— Ну, стен нам и сейчас не миновать, — усмехнулся он и усы его выразительно встопорщились.

— Ну, там хоть будет попросторней.

— И людно.

— И накурено. И шумно. И пестро.

— И много женщин, — сказал он.

— И все с мужчинами, — сказал я.

— Ну, — он развернул плечи, — что мы, не отобьем, что ли? Такие молодцы!

— Гвардия! — сказал я.

— Но отбивать мы не станем, — предупредил он.

— Они нам ни к чему, — согласился я. — Просто посидим и поговорим.

— Ты все еще не танцуешь?.. Дьявол! — Нас сильно тряхнуло, мы ухватились за скамейки, чтобы не оказаться на полу. — Нет, он нас живыми не довезет… Так что же насчет танцев?

— Только под градусом, — сказал я. — А градусы у меня все в прошлом. А ты?

— Танцую. Но редко. Если женщина очень нравится и хочет того. Ну, раз нам все ясно, мешкать не станем… — Машина замедлила ход, завернула, остановилась. — Шагом марш — на доклад.

— С песней, — сказал я.

— Это еще не тот доклад, — предупредил Лидумс, — это предварительный. Так что не вибрируй от страха. Вот когда в курсе твоих мыслей окажется все начальство, и окружное, и здешнее гражданское — тогда воистину начнется «смешались в кучу кони, люди». Ну, вперед.

— Вперед, — согласился я, понемногу при помощи таких вот необязательных слов выжимая из себя усталость. — Только вперед, до самого конца.

В штабе было тепло, и очень кстати: после промозглости подземелья по телу нет-нет да и пробегал озноб. Мы прибыли к начальнику гарнизона, как были — в комбинезонах, майор позволил нам только обмахнуть сапоги. О нас доложили, и Лидумс вошел первым; меня пригласили только минут через пять, на что я нимало не обиделся: генерал хотел сперва услышать того, кто был в более близких служебных отношениях с ним. Я бы и сам так сделал на его месте.

Войдя, я увидел на лице начальника гарнизона выражение сдержанного недовольства. Может быть, он полагал, что именно так следует встречать младших в звании, потому что — кто перед богом не грешен, перед царем не виноват? — но не исключено, что он заподозрил нас, а в первую очередь меня, в желании перестраховаться. Наверное, в какой-то степени оно так и было. Но рисковать можно, играя десять втемную: ну, проиграешь пятеркой больше, не смертельно… Однако после того, как я представился, генерал заговорил дружелюбно:

— Полковник Лидумс считает, что объект целесообразнее всего уничтожить на месте. Вы тоже так полагаете?

— С оговорками, товарищ генерал, — сказал я. Он слегка нахмурился:

— Я вас слушаю.

— Мы пока еще не знаем, что находится в подземелье. Догадок может быть много, разгадка — лишь одна. И она может оказаться настолько не в нашу пользу, что уничтожать объект на месте получится чересчур опасно. Нам нужно хотя бы приблизительно знать, что и как там заложено — если что-то заложено вообще.

— Да, — сказал генерал, — полковник доложил мне. Но вы согласны с тем, что уничтожение на месте — самый быстрый способ ликвидировать ситуацию?

— Несомненно, — согласился я.

— И что, принципиальных, подчеркиваю: принципиальных возражений тут быть не может?

Я чуть замешкался с ответом, и генерал добавил:

— При такой постановке вопроса вряд ли кто-нибудь получит повод для претензий. И мы решим все быстро и кардинально.

В конце концов, может быть, они и правы? Для меня время, которое потребуется для выяснения всех обстоятельств, — это лишь какое-то количество размышлений, запросов и ожиданий. Но для большинства — это деньги, планы, простои, неприятные разговоры…

— В таком случае, — продолжал генерал, — я сразу же дам команду, чтобы вам предоставили все, что потребуется для подготовки и осуществления взрыва.

— И все же, товарищ генерал, — я решил не отступать, — остается необходимость проверки, уточнения…

— Понимаю. Но полагаю, что эти действия можно вести параллельно.

