Нет.

Она должна сделать это сама и сейчас. Пока все очевидно. Пока его нет рядом, чтобы снова отмести ее доводы и сломать ее решимость.

Сумка была не очень большой. Яра переложила в нее содержимое Майиного комода: ее одежду, подгузники, аптечку, положила сверху несколько игрушек и две любимые книжки. В оставшееся место запихала собственные вещи. Столько, сколько влезло. Самый минимум. После рождения дочери она быстро выяснила, что ей больше не нужно два чемодана одежды, чтобы выжить. Зубная щетка и трусы. Штаны для дома. Чистые футболки сами по себе в шкафу не возникли, пришлось доставать из бельевой корзины. Яра завернула их в пакет: потом постирает. Огляделась. Дома был бардак. Что-то внутри шептало, что так уходить нельзя. На редкость тихая Майя в гостиной выкладывала на ковре кубики паровозиком. Яра заметалась по квартире. Гриша хотел чистоты и уюта? Он их получит.

Прибраться удалось к обеду. Решимость грозила истаять, но Яра упорно подкидывала в этот огонь все новые и новые поленья. Вспоминала все обиды, что накопились за одиннадцать лет. Каждое задевшее ее слово, каждый вечер в тишине. Каждый раз, когда он обесценивал ее желания. А еще то, что не пошел за ней, когда они в первый раз расстались. Это она вернулась. Почему в девятнадцать лет ей хватило решимости уйти, а в последующие десять — нет?

И вспомнился вопрос, который она когда-то задала себе: продолжать — это сила или слабость? Сейчас она была уверена, что знает ответ. Все эти годы она была слаба. Во что она превратилась в этом браке? Трусиха, не способная принимать и реализовывать собственные решения, не получив на то поддержки мужа. И что ее ждет дальше? Еще один ребенок и палата в психиатрической больнице? Или она окончательно превратится в тень самой себя? Нет. Сегодня она снова станет сильной.

В холодильнике стоял вчерашний суп. Яра накормила Майю, убедилась, что Грише хватит поужинать и вызвала такси. Но когда одевала дочь, внезапно ощутила, как решимость сменилась страхом.

Что она делает? Зачем она это делает? Они вместе одиннадцать лет, у них ребенок, и она собирается все это разрушить? Лишить Майю отца? Она же его обожает. А он ее.

Яра остановилась и сделала глубокий вздох. Заглянула в черные глаза дочери. Это было неправдой. Она не лишала ее отца. Гриша может видеться с ней, сколько захочет. Гулять. Брать к себе на ночевки. Может быть так между ними выйдет даже больше общения, чем есть сейчас. И, возможно, он заодно поймет, чем отличаются игры с ребенком в течение часа от круглосуточного бдения и обслуживания.

Но муж и отец не одно и то же. И сейчас решается ее судьба. А она просто хочет спастись. Не потратить впустую всю жизнь. И дать дочери пример силы. Чтобы та выросла совсем другой. Не повторила ее ошибки, не предала себя…

Пиликнул оповещением о прибывшем такси сотовый. Сейчас Яра еще могла все отыграть. Разобрать сумку. Сделать вид, что ничего не было. А вдруг вечером они и правда поговорят, и это будет тот самый разговор, который изменит все?

Она резко мотнула головой. Не изменит. Одиннадцать лет она говорила. Кричала. Но все их разговоры ни к чему не приводили. Этот будет таким же. Одиннадцать лет при нем она училась жить без него. И, кажется, научилась.

«Прости, мам, — подумала она, оставляя записку на его подушке. — Но говорить помогает, только если партнер хотя бы пытается тебя услышать. И что я должна сделать, чтобы он попытался? Выйти через окно? Нет…»

Зато теперь у него просто не будет выхода. Ибо им много что предстоит обсудить. Будущее представлялось зыбким и неясным. И вдруг стало едва ли не радостно. Впереди ее ждала свобода. Яра достала из ключницы ключи от дома родителей. Из прихожей бросила последний взгляд на их квартиру. Она любила ее. Гриша купил ее до свадьбы, но выбирали они вместе. Она была чуть дороже, чем они планировали. Но они зашли и не захотели выходить. И потом Яра потратила очень много сил и времени, чтобы свить здесь гнездо. И в памяти этой квартиры хранились хорошие моменты. Но их оказалось недостаточно, чтобы перевесить все то, чего Яра ждала от мужа, но так и не дождалась.

