Только положив трубку, баронесса слегка расслабилась и почувствовала, что юный кавалер уже почти оголил ее и помышляет об умопомрачительном подвиге, как первопроходец, нацелившийся на Южный полюс.
– Тебе сколько лет, кавалергард?
– Три дня назад исполнилось семнадцать.
– Согласна, это увеличивает шансы на взятие твоей первой Бастилии, – признала Валерия. – Но уж слишком ты бесцеремонно приступил к осаде.
На отца Феликса баронессу навела Волчица, убедив ее в том, что этот партийный служащий способен пойти очень далеко, но в то же время в душе он остается истинным молдаванином, а значит, можно попытаться завербовать его или хотя бы завязать тесное знакомство. Авось пригодится. Она же со временем подсказала Крамольникову, что он может рассчитывать на парнишку. Ну, а затем случилось так, что Феликс застал их в минуты, когда партработник районного масштаба и по совместительству его отец, брал ее здесь же, на этом столе и в этой же позе.
Встретившись с ним после этой «сцены у фонтана» на улице, Валерия выяснила, что помогать ей в «кое-каких деликатных вопросах» парень согласится только при условии, что «научит его, как нужно ласкать женщин». Теперь она поняла, что длительная наука этому кавалергарду не понадобится, а вот услуги самого парнишки, как, впрочем, и его отца, могут понадобиться ей в любую минуту.
10
Услышав из уст командующего флотилией эти новые для себя данные, командиры судов и береговых батарей многозначительно переглянулись.
– Сколько же в таком случае всего самолетов у румын, если такую армаду они сумели выделить только для прикрытия своей речной дивизии? – мрачно задался вопросом начальник противовоздушной обороны дунайского района полковник Матвеев. Этот всегда мрачный, молчаливый человек еще в Гражданскую умудрился командовать дивизионной артиллерией и по возрасту превосходил все остальных командиров, кроме разве что самого контр-адмирала. – Мы-то считали, что авиации у нее с гулькин нос.
– Это оно и есть – «япошку шапками закидаем…», – назидательно напомнил ему полковник Просянов, а вдобавок опасно съехидничал: – «Шапкозакидательство-с, господин полковник, шапкозакидательство-с…».
– Общая численность румынского воздушного флота нас не интересует, – сухо заметил Григорьев, стараясь погасить перепалку. – Важно знать, какими силами противник намерен угрожать нашим судам и береговым сооружениям.
– Да сколько есть у них самолетов, столько и будем сбивать, и вся печаль! – беспечно улыбнулся командир зенитного артдивизиона капитан Шило. – А если бы мне еще пару тысяч штук снарядов подбросили да батарею новых зениток…
Обычно во время совещания командующий жестко пресекал подобные дебаты, но в этот раз терпеливо дождался, пока страсти угаснут, и невозмутимо продолжил:
– К сожалению, в воздухе нам почти нечего противопоставить такой массе самолетов. Известно, что наше воздушное прикрытие пока что возложено только на 96-ю отдельную истребительную эскадрилью, – контр-адмирал задумчиво пожевал нижнюю губу и, задернув занавеску демонстрационной доски, точно так же задумчиво подтвердил: – Да-да, все еще одна-единственная эскадрилья. И это несмотря на все мои рапорты с просьбой усилить воздушное прикрытие района действий флотилии. Поэтому особые надежды на зенитное вооружение самих наших судов и, конечно же, на зенитный дивизион.
– Мои хлопцы, товарищ командующий, не подведут, это ясно, – отозвался полковник Матвеев, по привычке пытаясь подкрутить едва наметившийся ус. Очевидно, забыл, что прежние, основательно прокуренные, недавно сбрил. – Хотя, понятное дело…
– И наконец, последние сведения, связанные с мысом Сату-Ноу, – не стал выслушивать его объяснения командующий. – Для нас он представляет особый интерес, так как географически нацелен на Измаил, – контр-адмирал несколько раз пытался пронзить указательным пальцем то место на карте, на котором был очерчен аппендикс злополучного мыса, за пределами которого ждал своей фронтовой судьбы небольшой одноименный рыбацкий поселок.
