Всё как в соревновательном бою. Только без объявлений по матюгальнику «в синем углу ринга…», да судьи в обычных спортивках, не в белом. Мы оба без шлемов, по-взрослому. Блямкнул гонг, команда «бокс».

Двигаясь короткими прыжками и обозревая Федю Соломахина, в быту, наверно, очень неплохого парня, но сейчас намеревавшегося сделать из меня отбивную, думал: насколько всё же мне не хватает опыта. Никакой цигун, книжки, медитации, тренерские наставления и спарринги с товарищами по команде не заменят этих минут, когда меж своих перчаток видишь типа, значительно превосходящего классом всех прежних противников. Двигался он изумительно правильно, так, как пытался научить меня Коган, лёгкими аккуратными прыжками, академически точно держал руки в защите. Атаковал первым, разведывательно, короткими сериями в два-три удара — джеб-хук-джеб. Что неожиданно, ни в лице, ни в движениях не проскальзывало высокомерия, превосходства по отношению к салаге-юниору. Знал, что могу и завалить, соблюдал осторожность, сразу закрывался после выпадов.

Первая контратака. Ожидая, что после джеба левой последует удар правой, сделал сайд-степ, уходя с линии огня, и долбанул левым кроссом. Но парень просчитал такой вариант и, закрывшись плечом, чтоб моя перчатка только скользнула, всадил мощный оверхэнд, достигший цели.

Были бы мозги, было бы сотрясение? А, семь бед — один ответ, я кинулся на лейтенанта и сцепился с ним в объятиях. Распространённая тактика, тем более вешу пятьдесят один при росте меньше метра семидесяти, он — совсем тощий как велосипед, соответственно чуть выше и длиннорукий. Связал его движения, выиграв драгоценные секунды, чтоб в голове перестали чирикать воробьи. Потом отступил по команде «брэк».

Что мы имеем, кроме слегка битой физиономии? Соломахин способен быстро прервать домашнюю заготовку. Оверхэнд — да, хорош, особенно если бить низкорослого соперника поверх его рук, закрыться сложно. А если поднырнуть?

Его перчатка шваркнула мне по макушке, вторая рука изготовилась добить, когда я провёл джолт правой в корпус. Вложил нормально так в кулак порцию Ци, уверенный, что попаду. Отступил на шаг.

В глазах лейтенанта изумление, ужас от того, что не может вздохнуть. Знаю, когда прилетит по селезёнке, каждый глоток воздуха даётся, словно на грудь наступил слон. Это как при перегрузке в девять «же» в кабине истребителя.

Я достал капу.

— Судья, мне добить его нахрен или пусть отдышится?

Рефери, опомнившись, открыл счёт. На цифре «восемь» Соломахин вернулся в стойку и поднял перчатки к лицу, но ежу понятно: не боец. Просто задавлю его темпом и градом ударов, что-то из них найдёт дорогу к его субтильному тельцу.

— Достаточно! — пророкотал генерал-майор. — Возможно, брестский спортсмен сегодня не в лучшей форме. Но минский вундеркинд доказал мне, что справится. Есть мнение допустить Матюшевича к первенству города. Возражений нет? Боксёры! Пожмите друг другу руки и отправляйтесь в раздевалку.

Мы, слушая начальственный спич, стояли в стойке, но не лупасили один одного. После приговора я миролюбиво хлопнул Соломахина по перчатке и полез с ринга.

— Всего один пропущенный удар в пузо, и плакала минская прописка вместе со служебной квартирой, — едко заметил Ботвинник. — Такая селяви.

— Нормально? — проявил заботу Коган. — Разок крепко пропустил.

— Зато понял, на что противник способен. Тренер, просто для меня чемпионат Минска начался не с одной шестнадцатой, как у всех, а с одной тридцать второй. Главные встречи впереди. Или одни неприятности впереди из-за того, что не сдриснул в кусты?

— Шансы фифти-фифти, — прикинул Ботя, он, как и мой тренер, не раз попадал в двусмысленные ситуации с учениками. — Парень блатной, ты сам понял. Ну, нажили недоброжелателей. Спасибо, что не уложил его совсем, как того в полуфинале в Риге.

