Одна из бомб попала прямо в кузов машины с еще не обмундированными новобранцами, и части тел этих несчастных, не успевших осознать всей сути войны, усеяли просветы между кустами шиповника, вперемешку с остатками мотора и щепками от бортов. Слегка покрасневшие до этого ягоды созревали теперь под лучами багрового предвечернего солнца, рядом с окровавленными кусками мяса…

В очередной раз объезжая дорожную пробку по травянистому побережью речушки, майор и водитель вдруг увидели в низинке, на небольшом мысе, разбитую подводу, лошадку с развороченным животом, а рядом — завалившуюся бортом на склон оврага легковую машину.

— А ну-ка, возьми чуть правее, — скомандовал Гайдук. — Что-то машина эта кажется мне знакомой.

Шофер, успевший внушить майору уважение своим многочасовым, невозмутимым молчанием, и на сей раз без единого слова свернул в сторону мыса, полого уходящего в сторону речной долины.

— Все-таки пилот-германец и здесь сообразил, — как бы про себя проговорил Дмитрий, приказывая остановить «полуторку» еще до въезда на прибрежный склон, — что в легковушке едет кто-то из местного начальства или высокого командования.

— Порой фрицы охоту устраивают даже на какого-нибудь отдельно шагающего солдатика. Словно развлекаются, — наконец высказался шофер.

— Почему бы им и не развлечься, если мы позволяем это?.. Остаешься в машине, Терентьич. Остальные тоже. Сначала иду сам.

— Мое дело — руль и тормоза, — пожал плечами шофер, замечая, однако, что к перевернутой легковушке уже поспешила одна из женщин — та, статная, с черными, подернутыми легкой сединой волосами. Явно из «бывших», потому как до сих пор ни разу не заговорила с ним, словно его и не существовало вовсе.

— Вас это дело не касается, Анна, — попытался остановить ее энкавэдист.

— Меня здесь все касается, майор! — послышалось в ответ, и Дмитрий впервые уловил в ее голосе командирские нотки.

Машину явно отбросило взрывной волной. Теперь она беспомощно, словно огромный жук-навозник, лежала на боку, иссеченная пулеметными очередями и осколками. Судя по всему, шофер успел выскочить из кабины, однако та «догнала» и, навалившись всей своей металлической тяжестью, добила его.

Окровавленная голова городского главы покоилась между рулем и приборным щитком. Старшего лейтенанта Вегерова в салоне не оказалось.

Пока майор нащупывал пульс Кречетова, Анна уже пошла по кровавому следу, ведущему вниз, к небольшой речушке.

Изъяв два портфеля, городского головы и энкавэдиста, остававшиеся в машине, Гайдук передал их подошедшей Серафиме Акимовне и приказал отнести к полуторке:

— С этих минут ты у нас — главный хранитель секретных документов, — как можно строже объяснил он. — Хотя полагаю, что основные архивы эти службисты успели отправить в тыл еще раньше.

Энкавэдист лежал буквально в метре от кромки воды, рядом валялся неиспользованный армейский перевязочный пакет. Анна издалека сразу же поняла, что он хотел промыть рану и перевязать ее.

Как только Жерми стала приближаться к нему, раненый Вегеров, воспользовавшись в качестве упора небольшим, словно бы произрастающим из земли валуном под левым плечом, развернулся и от бедра выстрелил в ее направлении. Все это произошло настолько быстро, что Анна едва успела отшатнуться. Она уже хотела воздать хвалу Всевышнему за то, что не позволил энкавэдисту попасть в нее буквально с четырех шагов, но как раз в эту минуту боковым зрением заметила спешащего к ним Гайдука и догадалась, что пуля предназначалась ему.

Увидев, что промахнулся, Вегеров процедил:

— Чтобы я вот так вот подох? А ты, собака, остался и дальше делал карьеру?! Несправедливо… Если уж уходить в ад, то вместе.

— Отставить! — крикнула Жерми, видя, как, собираясь с последними силами, старший лейтенант снова приподнимает отяжелевший пистолет дрожащей, не слушающейся его рукой. — Не стрелять! — заходя как бы со стороны, несколькими прыжками подскочила она к нему. — Ты же видишь, что свои!

— Уйди, стерва! Тебя давно следовало в лагерную пыль стереть. Вместе с любовничком твоим и всем родом гайдуцким.

