— А вы стреляйте! — ответила Евдокимка, с надеждой подумав о том, что со стороны города должны появиться свои, они ведь знают, что диверсанты все еще у них в тылу. — Я посчитаю, сколько вас там еще осталось!

— Если они швырнут гранату, нам конец, — предупредила ее Корнева, передавая пояс с патронташем, обоймы из которого Степная Воительница тут же переложила в санитарную сумку. — А они обязательно швырнут, потому что поняли: иначе машина им не достанется, — и пригнувшись, Корнева исчезла за спасительной кромкой прибрежного обрыва.

Евдокимка на четвереньках двинулась вслед за ней, таща за собой оба карабина и санитарную сумку.

— Ты, русская стерва! — взъярился вдруг тот самый немец, который только что увещевал Евдокимку. — Сейчас я приготовлю из тебя корм для воронья!

Что он имел в виду, девушки поняли, только когда раздался оглушительный взрыв, и над каменистым карнизом, где они, свернувшись калачиками, притаились, пронеслись сотни осколков гранаты, деревянных и металлических частей машины и просто камней.

У понтонного моста майор помог переправиться на левый берег колонне сводного детского дома — из двух бывших, накануне попавших под бомбежку. В городке, где воспитанников разместили на отдых, по его же рекомендации обе учительницы, коих Серафима подобрала по пути, были оформлены воспитательницами вместо погибших. Для беженок из Степногорска такое решение стало идеальным, поскольку «пристроенными» оказались и их дети.

Из этого же местечка Гайдуку удалось связаться по телефону с днепропетровским управлением НКВД, а благодаря тамошним чекистам — и со своим непосредственным начальником, полковником Шербетовым.

— Так ты, майор, все-таки уцелел? — обрадовался тот, услышав голос офицера, которого считал своим лучшим сотрудником.

— Разве были другие сведения?

— Да сведения, как всегда, поступали разные, — уведомил его полковник. — Особенно после того, как противник прорывным ударом сумел выйти на берега Южного Буга.

— Это в самом деле оказалось неожиданным, — мрачно вздохнул Гайдук. — В том числе — и для командования объектом.

— Об объекте разговор отдельный. В нашей ситуации важно, что два дня назад со мной связался начальник разведки известной тебе дивизии, с кем ты встречался после выхода из окружения. — Гайдуку не составляло труда понять, что Шербетов имел в виду полковника Зырянова. — Так вот, он поведал целую легенду о том, как ты очень решительно проявил себя, пробираясь вражескими тылами, и какие сведения добыл. Благодаря твоим данным о наступлении противника с применением танкового и парашютного десантов, дивизия сумела вовремя отвести свои тыловые подразделения, чем резко уменьшила потери.

— Полковник явно преувеличил мои заслуги.

— Не знаю, не знаю. А вот то, что, от имени командования дивизии, просил тут же представить тебя к ордену Красной Звезды, — факт. Что мною уже сделано. Такой фронтовой опыт, какой появляется у тебя, сейчас, понимаешь ли, очень нужен.

— Спасибо, конечно, — стушевался Гайдук. — Неожиданно как-то.

Знал бы Шербетов, как признателен был майор доброте и душевной щедрости полковника Зырянова, человека, с кем он и общался-то один раз в жизни, в течение всего нескольких минут! К тому же Гайдук помнил, что где-то неподалеку, словно коршуны, поджидают старший лейтенант Вегеров и городской голова Степногорска Кречетов, готовые обвинить его во всех расстрельных грехах этой войны.

— А что тут неожиданного? — молвил тем временем Шербетов. — Еще древние говорили: «Кому нужны подвиги, о которых никто не узнает?» И что это за боевой офицер, у которого на груди не красуются гирлянды орденов и медалей? Не исключено, что указ об ордене поступит вместе с приказом о присвоении тебе подполковника. Сам знаешь, соответствующие бумаги командованию давно представлены.

Дмитрий слышал об этом впервые, но знал, что в характере Шербетова все делать тайно от подчиненных, а потом удивляться, дескать, что это ты будто слышишь о моих стараниях впервые?

