Кстати, в эти минуты готовится к переброске на плацдарм батальон 287-го полка 51-й Перекопской дивизии 14-го стрелкового корпуса генерал-майора Егорова»[226].

Краснофлотцы опорного пункта встречали полевых стрелков прямо у места высадки и роту за ротой уводили в сторону штаба десантного отряда. Тем временем шедшие в их арьергарде спешенные моряки мониторов и бронекатеров принимали всех переброшенных сюда раненых десантников, а также пленных и трофеи, намереваясь переправить их на левый берег.

– Спасибо, что хоть здесь остановил своих орлов, ядрена, – предстал перед Гродовым приземистый веснушчатый мужичок с капитанскими шпалами на кителе. – А то бы пришлось догонять тебя где-нибудь под Тульчей.

– Как же я могу так относиться к твоим полевым стрелкам? У морских пехотинцев так не принято.

– Я-то думал, что вы тут всего лишь какой-нибудь плацдармчик прихватили, так сказать, исключительно для зацепки, а вы…

– Забыли представиться, товарищ капитан, – прервал его словесное излияние Дмитрий.

– Да что уж тут представляться, ядрёна?! Командир батальона Хромов. Приказано подключиться к десанту и развить успех. – Он тут же достал из планшетки карту и, развернув ее на столе под навесом, признал: – Старшим на плацдарме, его комендантом, остаетесь вы, капитан-артиллерист, поэтому давайте, излагайте тактический замысел.

Во всей нескладной фигуре Хромова, в его неподогнанной мешковатой форме и в давно не видевших крема запыленных солдатских сапогах, просматривалось нечто такое неофицерское, что Гродов с первых минут настроился к нему с откровенной антипатией. Но они оказались одного звания, а главное, не время было сейчас осаждать комбата полевых стрелков какими-либо замечаниями.

– Что там говорят в штабе вашего полка, вашей дивизии, капитан? – поинтересовался комендант плацдарма.

– Все то же и говорят. Одни сплошные предположения, да еще охи-ахи: «Как же так?! Столько готовились, и вдруг на всех фронтах отступаем и отступаем…».

– Почему же на всех? Извини, капитан. Мы-то с тобой не отступаем.

– Каюсь: мы пока что – нет.

– Спросить же хотел вот о чем. Сюда перебросят еще хотя бы один батальон?

– Вряд ли. Там, в Бессарабии, ядрёна, происходит такое… Что даже твой батальон генерал наш вскоре себе в подкрепление попросит. Ведь ни одной свежей роты, ни одного танка из-за Днестра мы так и не получили. Выходит, что только мы здесь, у Дуная, пока что и держимся. Все остальные – всего лишь огрызаются.

– И что, никакого перелома в положении войск не намечается? – помрачнел Гродов.

– Какой, к ядрёне, перелом?! Слухи ходят, что у германцев и их союзников перевес во всем: в авиации, в танках, в орудиях, даже в стрелковом вооружении, поскольку у большинства германцев – автоматы. Пока ты у своей трехлинейки затвор передернешь да приклад к плечу приладишь – он тебя трижды скосит и «аллилуйя» над тобой пропоет.

Гродов задумчиво посмотрел куда-то в сторону границы, пожевал верхнюю губу…

– Давай договоримся так, капитан Хромов. О положении на фронтах больше не слова. И вообще, у них там, за рекой, своя война, у нас – своя. И каждый должен определять исход этой войны на вверенном ему судьбой и командирами участке.

– Тоже верно, – мрачно согласился комбат полевых стрелков, вспомнив, сколь опасны подобные разговоры в военное время. – У них – своя война, у нас – своя.

– На том и стоять будем.

– Кстати, знаю, что командующий флотилией планирует еще два десанта. Один – вновь развернул Хромов карту, – вот сюда, в район румынского поселка Килия-Веке, чтобы обезопасить килийский порт и отвлечь значительные силы противника от нашего плацдарма. Второй, естественно, будет нацелен на участок напротив городка Вилково.

– …Чтобы обеспечить проход судов в море. Логично.

– Поскольку, судя по всему, остатки флотилии вскоре придется уводить в Одессу.

Гродов внимательно присмотрелся к указанным на карте участкам территории Румынии.

