Прежде даже полякам бывало трудно определить, сколько примерно на авиабазе гитлеровских солдат и офицеров. Теперь же Верный Первый снабжал Аню точными данными. Число гитлеровцев колебалось от 4800 до 6000 человек, количество самолетов всех систем — от 180 до 300 в Сеще и подчиненных ей аэродромах в Брянске, Шумячах, Понятовке, Шаталове, Олсуфьеве.
Венделин хорошо знал стенографию, поэтому ему нетрудно было изобрести секретную, одному ему понятную систему скорописи. Он быстро составлял конспектные копии наиболее интересных документов и затем устно расшифровывал свои записи в присутствии Ани, которая записывала их уже на русском языке.
После первой большой бомбежки Верный сообщил Ане точные результаты потерь, понесенных Сещинской авиабазой. Аня поблагодарила его и сказала, глядя прямо в глаза, тоном обвинителя:
— Я слышала, что во время бомбежки этот ваш Байзлер носился как угорелый, вынося раненых из лазарета в бомбоубежище!
— Да, Альфред такой, Аня!
— Он спасал немцев!
— Раненых немцев, Аня! Нет, вы не хотите понять трагедию этого немца!
Пожалуй, Венделин был прав. Аня не хотела и не могла понять трагедию немца Альфреда Байзлера, когда изо дня в день сама была свидетельницей великой трагедии своего народа на самой жестокой из всех войн…
Аня Морозова не могла рисковать Верным. Она понимала: свой человек на таком бойком месте, на ключевой позиции в гитлеровском военно-воздушном районе «Москва», может быть чрезвычайно полезен для подпольной организации. И она не ошиблась. С переходом в штаб авиабазы Робличка развернулся вовсю. Когда гитлеровскому генералу, командиру какой-либо дивизии, действовавшей на фронте 4-й полевой или 2-й панцирной армии, требовалась поддержка люфтваффе, то пункт управления тактической авиации при штабе этого генерала радировал соответствующую заявку на общий командный пункт штаба армии и авиаэскадры, а тот, в свою очередь, направлял приказ на исполнение заявки на Сещинский аэродром своим эскадрильям. Часа через два после вызова пикировщики и «мессеры», экипажи которых дежурили в кабинах, вылетали на решающие фронтовые участки для поддержки наземных операций вермахта.
На Сещинский аэродром поступали еще более серьезные заявки — с общего командного пункта штаба 2-го воздушного флота и штаба группы армии «Центр». В этом случае поляков выгоняли ночью на заправку самолетов, на подвешивание бомб, и тяжелые «хейнкели» улетали в сопровождении «мессеров» на бомбежку советской столицы и других больших русских городов за фронтом.
Скромный штабной казначей обер-ефрейтор Венделин Робличка часто знал об этих заявках.
Венделин заранее узнавал, где намечено провести крупные воздушные операции самолетами ближнего и дальнего действия, куда командование 2-го воздушного флота перебрасывает части с Сещинского аэродрома, откуда прилетают новые части.
Венделин понял, что ему нельзя терять знакомство с унтерами-висбаденцами из штабной роты аэродромной комендатуры. По случаю повышения он устроил вечеринку, пригласил их всех — Зауера, Брауна, Витмана. Выпив, Браун сказал сокрушенно:
— А Сеща стала совсем похожа на римские развалины под нашим Висбаденом! Эх, застряли мы тут, видать, надолго.
Так появилось в сещинской подпольной организации три группы — советская, польская и чешская. Так зародилась подпольная интернациональная организация. Так тайно объединились на немецко-фашистской авиабазе русские, поляки и чехи.
Как было не вспомнить им, борясь против немецких фашистов, о блестящей странице в истории их трех народов — о славной Грюнвальдской битве, в которой польские рыцари, войско чешское и моравское да смоленские и рославльские богатыри из Великой Руси наголову разбили немецких завоевателей.
Да, спустя века вновь служила боевым паролем немеркнущая слава Грюнвальда!…
— Славно мы наклали тогда пруссакам! — посмеивался Ян Маленький в тот июньский вечер, когда он и Венделин провожали Аню в лес к партизанам. — А в этой войне еще ярче будет наша победа. Вы знаете, я предлагаю назвать сергеевскую операцию операцией «Маленький Грюнвальд».
— Здорово! — тихо произнес Венделин. — Асы гибнут на земле!…
Именно поляк Ян Маленький, съездивший в Сергеевку по поручению Ани, и чех Венделин составили донесение о том, что свободный от полетов летный состав частей и соединений люфтваффе, базирующихся на Сещинском аэродроме, выезжает из авиагородка в специально для них оборудованный в селе Сергеевка «ночной санаторий». А понесла это донесение в лес русская девушка Аня Морозова…
— Будь здрава, Анюто!
— До видзения, панна Аня!
— До свидания, Вендо! До свидания, Янек!
