Зато в одной восьмой бросился оригинал из «Локомотива», с первых минут названный мной «Попрыгунчиком». Он скакал челноком, как рекомендует советская школа бокса, но столь интенсивно, что вызывал изумление. Не человек, а пневмогруша, совершающая быстрые и бессмысленные движения. Попасть в него было крайне трудно.

Он лупил неожиданно и хаотично, поэтому — не слишком сильно, зато набирая очки. Я, перекачанный кефиром ради взвешивания и удержания в более тяжёлой весовой категории, чувствовал себя тюленем на суше.

— Он выигрывает по очкам, — предупредил Коган в первом перерыве. — Лови момент начала прыжка.

Тренер попал в точку. Боксёр двигается, отталкиваясь от пола. Теряя контакт с полом, на миг лишается свободы маневра. Понимая уязвимость, Попрыгунчик в прыжке молотил руками. Я знаю только один эффективный удар в боксе, использующий прыжок — апперкот в бороду сопернику, который намного выше ростом. Это не каратэ.

Плевать, что мне прилетело в скулу. Разок успел угадать точное местонахождение его головы в верхней фазе полёта и ударил в челюсть прямым, тем же каратешным цуки.

«Уноси готовенького. Кто на новенького?» — пел Андрей Миронов в жутко популярном тогда фильме «Достояние республики».

Унесли. Коган покачал головой. Попрыгунчик, пусть криво и коряво, но всё же следовал его доктрине, гуманно-советской: набирать очки. Я же сказал про себя «пли» и уложил недотёпу в аут.

Сняв шлем, потёр слегка ушибленную скулу. На соревнованиях взрослых шлемы не использовались, юниоров заставляли носить. Больше всего они защищали от рассечения бровей, оглушающее действие ударом руки в перчатке оставалось очень даже впечатляющим.

Ассистент Когана дежурил с кинокамерой. Наверняка снял нокаут, и будут смотреть-разбирать мой небоксёрский удар в боксе. Вес перчатки, кстати, мешает. В ней, думаю, разделочную доску не проломлю — даже не от амортизации, резкости не хватит.

К ночи, когда лёг в постель, к нам с канарейками заглянул дядя, брат мамы тела. Присел на край кровати.

— Валер! Сестра приходила. Нервничает, волнуется. Думает что делать.

— Раньше надо было думать. Перед тем как орать «никакого бокса».

— Ну, тебе рано знать, у женщин бывают дни, когда они не в настроении.

— Да, перед месячными. Я причём?

Он аж булькнул от моей осведомлённости. Не сдался и продолжил:

— Нужно быть снисходительнее.

— И бросить бокс? Пойми, я готовился с детского сада — прыгал через скакалку, качался, растягивался. Сейчас начались соревнования «Первая перчатка».

— Неужто ты участвуешь?

— Провёл два боя. Оба выиграл нокаутом. После первого противник забрызгал кровью мне майку. Она увидела и разоралась, Евгений подключился, набросился на меня, хотел ударить. Ну не отправлять же и его в нокаут — окочурится.

Дядя отсел чуть дальше после таких откровений. Наверняка, даже зная про бокс, не предполагал, что шкет-племянник запросто отправит и его в забытьё одним движением руки. Это он мои удары ногами не видел.

— Они тебя любят и желают добра, — привёл он избитый и недействующий аргумент. — Попроси прощения, даже если не виноват.

— Зачем? Они не нуждаются во мне таком — сосредоточенном на спорте. Мне не нужны они, не поддерживающие, не понимающие. Я обещал маме пробить место в интернате «Динамо». После «Первой перчатки» еду в Москву на всесоюзное первенство «Динамо» по боевому самбо. Не слышал? Смесь дзюдо и каратэ. Выиграл республиканские, если возьму Союз, а я намерен побеждать, то сочтут перспективным, место дадут, на родителей надавят. На отца — по партийной линии, там чуть что, и он подожмёт хвост.

— Без согласия родителей тебя никто не поселит в спортивный интернат.

— С обоснованием «ради спортивных достижений» получится. Я предложу Евгению подписать согласие, не стоит трезвонить на весь свет, что с членом парткома БГУ и преподавателем научного коммунизма даже сын родной не может ужиться, такой тот говнюк, несмотря на партбилет.

