Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— На, браток, небось холодно на снегу-то босиком стоять. Не простудись! Ты уж не обижайся на нас…

— Вы будете строго наказаны за самоуправство, — сказал Косырев, — за этот самосуд. Это мой помощник!

— И мой муж! — выкрикнула сквозь счастливые слезы Люся, обнимая Яна.

Только в эту минуту поняла Люся, как крепко любит она Яна Маленького.

И Ян благодарно заглянул ей в глаза и, улыбаясь дрожащими губами, прижал к себе.

— Не надо их наказывать! — проговорил он, — Они ничего не знали…

Случайная встреча с данчатами едва не обернулась непоправимой трагедией, но этот же случай помог Яну заглянуть в сердце любимой, и он теперь ни о чем не жалел…

В Калиновке, сидя в жарко натопленной избе деда — связного Ани, Косырев держал военный совет с сещинскими подпольщиками.

Ане сразу же понравился Иван Петрович, тридцатипятилетний, немного мрачноватый и немногословный человек с пытливо-проницательными глазами, простыми чертами широкого лица и большими крестьянскими руками. Изо всех Аниных командиров-разведчиков старший лейтенант Косырев был, пожалуй, самым опытным и знающим. Учитывая важность хорошо поставленной разведки в районе Сеща — Рославль, командование передало группу Косырева из 10-й армии в штаб Западного фронта.

— Помни, Аня! — говорил Ане Иван Петрович. — Разведка, разведка и еще раз разведка. И никаких диверсий! Ясно?

— Ясно. — Со вздохом, опуская глаза, Аня думала о том, что Данченков, наоборот, настаивает на диверсиях.

Косырев выслушал Анин отчет и сам, в свою очередь, подробно рассказал подпольщикам о положении на фронтах, договорился об организации разведывательной работы, поставил перед всеми тремя группами интернациональной организации конкретные задачи, передал подпольщикам первые номера органа Клетнянского райкома партии «Партизанская правда» со статьями «Аркашки-партизана», старого знакомого — Аркадия Виницкого, и газеты «Мститель», которую начала выпускать парторганизация 1-й Клетнянской бригады.

Обратно в Сещу подпольщики вышли рано: надо было вернуться засветло, до полицейского часа, хотя у Яна имелась увольнительная, а у Ани и Люси — пропуск, добытый Аней у своего человека в сещинской полиции.

Последние несколько километров Ян и Аня попеременно несли на закорках Люсю. У Люси разболелись ноги — она страдала плоскостопием.

— Из-за плоскостопия, — пробовала шутить Люся, — парней и то в армию не берут! А тут воюй с Герингом! Эх, сапожки бы мне семимильные!…

Ян удивлялся недевичьей Аниной силе. Она легко, как ребенка, несла на спине Люсю…

Этот нелегкий день стал и самым счастливым для Яна.

— Ян, милый Ян! — сказала ему Люся, когда Аня ушла и они прощались у калитки Люсиного дома. — Теперь я знаю, как я люблю тебя, и теперь я тебе скажу… — Она улыбнулась, потупив глаза. — Ян! У нас, кажется, будет ребенок. И теперь меня не отправят в Германию.

Глава восьмая.

ОРЕЛ ЛЮФТВАФФЕ ТЕРЯЕТ ПЕРЬЯ

«МЫ ПУТИ ВРАГУ ОТРЕЖЕМ!»

Весна. Вторая весна под немцами. На солнце пылает трехцветный флаг над комендатурой. На обугленных многими пожарами березках и почерневшей роще не растут листья, не вьют гнезда птицы. И не жаворонок разливает в гулкой лазури журчащий звон, а немец-ас отрабатывает головокружительные фигуры высшего пилотажа. Вот «бочка на горке», «полубочка» вниз, «полубочка» на вертикали, «штопорная бочка», «горизонтальная восьмерка», «вираж с тремя бочками»… Поглядывая на аса — авось свернет себе шею! — поляки раскрашивают самолеты летним камуфляжем.

Весной сорок третьего года в своей ставке в Восточной Пруссии, официально называвшейся «Вольфсшанце» («Волчий лог»), «величайший из полководцев всех времен и народов» подписал секретный приказ:

«Я решил, как только позволят условия погоды, осуществить первое в этом году наступление "Цитадель".

Это наступление имеет решающее значение…

На направлениях главного удара должны использоваться лучшие соединения, лучшее оружие, лучшие командиры и большое количество боеприпасов. Каждый командир, каждый рядовой солдат обязан проникнуться сознанием решающего значения этого наступления.