Хлопнула дверь, отрезая почти двенадцать лет ее жизни.

У подъезда стояло такси. Яра посадила дочь в детское кресло, закинула сумку в салон и села сама.

Такси выехало со двора.

Сообщение пришло в полвосьмого вечера.

«Привет. Вы гуляете?»

Видимо, после этого Гриша зашел к ним в спальню, чтобы переодеться, потому что почти тут же зазвонил телефон. Она должна была ответить. Ей в любом случае нужно было пройти этот путь до конца. Но она не могла вспомнить, когда еще так боялась. Потому что сейчас она боялась Гришу. Того, что он мог ей сказать. Того, что он мог уговорить ее сделать. Вернуться. Звонок прекратился, но тут же раздался снова. Яра глянула на дочь, которая смотрела мультики, и вышла в соседнюю комнату.

— Вы в порядке? — гаркнул в трубку Гриша.

Это было нечестно. Он был обязан начать с другого. Кричать, ругаться.

— Да, — ответила она. — У нас все хорошо.

Услышала короткий выдох, а потом Гриша почти спокойно спросил:

— Где вы?

Она готовилась к этому разговору. И все равно оказалась ни черта к нему не готова.

— Гриша…

— Просто скажи мне, где вы, я приеду, и мы все обсудим.

Наверное, не стоило соглашаться.

— У моих родителей, — ответила Яра.

Была определенная доля везения в том, что сейчас они были в Тридевятом.

Он приехал через двадцать минут. Зашел в квартиру, прошел мимо Яры, несколько секунд смотрел на Майю, которая все еще изображала идеального ребенка, сидя на диване перед телевизором, потом повернулся к ней.

— Пойдем на кухню, поговорим.

Яра кивнула.

На кухне она налила им чаю, поставила кружки на стол и села напротив, стараясь не смотреть ему в глаза. Гриша протянул руку к ее руке, но Яра свою убрала.

— Послушай, — нахмурился Гриша. — Я ужасно поступил утром, я не должен был на тебя кричать. Ты проходила с ней всю ночь… Прости меня. Поехали домой.

Очень хотелось отвлечься на чай, но Яра не была уверена, что ее не вырвет, если она попробует сделать глоток.

Поэтому она просто покачала головой.

— Яра… Яр, не глупи.

Вот так. Маленькая глупая Яра, вечный ребёнок в его глазах. Боги… И зачем когда-то давно мама не объяснила ей, что Гришу лучше оставить несбыточной мечтой. Впрочем, поступи она так, и Яра скорее всего бы возненавидела её. Была бы уверена, что та разрушила её жизнь. Нет, мама все сделала правильно, и не она была виновата. Просто Яра слишком долго верила в чудо, вместо того, чтобы признать очевидное. Они друг другу не подходят.

— Я не вернусь.

Голос прозвучал хрипло, до этого она рыдала несколько часов подряд: от горя, от страха, от обиды…

— Яр…

— Нет, Гриш. В этот раз — все.

И она подняла на него красные опухшие глаза. Это был тот самый момент, когда проще было объяснить все взглядом. Её усталость и разочарование. Она больше не просила у него помощи и защиты. Просила лишь об одном: чтобы он ушёл. И он все понял.

— Я-яр… Это какой-то бред. Пожалуйста… Давай обсудим все как взрослые люди.

— То есть придём к нужным тебе выводам? Нет.

— Хорошо. Что тебя не устраивает? Конкретно.

Боги… Сколько раз уже случался этот разговор? Она могла бы воспроизвести его в любом состоянии. Так что сейчас нужно было просто поставить ее реплики на репит, а в нужном месте слегка поменять концовку.

— Ты позволяешь себе кричать на меня. Ты не проводишь с нами время. Ты не помогаешь мне по дому. Ты совсем не берёшь на себя Майю. Ничего сверхъестественного: погулять с ней часик, покупать на ночь, уложить спать.

— Но ты же хорошо справляешься…

— Справлялась бы, не орала на собственную дочь.

— Ладно. Мы все решим. Что-нибудь придумаем. Я…

— Нет. У нас было много шансов. Хватит.

— Ты моя жена, а она моя дочь, — выдал вдруг Гриша последний свой аргумент.