Легкое почти появившееся недовольство испаряется само собой.

Литературные чтения будто сходят с картины. Молодые дарования все, как один, с какими-то галстуками, странными сюртуками или неожиданными другими частями одежды. Видимо, это что-то вроде моды.

— Что это с ними? — спрашиваю Елецкого. Киваю на литераторов.

— Да сегодня у нас Пешков тут. Издатель. Из народа сам, и авторам очень прилично платит. — Мстислав кивает на крепкого, смутно знакомого мужчину. — Так что жди, разойдутся совершенно. Да еще и Бальмонт будет, тот тоже на слово остёр. Но может и поспособствовать известности.

— И часто у вас такое?

— Литературное? Нет, раз в месяц-два. Но после чтений часто кто-то печатается, так что желающих много.

Киваю и готовлюсь вникать в нынешние течения литературы.

Следующий час проходит довольно уныло. Ничего не понимаю в такой поэзии.

— Смотрю, твой гость заскучал. — Обращается к Мстиславу невысокий худой мужчина лет сорока. С бородкой и усами, как у дон Кихота, что вызывает у меня улыбку.

Смотрю на него другим зрением. Но нет, никаких следов одаренности. Однако, Мстислав общается уважительно, да и вокруг чувствуется такое же отношение.

— Кирилл, Это Константин Дмитриевич Бальмонт. Кирилл Олегович Высоков. — знакомит нас друг с другом.

— Не в коня корм, — говорю посмеиваясь. — Для меня слишком тяжелые образы, извините.

— За что? — пожимает плечами новый знакомый. — Так и есть. Но иногда бывают брильянты. Но, может, Вы не любите стихи?

— Думаю, все же люблю. Но, к сожалению, я довольно толстокож, так что мне и стихи довольно простые нравятся.

— Может поучаствуете? — тут же берет меня в оборот поэт.

— Думаю все же нет. Я не поэт. Вот историю могу рассказать, это конечно. И еще сказку. А вот рифмованные строки не доводилось складывать.

— Но Вы же очевидно из дворян. Я слышал фамилию Высоковых, давно правда.

— Всё так, но последние пару лет у меня были довольно специфические университеты. Больше на выживание направлены, нежели на восприятие красоты Мира. Знаете, как у одного старого персидского математика.

"Кто жизнью бит, тот большего добьется.

Пуд соли съевший выше ценит мед.

Кто слезы лил, тот искренней смеется.

Кто умирал, тот знает, что живет!"

Вот это как раз про меня, похоже. Первую половину фраз я как раз проживаю. Так что ожидайте. Может когда и поучаствую. — смеюсь.

— Вы знакомы с творчеством Хайяма?! Откуда? Я как раз его рубаи принес на чтения. Этого четверостишья в моем переводе нет, но это точно он!

— Очень поверхностно, к сожалению. Я в Персии был проездом, и, видимо, где-то слышал.

-Жаль, очень жаль. Но если что сможете еще вспомнить, обязательно найдите меня. В Новгород, к сожалению, привезли торговцем всего два десятка рубаи. Но это капля в море. — поэт немного разочарован. — Но, ладно, не буду мешать.

"Кир, обрати внимание на девушек. Мне кажется, ты зря прочитал стихи." — Лис помогает почувствовать очень пристальный интерес, который разгорается с новой силой.

"Да, похоже на днях мы получим кучу приглашений на обед. Можно жутко сэкономить на еде. И учти, это они еще про упавшую с неба на нас собственность не знают. В такой охоте мы точно проиграем. Похоже, этот первый выход в свет, станет и последним на некоторое время."

"Это мы завтра решим, сегодня же мы здесь." — Лис мысленно пожимает плечами.

— Пока перерыв, может историю дорасскажете? — обращается к нам самая смелая из барышень.

— Да, конечно. Обещал ведь. — и Лис продолжает свое сказочное путешествие. Полное опасностей и старых мифов. Тем более, что фильмов, в свое время, смотрю много, так что опасности пустыни, со скорпионами размером с корову и исчезающими городами, и Лис, и я помним прекрасно. А в местную историю это вписывается идеально.