Долго смотрели вслед Ане Ян Маленький и Венделин. Она шла кошеным лугом за багровым закатным солнцем, и стога сена и Анина фигурка отбрасывали по лугу длинные тени. Но стога стояли неподвижно, а темная фигурка на фоне пламенеющего заката уходила все дальше и дальше.
АСЫ ГИБНУТ НА ЗЕМЛЕ
Числа десятого июня Аня Морозова принесла Данченкову разведсводку, составленную Венделином и Яном Маленьким. В который уже раз рисковала Аня жизнью, пробираясь из запретной зоны Сещинского аэродрома в партизанский край. Гитлеровцы по одному подозрению расстреливали местных жителей, схваченных на подступах к Клетнянским лесам.
В сводке, изложенной Верным и д'Артаньяном на ломаном русском языке, указывалось, что из-за усилившихся советских бомбежек летный персонал, свободный от полетов — около трехсот человек, а в нелетные ночи и того больше, цвет люфтваффе, лучшие асы рейха, — ежедневно выезжает с аэродрома на тридцати — сорока легковых машинах и автобусах за десяток километров, в Сергеевку. В Сеще остаются только экипажи дежурных самолетов, ночных истребителей и бомбардировщиков да наземная охрана аэродрома. Это сообщал Верный, а д'Артаньян побывал в Сергеевке для малярных работ и увидел там много интересного. В селе — в парке, в помещениях бывшей больницы, аптеки и школы-десятилетки — для офицеров-летчиков устроено нечто вроде ночного санатория. Летчики в Сергеевке вооружены лишь «вальтерами» да парабеллумами, охрана слабая — четыре поста по четыре солдата с пятью-шестью ручными пулеметами «МГ-34» и автоматами «Шмайссер-18». К сводке была приложена подробная карта д'Артаньяна с указанием расположения немецких постов. Верный сообщал ночной пароль («Байонет — Берлин») и предупреждал, что полковник Дюда под давлением Вернера только что издал приказ: усилить охрану в Сергеевке, подбросить тяжелого оружия, окружить дома немцев цепью дотов.
— Тряхнем санаторий, Кузьмич, — спросил Федор Данченков своего комиссара, — пока полковник Дюда не взялся за ум? Ночи-то сейчас темные…
Данченков и Гайдуков понимающе переглянулись — тряхнуть летчиков, конечно, надо, но отряд сформирован недавно, еще не обстрелян, не спаян. Но упускать такой случай нельзя…
— Обязательно тряхнем! — ответил комиссар отряда Илья Кузьмич Гайдуков. — Ведь пилота или штурмана за месяц не подготовишь, а? Кстати, Федор Семенович, нам надо лучше информировать подпольщиков Сещи о положении на фронтах. И особенно о борьбе польского и чехословацкого народов за свое освобождение, о работе славянского антифашистского комитета. Когда будешь отправлять разведчиков на связь, пусть заходят ко мне — подкину литературку.
— Добро! — ответил Данченков. — Как дела в Сеще, Анюта?
— Немцы и наши люди, — едва отдышавшись, рассказывала Аня, — все по ночам уходят в деревни. Остаются только дежурные подразделения, охрана в блиндажах да мы ночуем в противовоздушных щелях. Такая ночью жуть — пусто кругом, одни кошки бегают, без хозяев мяукают, а потом слышишь— летят наши, и такое начинается!… Наши сверху лупят, а немцы с земли! Зениток у них сейчас семьдесят пять осталось, но ждут пополнения…
Аня подробно рассказала партизанам о гитлеровских летчиках. Как ненавистны они ей! Почти все — члены нацистской партии или Гитлерюгенда. Держатся эти индюки с моноклями надменно — видимо, сынки богатеев и юнкеров. Все на них с иголочки — кожаные пальто, сшитые у лучших берлинских портных, щегольские мундиры. Эти увешанные Железными крестами асы, господствовавшие в небе Европы, считают себя высшей кастой, крылатым корпусом рейха! Они бахвалятся победами в небе Польши и Франции, Англии и Балкан. До сих пор расписывают они свои победы над английскими «спитфайерами» и «мустангами», «харрикейнами» и «тандерболтами». Они хвастают, что только в первые два дня войны с Россией уничтожили на земле и в воздухе несколько тысяч советских самолетов, почти всю русскую авиацию, что они разбомбили Москву, камня на камне не оставили от Кремля, тем самым чуть было не решив исход войны, — это, мол, пехота застряла в болотах и в снегах под Москвой! Геринг упорно и всемерно воспитывает в своих «небесных рыцарях», «ангелах смерти» чувство исключительности, чувство превосходства над воинами других родов оружия. На вшивых фронтовиков-пехотинцев они смотрят с нескрываемым презрением, а русских и за людей не считают. Снабжают летчиков щедро — французскими винами, шоколадом, португальскими сардинами.
