Бандиты переглянулись.

— Как фамилия? — резко крикнул одетый в шинель.

— Нефедов!

Звонкая матерщина хлестнула по комнате. Одетый в шинель тряс кулаком;

— Говорил — не отпускать! Даже обшарить, как следует, не могли!

Потом обернулся к Терентию Ивановичу:

— А с тобою что будем делать?

За окнами всплыл шум голосов, разорвался треском ружейного залпа…

Терентий Иванович вздрогнул. Бандит улыбнулся.

— Дом обыскать!

Взяли двустволку. Опрокинули сундук, разметав по полу домашнее барахло. Жена всхлипывала в углу.

— Ох, господи! Да что же это…

Из вещей ничего не взяли. Дрогнуло сердце Терентия Ивановича, когда со звоном брякнула об пол печная заслонка.

Бандит отодвинул в сторонку мешавший чугун и, освещая спичкой, заглянул в печь.

Терентий Иванович зажмурился. Прошла томительная минута…

— Нет ничего, ваше благородие!

Уходили гурьбой, шумно топая сапогами.

— А ты понадобишься еще нам, — сказал главный бандит Толмачову, — приходи к амбару.

В синем рассвете проснулся прииск. У въездов дежурили бандиты. Даже в то голодное и оборванное время выделялись своими лохмотьями. Только ружья и тревожно готовые кони говорили о странном войске, бродячем и бездомном.

Подъезжали к околице приискатели из окрестностей. За хлебом в амбар, по делам в контору. Оторопелые въезжали в поскотину, а обратный путь преграждался скрещенными винтовками.

Тогда, поневоле, липли к толпе, вздыхавшей у амбара.

В переднем ряду стоял Терентий Иванович, выделяясь могучими своими плечами. Как памятник, был на виду у всех.

Уж очень крупный, уж слишком видный!

Замерз от долгого ожидания, тосковал звериной тоской — не за добрым позвали к амбару… Уныло смотрел на зарю. Эх, далеко еще до обеда, далеко до помощи!

По ступенькам сбегали бандиты. К лошадям тащили мешки и свертки — справляли волчье свое хозяйство…

«Кончат грабить — людьми займутся», — ненавистно подумал Терентий Иванович. Ему захотелось сделаться маленьким-маленьким, вон как тот карапуз, который бесстрашно смотрел на невиданных дяденек…

Шепчутся бабы в толпе. С ужасом говорят:

— Фомку убили! Милые, побежал, а его и убили!

Глянул вокруг Терентий Иванович, ища опоры. Но прятали люди глаза. Повсюду пытливо следили настороженные оборванцы.

Шевельнулся народ.

Из дверей показался бандит. Согнулся, нес на спине мешок крупчатки. Такую муку выдавали по норме детям.

Зацепил за косяк, разорвался куль, и белый сыпучий поток хлынул на снег, обдавая несущего.

— Ворона! — загрохотали чужие люди. И бандит, матерясь, повернул обратно, растаптывая засыпанные ступеньки…

Жавшийся рядом старик не выдержал и заплакал. Терентий Иванович куснул губу и ступил назад.

На крыльцо поднялся человек, громыхая шашкой.

Расступились оборванные солдаты, и стихла площадь. Упало сердце — сейчас начнется!

Потухшее у него лицо, у бандита. Пепельное от небритой щетины, серое лицо истасканного по фронтам мальчишки.

Спешил и злился, а слова холостыми хлопками падали под крыльцо:

— Из амбара тащи, что хочешь! Мы — за народ!

«Авось обойдется». — стучала надежда. Не смотрел на крыльцо Терентий Иванович, слухом ловил — не конец ли?

— Кто у вас тут постройкой занялся?!

Цапнул за душу… Сразу остыла спина, в голове пробежало — выдадут или нет? Но чего же молчат так долго?

— Время ли, мужички? — продолжал голос, и стало легче. — Мы воюем, а вы для совдепии золото достаете? Гидравлику строите?!

Покосился Терентий Иванович и вздрогнул. Из переднего ряда впился в него глазами Корней Липатов… О бок стоял неприятель!

Затуманилось в голове. А Корней, прищурясь, смотрел в упор, дразнил усмешкой.

Незаметно подался назад народ, и один он, Терентий, как щит, стоял теперь перед крыльцом.