Они оба заметили, что, выхватив пистолет, Дмитрий в пяти метрах от них бросился на землю; услышали, как он прорычал: «Опусти оружие, сволочь! Не видишь, кто перед тобой?!» Однако Вегерова это не остановило. С огромным трудом приподнимаясь, чтобы лучше прицелиться, он нажал на спусковой крючок как раз в ту минуту, когда Анна нанесла резкий удар ногой по кисти его руки, после чего пистолет улетел в сторону, вслед за пулей.

— Вставайте же, майор, вставайте, — иронично окликнула Жерми Гайдука, слегка приподнявшегося на ладонях и всматривавшегося в то, что происходит у валуна. — А то, чего доброго, простудитесь!

— Спасибо, Анна; возможно, вы спасли мне жизнь.

— Вот видите — как это непросто: понять, от кого ждать выстрела в спину, а от кого — спасения. Оказывается, русские делятся не только на белых и красных.

— В общем-то, я и раньше догадывался об этом, — отряхивал Дмитрий с повлажневшего кителя прилипшие листики и травинки.

— А вот, в этом уж позвольте усомниться, майор. Ввиду того, что соперник, нарушив правила дуэли, прибег ко второму выстрелу, ответный выпад — за вами!

— Да не хочу я брать его на свою совесть, неужели не понятно? Чтобы потом всю жизнь чувствовать себя среди своих же отступником и предателем?

— Я поняла только то, что ждать от вас во время этой дуэли выстрела возмездия — бессмысленно. Уходите к машине, мы тут сами разберемся.

— Нет уж, — проворчал Дмитрий, приближаясь. — Хочется в последний раз посмотреть в глаза этому завистнику.

— Это не зависть, это ненависть, — едва слышно ответил старший лейтенант. — Скольких мы в тридцать седьмом перестреляли таких, как ты, Гайдук; но, видно, плохо старались. Будь моя воля, каждого второго б — под «вышку»! И только так! — произнеся это, Вегеров то ли потерял сознание, то ли попросту затаился.

Осмотрев раны энкавэдиста, Жерми поняла, что, очевидно, раненый уже успел основательно изойти кровью, но для транспортировки до ближайшего госпиталя, находящегося черт знает где, ран явно было многовато — в грудь, в предплечье и в бедро.

— Итак, что делать? — растерянно спросил Гайдук, поднимая валявшийся у камня перевязочный пакет. — Его бы нужно перевязать.

— Берите и перевязывайте.

— Но этого бинта слишком мало.

— Рвите свою рубаху. Взвалите вашего старшего лейтенанта себе на плечи и несите к машине.

Дмитрий не оценил сарказма Анны и в самом деле приподнял раненого за плечи, но тот вдруг громко застонал и сквозь зубы процедил:

— Что ты делаешь, сволочь? Подай мне пистолет!

Все еще поддерживая его за подмышки, Гайдук вопросительно взглянул на Жерми.

— Что вы смотрите на меня, словно на волкодава? Подайте ему пистолет. Однако стрелять он снова станет в вашу сторону. Уверена, что с третьего выстрела наверняка не промахнется.

— Он ведь не идиот, видит, что мы пытаемся спасти его.

— А кто утверждает, что идиот здесь он?

— Что ты предлагаешь?

— Если речь вести о тебе, майор, то совет только один — застрелиться. Но обязательно из пистолета этого энкавэдиста. Доставь ему такое удовольствие.

Дмитрий осторожно опустил плечи Вегерова на валун, и умоляюще взглянул на Анну:

— Почему ты так агрессивна?

— Разве существует иной способ привести тебя в чувство? Если существует, подскажи его.

— Но ты же понимаешь, что я не могу бросить раненого офицера на произвол судьбы, не оказав помощи. Это же настоящее предательство.

— Тогда, как следует именовать обе попытки этого негодяя застрелить тебя? А заодно — и меня…

— Нам бы с Вегеровым надо было кое в каких вопросах разобраться и тогда…

— Самое время разбираться! Пожалуйте за стол переговоров, господа офицеры.

— Нам действительно нужно кое в чем разобраться, но сама видишь, в каком он состоянии…

— Что вы, майор, блеете, как ритуальный барашек: «разобраться», «он в таком состоянии…»? Пока что мне только одно понятно: вам не следовало подходить сюда, — процедила Жерми. — Не следовало — вот в чем ваш просчет. Мы бы тогда со старшим лейтенантом как-нибудь сами… разобрались. Без слабонервных.