– Уже не только предположение, и не только мое, – многозначительно произнес адмирал. – Элементарная логика подсказывает: не пройдет и двух недель, как наши войска и корабли понадобятся для защиты основной базы флота, потерять которую нам не позволят. Понятно, что окончательное решение будет принимать Ставка Верховного, но…

Сначала Жуков, а затем и все остальные растерянно посмотрели на Гродова, словно судьба города, судьба оборонительного района зависела сейчас от его решения и его решительности.

– Позволю себе считать, – проговорил майор, чеканя каждое слово, – что приказ о подготовке моего полка к десантированию в районе Сухого лимана уже последовал и его никто не отменял. Независимо от ситуации в Крыму.

– И это – закоренелый факт, – вновь в самый затылок пробубнил свою бессмертную фразу Щедров.

– Да, имея такой десантный полк морской пехоты и такого опытного командира, – как бы размышляя вслух, произнес Жуков, – грех не использовать их по назначению. Однако сразу же предупреждаю: подготовкой придется заниматься прямо на передовой. Отвести целый полк в тыл для переформирования и переподготовки… Такого мы себе позволить уже не можем.

– Какая, прошу прощения, эвакуация?! Тем более – теперь, после такого успеха? – неожиданно вклинился в этот разговор начальник штаба обороны. – Уверен, что приказа сдать Одессу Верховный не подпишет. Кстати, напомню, что мы уже начали подготовку оборонительного района к действиям в зимних условиях. Отдано распоряжение о заготовке картофеля, свеклы и кукурузы. Наши предприятия консервируют конину и шьют зимнее обмундирование…

– Ну, картофель и консервы в любом случае понадобятся, – иронично улыбнулся Владимирский, слегка обидевшись на то, что пророчество его пока что никто из членов Военсовета всерьез не воспринимает. Получается так, что он слишком рано решил сдавать позиции. – Не в Одессе, так в Севастополе, но запасы ваши все равно пригодятся.

В течение еще нескольких часов майор Гродов вынужден был созерцать нервную штабную суету, вместе с офицерами контрразведки пережить два налета авиации и снова выполнять один из самых убийственных на войне армейских приказов, который он получил от Бекетова: «Молча, терпеливо ждать». Чтобы не мозолить глаза, Дмитрий вышел за территорию и, предупредив часового, отправился в расположенную неподалеку парикмахерскую.

– За ваш мундир, молодой человек, мы, извиняюсь, прошу пробачення[313], говорить не будем, – возник возле него не ко времени облысевший, прихрамывающий парикмахер. – Как может, извиняюсь, прошу пробачення, пахнуть мундир морского офицера, который много дней провел в сыром окопе, давно пропитался морской влагой, а после дождя его сушили над костром?

– Не пытайтесь представать передо мной в образе фениморовского следопыта[314], – сдержанно осадил его майор, садясь в освободившееся кресло.

– За ваш военторговский одеколон мы тоже, извиняясь, прошу пробачення, говорить не будем, – не так-то легко было угомонить этого говоруна. – Потому как он таки-да военторговский, и этим все сказано. А вот, за те дорогие женские духи, которыми повевает от вашего плеча, мы могли бы пару слов друг другу сказать. К такому аромату после войны нам придется привыкать так же долго, как и к ночной тишине. Кто она – актриса?

– Медик, – как-то машинально ответил Гродов.

– Послушайте меня, старого одесского парикмахера, – взялся мастер за ножницы и расческу, – это она по профессии медик. Я тоже по профессии парикмахер, а моим голосом заслушивался сам Лещенко. Так что вы на это скажете? На самом же деле в душе она – актриса. Такой изысканный вкус….

– Ошибаетесь, в душе она хирург, и по жизни тоже. Кстати, вы стричь меня собираетесь?

– А я что делаю? – «постриг» он ножницами перед лицом клиента.

– По-моему, тянете волынку, не понимая, что мне нужно на фронт. Признайтесь честно: хотите дождаться, когда после меня очередь к вам начнут занимать румынские офицеры?