Вспыхнул Терентий Иванович, как будто ударили его, по щеке и собственный страх, и слова бандита… Рванулся ответить гневно и опять увидел Корнея, наблюдавшего любопытно и пристально…

— Кто к гидравлике нас проводит? — повелительно выкрикнул командир бандитов.

Тогда, почувствовав, как к щекам приливала кровь, Терентий Иванович сдвинул свое большое тело и негромко сказал:

— Я!

Толпа глухо ахнула.

— Живо седлай коня! Посторонние можете расходиться…

Щелкнул короткий выстрел. Какой-то бандит пальнул из нагана в бутыль с керосином, стоявшую на крыльце. Шарахнулась врассыпную толпа, испуганно отскочил Корней. Бандиты захохотали…

— Не поивши доедешь. Живей!

Торопили Терентия Ивановича. Двое. Раздраженные, с револьверами!

У стены жена рукавом обтирала слезы.

Конюшня стояла высоко. От нее был виден весь прииск. Виднелись на-мах уезжавшие люди, случайно попавшие сюда в это утро. Нахлестывал лошаденку Корней, мчался впереди других.

Нахмурился, увидя его, Толмачов.

Не застегивалась подпруга, уросил конь, словно судьба оттягивала выезд.

Жалея жену, торопился Терентий Иванович. Скорее — и все! Дальние проводы — лишние слезы.

— Чего ты, дурочка, плачешь, — мягко обратился он, хватаясь за стремя, — вернусь через час, и только!

Бандит поглядел на другого — прищурился. Женщина зарыдала в голос. Кони пошли.

Золотом обливало взошедшее солнце поляны. Розовыми цветами кудрявилась в утреннем паре заиндевевшая тайга.

Дружной рысью бежали кони, весело шли, поевши овса. Только люди, невыспавшиеся и бездомные, ехали мрачно…

Терентий Иванович впереди. Чуть позади его, почти что рядом, рысил начальник. Тот самый, который взял золото и говорил с крыльца амбара. Немного позади — с десяток всадников. Главный отряд остался на прииске.

Звериное положение было у Терентия Ивановича, и хитрил он зверино! Принял сразу простодушный и даже глупенький вид. Взглядывал нерешительно: так ли он едет? Никогда не случалось ему провожать военных…

Развязка была недалеко. Еще полверсты — и свороток налево, на Каменушку. Дальше незачем было хитрить — в колоде остались последние карты.

Недаром явился Корней, недаром съедал глазами — теперь припомнит!

Там, на площади, испугался его Терентий Иванович. А теперь вспоминал равнодушно.

Трудно ехать, а все-таки не жалел. Тучей взмылась тогда у амбара обида. Утонули в ней и страх, и осторожность. И сейчас, когда только косил на молчаливого бандита, опять, как гора, поднималась злоба.

— Волком помру, — угрюмо твердил Терентий Иванович.

Вот и пихта перед поворотом. Застучало в висках. Стиснул ногами лошадиные бока. Сразу как в воду холодную бросился — перечеркнул свою жизнь и дернул правый повод!..

Ехал взажмурку, невольно горбясь…

Но по-прежнему чмокала конская поступь, так же переговаривались сзади бандиты, и начальник их блеснул зажигалкой, закурил папироску.

— Проехали! — шептала тихонько озорная, к жизни возвращавшая мысль.

— Проехали! — загорались неверящие глаза…

— Проехали! — подтверждала бодрая переступь лошади.

Во весь широкий мир распахнулась душа:

— И вправду не знают дороги!

Уже высоко стояло солнце. Значит, бежали часы, не останавливалось время. Выходило, что можно было выдумывать — не все еще переиграны карты! Разостлала судьба перед ним морозный путь. Где-то там, впереди, тупик — успевай, пока не доехал!

Но так же, как вечером, когда до последнего мига не знал он, куда ему спрятать золото, так и сейчас не сумел представить конца этой страшной поездки. Твердо знал, что он обречен, и твердо надеялся одновременно на какой-то выход. Потому что был очень здоров и весел и очень любил прекрасную жизнь и эту тайгу, с ее величавыми пихтами и празднично блещущим снегом…

— Далеко еще? — беспокойно спросил бандит. У него выдающийся, щетинистый подбородок и узкие злые губы.

— Еще версты три, — наобум ответил Терентий Иванович.

— Длинные у вас версты! — недобро сказал человек и сплюнул.