Дядя любил бухнуть с ним, тем более во время визитов родителей тела на Войсковой открывался хороший коньяк. Вдобавок, был солидарен — сам растил сына, далеко не всегда покорного, и понимал отцовские хлопоты. Но мне больше не досаждал.

В четвертьфинале мне достался любитель вязаться и набирать очки короткими тычками в корпус в ближнем бою. Он всё время напирал, низко наклонив вперёд голову, словно уговаривая треснуть его по затылку, гонял по рингу, прижимал к канатам и в углу, я как мог разрывал дистанцию.

— Не получается у тебя ничего. Опыта мало с такими липкими как пластилин.

Я не опустился в угол и отдыхал стоя, мало устав. Слушал тренера.

— Если не трусишь, отдай ему и второй раунд. Он выдыхается быстрее, в третьем лови момент и бей как умеешь, — вывел свой рецепт Коган.

Похоже, он сам только учился использовать способности необычного ученика.

Не скупясь, я отдал липкому и половину третьего раунда, после чего тупо и безвкусно рубанул на половину «пли» аккурат ему в левую перчатку, отчего парень получил по балде от своей же руки, чуть выпрямившись, а между его локтями на миг открылся промежуток, куда прилетел второй «пли» в виде джолта.

В юниорском разряде, вес смешной, новички, нокаут одиночным в корпус? Рефери, открыв счёт, сильно его замедлил: семь, восемь… пауза… девять… Ну? Как ни тянул, вскоре голос диктора объявил:

— В третьем раунде нокаутом победил Валерий Матюшевич, «Динамо», Минск, тренер — Владимир Коган.

Полуфинал. Парень даже чуть ниже меня ростом, крепыш из Могилёва. Ни разу не советская школа «набирать очки». Эдакий могилёвский американо, заточенный на один решающий хук или кросс. Подвижный как ртуть, но не растрачивающий себя на россыпь мелких ударов. С приличной защитой. Вдобавок — в правосторонней стойке.

— Твоё зеркало, — прокомментировал Коган. — Видишь, как смотришься, заготавливая нокаут? А вдруг не проскочит? Тогда победу отдадут нанёсшему наибольшее число ударов. Нокдаунов или нежных поцелуев — не важно. Всегда должен думать об очках!

Не хочу. Победу по очкам дают по субъективным критериям. И поле для жульничества — хоть отбавляй. Вот если соперник улёгся на пол…

Ринг укрыт плотной шершавой тканью, напоминающей парусину и называющейся «канвас». Тереться о неё щекой ни разу не приятно — ни морально, ни физически.

Противник таки достал меня во втором, заставив уйти в глухую оборону и восстанавливать что-то там повреждённое внутри черепушки. Горе тем, кто так не умеет, а это все боксёры кроме меня. Могилёвский американо буквально взорвался, стремясь добить до конца второго раунда и нарвался на банальный встречный джеб левой. Его левая полетела мне в голову, но уже неконтролируемая, так бежит курица с перерубленной шеей. Я отвёл башку с линии огня и засадил кросс поверх его плеча. Парня спас гонг, но секундант не выпустил его на третий раунд.

Что важно, мы всё дрались чисто. Страшилки из области профессионального бокса с ударами в затылок, ниже пояса, открытой перчаткой, по почкам и просто головой в бровь страшилками и оставались. Тренеры сожрали бы живьём, да и судьи бы отреагировали. Хоть, по слухам, на международных подобное случалось всякое, любители, мечтающие о профессиональном ринге, готовились к грязным приёмам.

Вот так, в уверенности, что бой будет честным, я прибыл на заключительную часть турнира. Для финала выделили Дом офицеров Белорусского военного округа. Не самый удобный зал, он больше театральный, ринг на сцене, но у меня никто совета не спросил. Финальная часть пришлась на двадцать третье февраля, День Советской армии, не выходной, но довольно отмечаемый праздник в СССР. Не просто день военных, а день мужика-защитника Отечества. Как раз почти половина прорвавшихся в финал представляла СКА. Ну и мы, птенцы Когана, были посланцами носителей погон, хоть и второсортных, как считали «настоящие» армейцы.

А мне выпало биться со спартаковцем Ботвинника, парня я знал по лагерю «Трудовые резервы». Пусть фаворит лёг подо мной на старте, этот тоже был не подарок. Я долго советовался с Коганом — как победить, но не увечить.