— ... Вот тогда я и попал через Ширас в Персию, в Тегеран. — продолжает мешать свою сказку с реальностью Лис. — Но в Тегеране, местному эмиру, да продлит Аллах его годы, как говорят персы, уже сообщили враги про меня и на посадке в имперский дирижабль, меня убили.

— Как!? — барышни ахают.

— Кинжалом в печень! — гордо рассказывает правду Лис. — Но я собрался и уничтожил обидчика.

— Не может быть! — опять ахают девушки.

— И за мной открыли охоту местные воины. Не меньше двух десятков. Я не хотел убивать подданных местного эмира, так что почти полдня скрывался в Старом городе.

— Этого не может быть, — влезает слабо знакомый юноша. — Имперские служащие не допустили бы такого попрания договоров.

— Вы считаете что я вру? — мило улыбаясь спрашивает Лис.

Девушки тоже осуждающе смотрят на вмешавшегося.

— Нет, — тушуется парень. — Наверное, приукрашиваете.

— Как Вас, простите?

— Баронет Головкин, к Вашим услугам. — представляется парень.

— Так вот, баронет, — улыбается Лис. — Эти данные нетрудно проверить. В Инквизиции все данные об этом конфликте есть. Я согласился замять дело, и не поднимать международного скандала. Но ради Вас, в запросе, мне думается, не откажут. Будем проверять?

— Не надо проверять. Мы подтвердим Ваши слова, виконт. — появляется еще одно знакомое лицо.

— Батюшки, — улыбаюсь. — Глеб, какими судьбами?!

— Дамы, господа, весьма рекомендую Вам протоинквизитора второго ранга Казанской епархии Глеба. Очень надежный воин. Правда, его фамилии я даже и сам не знаю.

От девушек и окружающих тянет некоторой опаской.

— Приношу свои извинения, виконт! — немного срываясь, произносит Головкин. — Если Вы оскорблены. Готов дать Вам удовлетворение.

— Пустое, баронет. Я бы и сам не поверил, если бы не со мной это происходило. — говорю. А ведь смелый парень. Слухи-то уже разошлись наверняка.

Оглядываюсь.

На удивление, на запах небольшого скандала, а может и на окончание истории, рядом собираются чуть ли не половина пришедших на вечер.

— Браво, виконт. Это действительно интересный путь! — хлопает Бальмонт. Чем разряжает атмосферу. — Почти как "Одиссея" Слепого Поэта. И тем более занимательна, что происходит с нашим современником.

— Позвольте я издам историю прозой? — внезапно говорит смутно знакомый Пешков. Так, стоп, Пешков. Да ладно?

"Ну, если ему усы приделать, то да. Точно Он." — Лис мысленно представляет картину.

"Это Горький, который не с социалистами. Потрясающе. Успешный книгоиздатель!"

— Алексей Максимович? — внезапно вспоминается имя из детства.

— Мы знакомы?

— Только заочно, — киваю на Мстислава. — Конечно издавайте. Я не против. Эта история только случилась со мной. Мне же она не принадлежит.

"Кир, отсюда нам нужно будет уходить тайными тропами. Ты почувствуй фон."

"Да понятно, то что было сказкой внезапно обрело вес истории. И остальная твоя байка потянулась за реальностью. И тут мы уже становимся легендарной фигурой прямо-таки на глазах."

"Кир, а я, кстати, не уверен, что этих созданий здесь нет. Когда я их описывал, ощущения были как от правдивой правды."

"Интересно, но неважно. Свою задачу мы, очевидно, выполнили. Появление в обществе проходит феерично. О нас точно завтра же будут знать все заинтересованные фигуры."

— Тогда я прошу литераторов, кто записал или запомнил, обсудить со мной издание. Я прошу прощения, виконт. Заберу от Вас этих работников пера. — Пешков действительно забирает львиную долю авторов.

— А дальше, виконт? Вы прибыли в Новгород? — спрашивает та же смелая барышня.

— Дальше, — кидаю быстрый взгляд на инквизитора. Он чуть качает головой. — Дальше, с небольшими приключениями и пересадкой в Самаре, я вернулся в родной город. И обнаружил свое поместье во всем вам известном виде. А там уже и внезапная дуэль. Я ведь до последнего не хотел такого развития событий. Но тот поручик был настойчив.

— Это был изрядный мерзавец. — опять громко проговаривает Головкин. — Вы сделали Мир чище, убив его.