Все молча и почти отрешенно проследили за его стараниями.
– Условно говоря, гарнизон мыса составляют две артиллерийские батареи и батальон пехоты. Как ни странно, это все. Есть еще, правда, небольшое сводное подразделение, состоящее из граничар, то есть румынских пограничников, служащих жандармерии и местных ополченцев. Однако на него возложены сугубо охранные и полицейские функции, а также борьба с диверсантами. Между тем все сведения, которые поступают с того берега, а также визуальные наблюдения убеждают нас, что румыны готовятся не к обороне, а к наступлению. Точнее, они вообще не нацелены на усиление своих оборонных рубежей. Вас это настраивает на какие-то воинственные мысли, капитан? – неожиданно обратился командующий к доселе молчаливо сидевшему в заднем ряду стульев Гродову.
– Настраивает, – поднялся капитан.
– Так излагайте же! – требовательно настоял контр-адмирал. – Кстати, хочу официально представить: командир десантно-диверсионного батальона капитан Гродов. Только что, по приказу командующего флотом, его отряд переброшен сюда командованием Одесской военно-морской базы, в составе которой капитан береговой службы командует одной из стационарных береговых батарей. Важно, что он – единственный в нашей флотилии офицер, который прошел специальную десантно-диверсионную подготовку на Балтике и теперь считается лучшим специалистом в этом виде тактических боев на Черноморском флоте. Сегодня специальным приказом его отряд, который раньше числился ротой, переформирован в батальон. Так что поздравляю с повышением в должности, капитан.
– По привычке мы называли наше подразделение отрядом, а не ротой. Но за поздравления спасибо.
«Интересно, – тут же подумал Гродов, улавливая на себе уважительные взгляды присутствующих офицеров, – о “лучшем специалисте” по десанту – это командующий повторил чьи-то слова, сказанные ему по телефону или рации, или же они только что пришли ему на ум? А что, если звонил полковник Бекетов… Тот вполне мог изречь нечто подобное, хотя как можно судить о десантно-диверсионном таланте командира, который еще ни разу не участвовал ни в одном боевом десанте?».
Тем не менее капитану хотелось, чтобы эти слова действительно принадлежали Бекетову, которого уже воспринимал как своего покровителя. Слаб человек в самолюбии своем, слаб…
– Судя по всему, – вслух произнес Гродов, – румынский речной флот и прибрежные части настроены на очень быстрое подавление нашего сопротивления. Рассчитывая первым же натиском отбросить нас от Дуная, они уже размышляют о том, как станут налаживать стратегические переправы частей 3-й и 4-й румынских и 11-й германской армий, а также 8-го венгерского пехотного корпуса.
– На нашем участке появились даже венгры? – не мог скрыть своего удивления начштаба.
– С венграми придется столкнуться нашей ренийской группе судов и частям 14-го стрелкового корпуса генерал-майора Егорова, стоящим на участке слияния Прута с Дунаем.
– Сведения о венграх, они… достоверные?
– Абсолютно достоверные, – ответил вместо Гродова командующий, возвращаясь к своему столу. – По информации начальника штаба корпуса полковника Рыбальченко, переброска на этот участок венгерских подразделений предполагалась уже давно, хотя особого значения этому факту никто не придавал. Другое дело, германские части. Так вот, очевидно, эта переброска уже произошла. Продолжайте, капитан. Всегда интересно послушать нового человека, к тому же – из Одессы прибывшего.
– Принято считать, товарищ командующий, что в наступлении венгры не сильны, – молвил Гродов, намереваясь продолжить свое изложение, – зато в оборонительных боях будут, в отличие от румын, проявлять особое упорство, а в рукопашных боях и в поведении с пленными – еще и откровенную ярость и жестокость. Специалисты утверждают, что это объясняется особенностями национального характера, сформированного еще уграми, неуемными предками современных венгров, значительную часть которых составляют печенеги[219].