Упс… Каюсь. Переборщил. Судья, не привыкший к нокдаунам в детских поединках, не успел вякнуть «стоп», когда эстонец потерял ориентацию в пространстве, и я от души тюкнул его в открывшуюся челюсть. Врач, нашатырь, носилки. Зря, не надо так было.

— Теперь поздно жалеть. И пограничника, и горячего эстонского парня.

Между прочим, рубеж в двадцать один год даёт неплохой шанс выходить до него только против юниоров, а там и закончить карьеру, не рискуя здоровьем в жёстком взрослом мире. Позанимался спортом — становись физкультурником, сдавай нормы ГТО, играй в футбол во дворе. Бокс после двадцати одного — удел профессионалов, прикрывающихся любительским положением.

Я проложил себе путь на взрослый ринг, обладая подростковым телом… которое упорно отказывалось расти дальше. Сто семьдесят сантиметров, и это практически предел. За квартал, возможно, прибавил миллиметра три-четыре, если не выдаю желаемое за действительное. Скорее всего, просто ошибка измерения.

На школьных уроках физкультуры я по-прежнему любимец учителя, светоч и образец. Но при построении по росту, раньше обретавшийся ближе к первым номерам, с каждым месяцам скатываюсь дальше к хвосту.

Заказать новейшие научные исследования у пришельца не выйдет, он совершенно забил на меня болт, если таковой орган у него имеется. Поэтому сам, сам, на местном уровне науки. Выдоил через отца читательский билет в библиотеку университета, забрался в картотеку биофака и принялся искать, какой агрегат моего организма препятствует удлинению костей.

Получил стопку книг, по увлекательности немного проигрывающих телефонному справочнику.

«Пять генов гормона роста расположены в соседних локусах семнадцатой хромосомы. Они имеют высокую степень гомологии, возникнув в результате дупликации предкового гена. Два из них дают две основные изоформы гормона роста, одна из которых синтезируется в основном в гипофизе, а другая — в клетках синцитиотрофобласта плаценты. Альтернативный сплайсинг увеличивает число изоформ и предполагает возможность их специализации в воздействии на разные ткани. В крови присутствуют несколько изоформ…»

Эти нетленные мысли, почерпнутые из учебника, перекликались с содержанием монографий, авторы которых спорили, содержит ли главная изоформа сто девяносто одну аминокислоту или всего лишь сто девяносто.

Короче, я ни черта не понял, как мне раскачать выработку соматотропина, отвечающего за удлинение трубчатых костей. Чего-то не хватает в гипофизе, я смутно представляю его назначение и местоположение. А ещё уверен: стоит вмешаться в тончайшие регулировки этого биокомпьютера, и никакая демоническая регенерация не вернёт организм к заводским настройкам, потерянным навсегда.

«Умные» книжки убеждали: поезд уходит. Как только рост застопорится совсем, его никак не перезапустить.

С одной стороны, пробиваться на профессиональный ринг, увеличив вес за счёт мышечной массы не более чем на шесть-восемь килограмм, безопаснее. Куда рискованнее найти способ вытянуться свыше метра восьмидесяти и приблизиться к тяжам. Там получить на орехи можно куда сильнее, чем в лёгких и средних категориях, а скорость восстановления и энергетика Ци останутся прежними. Но тяжёлым платят больше. Наваляю Майку Тайсону или Теофило Стивенсону — честь мне и хвала, а также бабки, заложенные в основу пирамиды на восемьсот миллионов. Плюс себе соточку миллионов на безбедную жизнь, кто же запретит. Если только эти звёзды бокса меня не похоронят в первом же раунде.

Ничего так и не решив, я мутно провёл новогодний праздник, уныло однообразный, несмотря на кажущееся веселье, «Голубой огонёк» по телевизору и очередной праздник обжорства до утра в доме бабушки и дедушки. Боксёры и самбисты, в основной своей массе до восемнадцати лет, отмечали также с семьями, малолеток никто не пустит снять дом в лесу и оттянуться по-рыхлому. Ипполит, как ожидалось, изображал заботливого отца и верного мужа, освободив Зинаиду мне на радость, но та укатила к родным в Лиду, обещая возместить недостаток утех в январе.

И уж совсем не климатит что-то отмечать с одноклассниками. Они для меня — сущие дети, я для них — отщепенец и одиночка, заодно отличник-зубрила. Никому не кандидат в друзья-приятели. Их тоже растащили по семейным гнёздам.