Парикмахер отступил на два шага, снял очки и с высокомерной придирчивостью, как заказчик – незавершенную работу скульптора, осмотрел Гродова.

– Нет, я, конечно, понимаю, что при таком чине и таких наградах плохим офицером вы быть не можете. Но, извиняюсь и прошу пробачення, при таком характере вы никогда не сможете стать одесситом.

Так и не умолкнувший парикмахер уже завершал свою работу, когда на пороге появился Щедров. Майор тут же отвел руку мастера, быстро рассчитался и вышел.

– Как оказалось, адмирал Владимирский был прав, – увлек его в сторону адъютант командующего. – На предложение адмирала Жукова командующий флотом отреагировал резко и нервно. Никаких подкреплений, никаких новых десантных конвоев, а значит, и никаких десантов. Как видите, неожиданный поворот событий после такой удачной операции в Восточном секторе. И это закоренелый факт.

– Не столь уж и неожиданный этот поворот, если вспомнить предположения адмирала Владимирского.

– Словом, из штаба флота приказали впредь рассчитывать на свои силы и на поддержку той корабельной и береговой артиллерии, которая уже находится в распоряжении Военсовета обороны. Ну и ждать дальнейших директив.

– Очевидно, мне следует показаться полковнику Бекетову?

– Не стоит. Прежде чем отправиться на ваши поиски, я связался с ним. Сложилось впечатление, что он растерян точно так же, как и командующий обороной города. Он приказал вам отправляться в полк, который ведет сейчас бои в районе Новой Дофиновки.

– Опять схватка за контроль над перешейком Большого Аджалыка… – понимающе кивнул Гродов.

– Обещал похлопотать о поддержке огнем реактивного дивизиона, – добавил адъютант командующего, уже прощально хлопнув майора по предплечью. Единственное, чем он способен сейчас помочь, при всем уважении к морской пехоте и к вам лично. Закоренелый факт.

– Попытайтесь напомнить ему об этом обещании, капитан-лейтенант. Помнится, в штабе Дунайской флотилии вы не раз помогали мне своими беспардонными напоминаниями командующему.

– И особенно начальнику штаба. Закоренелый, скажу вам, товарищ майор, факт. Вы храбрый офицер, Гродов. Признаюсь, что порой хвастаюсь знакомством с вами. Но это я хвастаюсь порой, а горжусь постоянно. Надеюсь, что мы еще и под Севастополем тоже вместе повоюем.

Отыскав ефрейтора Малюту с его машиной, Гродов успел заскочить в госпиталь. Дежурная медсестра предупредила его, что Ковач находится на операции.

– Заменяет хирургическую сестру? – уточнил Дмитрий.

– Почему же, фельдшер Ковач уже сама делает некоторые операции, – встряхнула рыжеватыми кудряшками молоденькая сестричка.

– Странно, сама она предпочитает об этом молчать.

– Несложные, конечно. Однако наши хирурги, которые буквально с ног валятся, работой ее довольны; говорят, что будет талантливым полевым хирургом.

– Полевым?! – удивился Гродов. – Почему именно полевым?

– Это значит – хирургом, способным делать операции в полевых условиях, при минимальном наличии хирургических средств, – назидательно просветила его девчушка. – Теперь, во время войны, это высшая похвала хирурга.

– Кто бы, глядя на нее, мог предположить такое? – смущенно проворковал майор, не понимая, почему Магда ничего не говорила о своих клинических успехах.

Пока облаченная в халат и белую косынку Ковач приближалась к нему, майор напряженно решался: стоит ли обнимать ее при всех или же продемонстрировать суровую сдержанность. Однако все его планы и сомнения были разрушены несколькими, командирским тоном произнесенными Магдой словами:

– Вы все еще в городе, майор? – ни усталости, ни удивления на лице этой сдержанной женщины не было видно. Как, впрочем, и эмоций. – Странно.

– Я ведь говорил, что был вызван на Военсовет.

– Но он завершился несколько часов назад.

– Откуда такие сведения?