Он был прав, конечно; и кроме того (он ничего не сказал об этом, но понять можно было и так) — на городское руководство произведет хорошее впечатление, что какие-то работы начнутся уже немедленно. Это и будет соответствовать представлению людей гражданских, что в войсках все делается немедленно. Словно бы в армии не надо думать, словно бы любая ситуация у нас уже заранее предусмотрена, если не уставом, то во всяком случае изложена в одном из наставлений по соответствующей службе…

— Товарищ генерал, — сказал я отчетливо. — Все необходимое будет сделано в самый краткий возможный срок.

— Надеюсь, — сказал он. — Хорошо. Идите. И помните: более важной задачи у вас никогда не было.

Это еще как сказать, — подумал я. Хотя — кто знает? И мы, четко повернувшись, вышли из кабинета.

Мы уселись в неуютном ресторанном зале. Было полно, но не шумно высокие потолки скрадывали звук. С первого взгляда можно было подумать, что ресторан оккупирован интуристами, но это были соотечественники, одетые в большинстве куда заграничнее иностранцев, во всяком случае женщины. Пока Лидумс заказывал, я осматривался, вживаясь в обстановку.

Интересного ничего не было, только одна пара привлекла внимание: молодая, очень красивая женщина с надменным, немного капризным выражением лица (лет двадцати пяти, прикинул я) и с нею мужчина раза в два старше, не очень видный, одетый неброско, но что-то от богемы чувствовалось в нем; какой-нибудь преуспевающий деятель культуры с клюнувшей на деньги девицей, наверное. Они негромко переговаривались, я не слышал о чем, но руки помогали понять, они лежали на столике, ее и его, одна в другой. В их сторону посматривали, но они не обращали внимания — видимо, привыкли. Она что-то сказала, он улыбнулся ей, и я вдруг понял, почему они вместе, и понял, что деньги тут ни при чем — по этой улыбке и по тому, как женщина распахнулась навстречу ей; мне стало вдруг обидно — обидно за себя, за все, что могло быть, и чего не случилось. Наверное, обида эта нашла выход в моем взгляде; человек ощутил его, поднял глаза на меня, и я увидел в них спокойную печаль, что дается пониманием жизни. Мы были примерно одних лет, и я пожалел, что не научился смотреть так на все окружающее.

— Ну, — сказал Лид мне, слегка выкатил глаза и шевельнул рыжеватыми усами; они у него словно жили самостоятельной жизнью, шевелились, топорщились, вставали дыбом и выражали не меньше, а порой и больше слов. Что-то ты мне не очень нравишься. — Он никогда не стеснялся в таких случаях; не молчал, правда, и тогда, когда было за что похвалить. — Так сколько лет мы не виделись?

— А черт его знает, — сказал я. — Не помню. Вместе не служим с шестьдесят третьего.

После шестьдесят третьего мы с ним, конечно, встречались, но мельком, все собирались посидеть и поболтать, но то у него не получалось со временем, то у меня. Наверное, так можно всю жизнь прособираться на встречу с человеком — и не собраться.

— Ладно, — сказал он. — Вот мы, наконец, и поболтаем. Рассказывай, что у тебя нового. И не таращи глаза на чужих дам.

— Я просто так гляжу.

— Осматриваешь подземелье?

— Почему подземелье?

— Ах, черт, — сказал он. — Да… Привязалось. Интересно, что все-таки там было? Прелестно, если бы там оказался, скажем, угольный бункер. Или котельная. Или слесарная мастерская. Или, например, подпольная типография.

— Подпольных типографий, думается, здесь не было, — усомнился я.

— А котельные не заглубляют на двадцать метров. И ворота в них не делают из легированного сплава.

— И не императорская усыпальница, — предположил я.

Лидумс кивнул:

— Склепы были в другом месте. А если, допустим, какая-нибудь секретная тюрьма службы безопасности?

— Это если бы служба безопасности находилась в доме сверху. А где она располагалась у них действительно? Ты знаешь?

— Знаю, — сказал он. — Тут, в центре. Не годится. Ну, а почему не предположить чего-нибудь попроще? Скажем, склад взрывчатки?