коганом. А вот армяне наступали как Наполеон под Бородино, в финал прорвались сразу четверо, включая того самого Варданяна.

Учитывая заметный вес советского любительского бокса в мировом, на чемпионат СССР приехало довольно много иностранных журналистов, и не только из соцстран. Я привык, а Серж Варданян, впервые узревший подобный интерес к своей персоне, выпендривался как мог. Хамил при случае, будто он представитель не древней культурной нации, а едва слезший с дерева дикарь.

На взвешивании перед финалом, у супертяжей оно достаточно формальное, лимита нет, придурок выкрикнул в мою сторону, работая на публику:

— Я твою маму имел!

Вместо «имел», разумеется, прозвучало похабное матерное слово.

— Ей пятьдесят. Молодые не дают?

Он спрыгнул с весов и как был, босиком и в плавках, бросился ко мне, высоко подняв кулаки.

— Убью!

Я остановил его коротким мае-гери в солнечное сплетение. Наверняка же знал, придурок, что я ещё и мастер спорта СССР по боевому самбо, но не смотрел на ноги. Свалился, замолотил руками по полу, продолжая орать «убью», его тренеры бросились к судьям с требованием моей дисквалификации, Коган не растерялся и элементарно вызвал милицию с первого этажа спорткомплекса: боксёр-тяжеловес вне ринга бросился на будущего соперника, угрожая убийством. Поскольку свидетелей — десятки, сверкали вспышки фотоаппаратов, Варданяну угрожало минимум пятнадцать суток за хулиганство, сколько бы армяне не предлагали ментам. Коган отказался писать заявление, только когда противная сторона отозвала обращение к судейской коллегии.

Мне шепнул перед боем:

— Не ломай ему челюсть как Стивенсону. Правда, этого ненормального мне не жалко.

— Мне тоже.

— Он идиот и непредсказуем. С ним всё что угодно может произойти. Будь предельно осторожен.

По команде «бокс» Варданян бросился на меня как прыгун в воду сигает в реку — вытянув обе руки вперёд. Выше на полголовы и килограмм на двадцать тяжелее, стиснул, не давая пробить апперкот в корпус, затем чрезвычайно чувствительно заехал по обеим почкам.

— Брэк! Брэк!!! — крикнул судья.

Он сделал полшага назад, согнулся и жесточайше боднул меня в лицо, из рассечённой брови потекла кровь. Судья сделал всего лишь замечание за опасное движение головой, я кинулся к своему углу. Ким прижал к моей физиономии полотенце и злобно прошептал:

— Давай сниматься. Судья куплен. Варданян будет делать всё, что захочет.

— Нет, только то, что я позволю.

Доктор разрешил продолжать, и я вернулся в центр ринга. Армянин радостно скалился и при первой возможности кинулся в атаку, обрушив град ударов. Как только я закрыл голову, снова навалился, удары посыпались по затылку. Рефери, наверно, что-то разглядывал у себя в пупке, ни на что не реагируя.

От тяжёлых оплеух по почкам и в затылок дыхание сбилось, из глаз сыпались искры. Стоило мне сунуть ему в пузо, судья рявкнул «стоп» и вынес мне предупреждение за удар ниже пояса. Пригрозил остановить бой и дисквалифицировать. Меня, а не длинного урода!

До гонга я ничего не смог предпринять. Серж колотил открытой перчаткой, снова по затылку и по почкам. Разве что в яйца не бил, слишком высокий. Главное, я не допустил ударов по бровям, ранка прихватилась.