— Расскажешь, как это случилось? — нейтральным тоном спросила она, помогая открыть перевязочный пакет.

— Гуляли вечером по городу, — ответил я. — Напали бандиты. Мы почти отбились, но один успел меня пырнуть.

— Я думала у такого человека, каким казался Гия, должна быть личная охрана…

— Она и была, — вздохнул я. — Но её нейтрализовали.

— Значит, это были не обычные бандиты.

— Нет… его хотели похитить. Какие-то разборки с его отцом.

— Понятно… и ты оказался в самом центре этого всего, так? — Мирослава вздохнула. — Саш, слушай… не то, чтобы я могла рекомендовать тебе, как выбирать друзей, но… в общем, я не готова терпеть такое регулярно. Надеюсь, ты поймёшь меня правильно.

Я вздохнул и промолчал.

Через пару минут у меня на боку была новая повязка, чистая. Потом Мирослава привела себя в порядок, а я на кухне заварил чай.

Она вышла из ванной и села рядом. Я молча налил ей чашку.

— Просто мы в такое время живём… — сказал я. — Если не рисковать совсем — то и достичь чего-то вряд ли получится.

— Ну и чего достиг ты? — Мирослава посмотрела на меня. Потом подняла правую руку, удерживая её параллельно столу. Рука слегка подрагивала. — Кроме вот этого. Саш, я ненавижу истерики, но ты должен понимать, что у всего есть своя цена. Поэтому мне важно знать: стоило ли оно того?

Я пожевал нижнюю губу, раздумывая над ответом. Потом всё-таки решился.

— У меня есть один… проект. Связанный с моей основной специальностью, — сказал я.

— Вот как? — Мирослава подняла бровь.

— Да. Вот так. Я хочу открыть агентство, которое будет заниматься международным пиаром и политическими технологиями. Там я познакомился с людьми, с которыми это становится возможным.

Она как-то странно посмотрела на меня. Вроде бы серьёзно, но в глубине её зрачков плясали весёлые бесенята.

— Так. Вижу, ты серьёзно. И как ты думаешь совмещать это с учёбой? — улыбнулась она. — Сашк, блин, да ладно бы просто учёба. Ты же курсант! Забыл? Это сейчас каникулы, а потом что будешь делать?

— Решаемый вопрос, — ответил я. — Всё дело в связи. Если грамотно организовать — всё будет работать как надо.

— Хорошо, — кивнула она. — Тогда самое главное: ты как собрался удержать всё это дело после того, как оно заработает? Почему ты думаешь, что те люди, которые тебе сейчас помогать будут, не решат, что это всё принадлежит им? И это я не говорю про юридическую сторону, ладно, у нас не по законам живут, а по понятиям. Ну так ты и по понятиям можешь так подставиться, что мало не покажется!

— Без меня оно работать не будет, — ответил я.

— Уверен? Знаешь, сколько таких, которые тоже считали себя уникальными?

— Слушай! — не выдержал я. — Ты говоришь так, как будто сама с десяток бизнесов построила.

Мирослава неожиданно смутилась. Вздохнула, опустив взгляд.

— Ты прав, наверное… я слишком часто пытаюсь играть отца. Но согласись, в главном я права: надо предусмотреть не только точку входа, но и баланс сил.

— Права, — вздохнул я. — Настолько далеко я пока не продумал… планировал решать задачи по мере их возникновения.

— Нужен противовес, — продолжала Мирослава. — Собственная крыша. Очень серьёзная. Страховка от кидалова… Саш, не подумай чего, но я бы предложила тебе поговорить с папой. Просто я не знаю никого, кого бы ещё могла предложить.

— Наверно, надо бы, — после небольшой паузы ответил я. — Только как объяснить всё?

— Да как есть, — Мирослава улыбнулась, но тут же добавила: — Только про поножовщину говорить не вздумай! Он очень чувствителен к таким моментам.

— Не буду, — пообещал я.

Мирослава придвинулась ко мне и положила ладонь на плечо. Потом сказала, понизив голос:

— А эти антибиотики… они сильно влияют? Ты как себя чувствуешь?