— Значит, десант в районе Степногорска немцы все-таки высадили? — спросил майор.

— Да, прошлой ночью. Станционный поселок был захвачен еще на рассвете. Теперь город в полном окружении. Впрочем, сам городок интересует противника мало; основные свои усилия на этом участке немцы направляют на выход к Ингульцу, имея конечной целью захват днепровских плацдармов.

— Жаль, что город с такой казачьей историей, пропитанный духом степной вольности, слишком легко достался врагу, — вздохнул Гайдук.

— Выражайтесь точнее: жаль, что городов, доставшихся врагу, становится все больше. Но мы неминуемо вернем их и дух вольницы тоже возродим. — Пауза была короткой, однако достаточно красноречивой, как раз такой, которая позволила покончить с воспоминаниями и сантиментами. — Кстати, тебе известно, что теперь наш отдел подчинен другому, сугубо армейскому, ведомству?

— Так точно. Только что я встретился с майором Безноговым, он, собственно, и помог связаться с вами.

Именно этот майор сообщил ему: теперь полковник Шербетов, вместе со всем своим отделом охраны секретных военных объектов, подчинен военной контрразведке округа; и что Шербетов вот-вот должен получить генерал-майора. Но все эти подробности телефонному разговору не подлежали. Достаточно того, что полковник объявил:

— В таком случае уяснить ты должен только одно: ты по-прежнему остаешься в моем подчинении.

— Уже уяснил, — бодро заверил его Гайдук.

— И еще, — сделал многозначительную паузу полковник. — В окружении ты никогда, ни одного часа не был. Вообще забудь. Ты до последней возможности выполнял задание и выбрался из объекта по подземному ходу, как только туда ворвались солдаты противника. В арьергарде отошел вместе с бойцами прикрытия. Это принципиально важно. Понял, о чем я?

— Еще как понял, товарищ полковник, — с признательностью подтвердил Дмитрий, не сомневаясь в том, что офицерам, выходящим из окружения, предстоит специальная проверка, а значит, нервотрепка.

— То-то же! Как можно скорее добирайся сюда. У тебя двое суток. Иначе искать меня придется уже в Харькове, — о чем бы ни шла речь, в какое бы настроение Шербетов ни впадал, его ворчливый баритон всегда звучал с такой лихостью, словно полковник находился в состоянии игрового азарта.

— Постараюсь настичь вас еще здесь, на берегу Днепра, — в таком же тоне пообещал капитан.

Еще часа два ему понадобилось, чтобы накормить водителя и двух своих женщин в гарнизонной столовой, выбить сухие пайки, заправить полный бак и запасную канистру горючим. Несмотря на нервозность, воцарившуюся во всех административных структурах и в поредевшем гарнизоне городка в связи с приближающейся линией фронта, авторитет формы и удостоверения офицера НКВД все еще оставался непререкаемым, и Дмитрий эксплуатировал его самым нахрапистым, но вполне законным образом.

Не случись этой беседы с полковником Шербетовым, он, конечно, дал бы возможность основательно отдохнуть и себе, и водителю. Но теперь майор без каких-либо обиняков заявил:

— Я понимаю, что ты смертельно устал, Терентьич, но уже завтра утром нужно во что бы то ни стало оказаться на левом берегу Днепра. Поскольку сам понимаешь: попадать туда с каждым часом будет все труднее.

— Что ты меня уговариваешь, майор? Ты приказывай: надо — так надо. Минут сорок я подремал, так что за баранку держаться способен.

— Если уж совсем начнешь засыпать за рулем, — подменю. Одно время водил неплохо.

— Можно и подменить, да только баранка — как верная жена: одни руки признает.

Оглушенная взрывом, совершенно обескураженная, Евдокимка все же нашла в себе силы выкарабкаться из-под спасительного козырька и тут же увидела, что немцы тоже выбираются из оврага. Распрощавшись с надеждой заполучить транспорт, десантники теперь явно намеревались переправиться через речушку, чтобы спрятаться в видневшемся на той стороне ее плавневом кустарнике.