Победа под Курском должна явиться факелом для всего мира…»

На восток, к Белгороду и Орлу хлынули невиданные семидесятитонные «тигры», сорокатонные «пантеры» и самоходки «фердинанды». Тотальная мобилизация дала Гитлеру новые пехотные и танковые дивизии. Много войск сняло Оберкомандо вермахта в Западной Европе, где все еще упорно молчали пушки Второго фронта. На Восточный фронт густым потоком потянулись войсковые и грузовые эшелоны.

Наша разведка всюду активизировала свою деятельность. На всем пути от старого рейха до линии фронта незримо трудились наши разведчики. Без умолку слышался в эфире перестук телеграфных ключей, скромно попискивала «морзянка», и этот перестук, это попискивание грозили гибелью моторизованной махине, нависшей над Курском.

В эти-то дни и дознался СС-оберштурмфюрер Вернер о партизанской «шелковке», найденной на трупе подорвавшегося на мине старшего полицейского Константина Поварова. С Вернером едва не случился апоплексический удар. Как фюрер, бывало, в минуты гнева валялся по полу и грыз ковер, так бесновался и Вернер, этот эсэсовец, гордившийся своей выдержкой. Он размахивал кулаками и с пеной у рта грозился отдать под суд, послать в штрафной батальон, расстрелять Геллера и всех, кто замял дело с «шелковкой».

— Уничтожить! Уничтожить весь род Поварова!

Гитлеровцы зверски замучили семью Кости Поварова, убили его безногого отца, Якова Николаевича, убили его мать, Марфу Григорьевну, замечательную патриотку, известную в подполье по кличке «Мать». Она не только по-матерински заботилась о подпольщиках, но и сама была одной из самых деятельных подпольщиц — распространяла листовки, носила и прятала взрыватели и мотки бикфордова шнура, передавала разведданные. После смерти сына она еще долго помогала партизанам и Никифору Антошенкову, не раз передавала добытые им сведения об аэродроме врачу Наде Митрачковой…

Вместе с Марфой Григорьевной гестаповцы схватили двух ее сыновей, братьев Кости, — пятнадцатилетнего Мишу и десятилетнего Ваню, а также Аню Антошенкову. Марфа Григорьевна спасла жизнь десятилетнему сыну Ване, незаметно вытолкнув его из вагона, когда арестованных увозили в Рославль. Все остальные близкие и родные Кости Поварова, верные его помощники по подполью, были зверски замучены, казнены и похоронены без гробов в братских могилах на Вознесенском кладбище в Рославле.

С апреля жизнь Ани, и без того нелегкая, превратилась в ад. Она каждый час, каждую минуту ждала ареста. Ей казалось, что за ней начали следить. Ничего не рассказывая, ничего не объясняя никому из интернациональной организации, сна свела до минимума всякие встречи и явки, запретила диверсии, перестала ходить в штаб к Венделину. Временами ее властно подмывало все бросить и вывести членов организации в лес. Пока еще было можно. Пока еще не выдал их всех кто-нибудь из арестованных дубровцев. Она часами перебирала в уме всех арестованных. Кто из них знает про ее организацию? Поваровы, Антошенковы. Но это крепкий народ! Кто не выдержит страшных пыток?

Впервые в жизни захотелось Ане помолиться Богу, но она одернула себя, пристыдила. Одна неся мучительное бремя страха перед арестом, перед крахом всей организации и гибелью всех ее членов, Аня, став трижды осмотрительной, не свернула разведывательную работу, не поддалась властному и вполне понятному желанию вывести организацию из-под удара. Шли недели, прошел месяц. А у Ани не сдали нервы, она не пала духом. Наоборот, она стала убеждать себя, что все обойдется, что гроза пройдет стороной.

Провал дубровской организации не привел к провалу тесно связанной с ней сещинской интернациональной организации. Тысячу раз мысленно благодарила Аня первого руководителя сещинского подполья Костю Поварова, который так его построил и соединил с дубровским подпольем, что гибель одного не грозила гибелью другому. Она благодарила и Данченкова и Дядю Колю, которые вовремя изолировали эти два подполья друг от друга. И, конечно, благодарила она от всего своего изболевшегося сердца Поваровых, которые не пожелали купить себе жизнь, заплатив за нее изменой.

943
{"b":"908566","o":1}