– На месте командующего флотилией я размышлял бы точно так же.

– А что предлагаешь на своем месте – то есть на месте старшего офицера на плацдарме, его, так сказать, коменданта?

– Для того чтобы идти к Сулинскому рукаву, форсировать его и штурмовать Тульчу, которую, по данным авиаразведки, прикрывает дивизион бронекатеров, сил у нас нет. Поэтому решение принимается такое. Оставляем небольшой, силами до полуроты, заслон вот здесь, в километре севернее мыса Сату-Ноу, затем очищаем с помощью рейдовых групп пространство в пределах трех-пяти километров в глубину, и продвигаемся в сторону поселка Пардина. Ну а дальше, беря под свой контроль острова Малый Татару, Малый Деллер и Большой Деллер, движемся строго на юг, вдоль реки, на такое расстояние, на какое позволят силы и обстоятельства.

– И, как полагаешь, на сколько километров мы способны продвинуться на юг?

– Максимум километров на двадцать – двадцать пять. Нам придется создавать небольшие рейдовые группы, оставлять на островах и в поселке Пардина гарнизоны. А румыны наверняка перебросят сюда свежие части и попытаются вновь выйти к берегу Дуная.

– Другого решения у них и быть не может.

– К слову, во время этого рейда нужно завладевать любыми транспортными средствами – подводами, лодками, автомашинами, вплоть до велосипедов. У тебя сколько раций?

– Две.

– У меня теперь тоже две. Штаб плацдарма остается здесь. После захвата Пардины я вернусь сюда и буду координировать все действия. Но прежде попрошу командование, чтобы оно направило рейдовые мониторы и бронекатера вниз по течению. В наших условиях это будет не только огневая, но и моральная поддержка.

– А что, и моральная – тоже. Великое это дело: знать, что за спиной у тебя – свои.

– Они же помогут нам при высадках на острова, особенно с форсированием рукава Татару, а также будут заниматься эвакуацией раненых.

Тактика взаимодействия с мониторами и бронекатерами оказалась, на удивление, эффективной. Как только на берегу обнаруживалась какая-то огневая точка или появлялся румынский патруль, катера тут же открывали по ним орудийный и пулеметный огонь, а вслед за этим появлялись десантники.

Румыны представления не имели о том, какие силы задействованы красными командирами в этой высадке. А то, что моряки и полевые стрелки действовали небольшими группами по пятнадцать-двадцать «штыков», возникая при этом из плавней, из прибрежных зарослей, что они появлялись буквально отовсюду – на реквизированных подводах или верхом на лошадях, а то и высаживаясь из рыбачьих каюков[227] или бронекатеров, окончательно сбивало их с толку и панически заставляло искать спасения в ближайших плавнях.

Уже темнело, когда небольшая группа бойцов Гродова блокировала на окраине поселка Пардины около четырех десятков румынских солдат, занявших круговую оборону на возвышенности вокруг церкви. Как сообщил попавший в плен жандарм, среди окруженных оказалось более десятка моряков, спасшихся с затонувшего неподалеку пограничного румынского катера. К тому же у них был пулемет с несколькими колодками патронов. Сам жандарм оказался в плену во время попытки части окруженных солдат прорваться со стороны кладбища. Десантники схватились тогда с ними в рукопашную, и Гродов сам сбил жандарма с ног и заставил просить пощады.

– Кто там, в церкви, старший? – по-румынски спросил его капитан, устроив жандарму импровизированный допрос под прикрытием одного из склепов.

– Священник, естественно, – пожал тот плечами. Жандарму было под пятьдесят, и всем своим видом он излучал усталость и безразличие ко всему, что вокруг него происходило.

– Речь идет не о священнике, но коль уж ты упомянул о нем… В церкви, кроме него, есть еще кто-либо из гражданских?

– Человек пятьдесят, в основном женщины и старики, несколько детей… Остальные ушли в сторону ближайшего урочища Костину-Маре, потому что знали, что русские, вы то есть, обязательно захватите Пардину. О десантах ваших здесь все наслышаны, а на реке шел бой между катерами. К тому же вчера с того берега поселок жестоко обстреляли ваши артиллеристы, а сегодня его дважды облетал самолет.