— Отлично я себя чувствую! — заверил я.

— Это очень хорошо… — прошептала она, после чего слегка куснула меня за ухо, начиная нашу обычную вечернюю игру.

Возможно, дело было в ране. Мы снова её потревожили, хотя и старались быть осторожнее. Пришлось на ночь ещё раз менять повязку. Когда я засыпал, она немного ныла.

А ночью опять вернулся сон про совсем другое время.

Мой последний день на объекте, но я об этом ещё не знаю. Меня вызвали на разговор в лабораторный сектор. До этого я очень мало знал о разработке: как и все считал, что там зреет решение, которое позволит устранить разрыв информационной ткани вселенной, предотвратить появление новых инферналов. Без этого любые мысли о возможном будущем или даже победе не имели смысла.

На этой вере — в то, что учёные смогут всё исправить — строилась вся наша оборона. Когда люди делали невозможное, и держались неделями там, где по всем нормативам не должны были продержаться дольше нескольких часов. Только для того, чтобы выиграть ещё немного драгоценного времени.

И вот я сижу за простым столом, в предбаннике, возле одного из служебных ходов, ведущих внутрь закрытого периметра. Напротив меня разместился настоящий академик. Один из столпов фундаментальной физики и теории информации. Тот самый, который раскрыл природу применённого оружия и чьё открытие позволило организовать сопротивление.

Ему за семьдесят. У него длинные, кустистые брови и простой, открытый взгляд бледно-серых глаз.

— Информационная матрица вашей мозговой деятельности показывает наибольшее шансы на успех, — говорит он. — Поэтому решили начать с вас.

— Это я уже понял, — ответил я. — Мне не совсем ясно, что именно я должен делать. Вам нужно просто снять с меня что-то вроде мерки, верно? Это как-то поможет общему делу?

— Если говорить по-простому, то структурированная информация вашей личности будет имплантирована в четырёхмерный гомеоморфный поток событий с эффективной проекцией более единицы, — вздохнув, ответил академик. — Таким образом вы получите возможность переконфигурации того, что у нас принято воспринимать как временной поток.

— По-простому, говорите? — ухмыльнулся я.

— Просто я подумал, что если ещё сильнее упросить — то вы можете меня превратно понять.

— Скажите, а с практической точки зрения для меня как это будет выглядеть?

— Вы очнётесь в… себе, — продолжал академик. — У нас есть основания полагать, что в точке, которая будет находиться ниже точки бифуркации того процесса, который приведёт к уничтожению нашей реальности. Таким образом, вы сможете оказать влияние, которое изменит этот процесс.

— Получается, вы предлагаете мне изменить время? А как же все эти вероятности, парадоксы и всё такое… — спросил я.

— При той информационной хирургии, которую используем мы, парадоксов не возникает. А гипотеза о мультивселенных для четырёхмерного гомеоморфного потока не имеет смысла, — пояснил он с таким видом, будто речь шла об элементарной математике.

— Подождите… — я только-только начал осознавать сказанное, понимать, что это всё не дурная шутка, а вполне себе на самом деле. — Но… стоп, мне ведь подготовиться надо! Нужно много информации выучить, найти критические точки, которые надо поменять, чтобы…

— К сожалению, это невозможно, — ответил академик. — Любая попытка внедрить детерменированные информационные паттерны в ваше сознание приведёт функцию к коллапсу. С практической точки зрения это означает, что у вас будет полная свобода воли. Обладая собственной информации о событиях, вы получите значительное преимущество, особенно в начальном этапе вашего пребывания. Однако имейте ввиду, что расхождения от вносимых вами изменений будут его нивелировать, пока не сведут к нулю. Но не волнуйтесь: вероятность того, что вам удастся сместить критическую точку и оборвать фатальный для нас сценарий составляют более пятидесяти процентов.

— Насколько это безопасно? — спросил я.

Странное дело: когда это диалог происходил на самом деле, а не во сне, я такого вопроса точно не задавал. Мне сказали, что шансы погибнуть очень высокие ещё до встречи с академиком, и я его не докучал такими мелочами.