В какой-то приморской низине неподалеку от Чабанки завязалась отчаянная рукопашная. Прихватив с собой десятерых бойцов, которые постоянно находились при нем и как охрана штаба, и как последний резерв командира, Гродов ринулся в самую гущу свалки, в упор расстреливая вражеских солдат из двух пистолетов, а когда кончились патроны, увернулся от штыкового удара какого-то рослого артиллериста, и, захватив его винтовку, подножкой сбил на землю. Оглушив крепыша ударом ноги в висок, майор успел дотянуться штыком до следующего солдата, который хотел прорваться мимо него к зарослям терновника. Даже будучи раненым, тот пытался противостоять Гродову, вызывая у того невольное уважение.

Лишь расправившись с ним, майор заметил за изгибом низины то, что румынские артиллеристы так яростно пытались отстаивать – четыре дальнобойных орудия, развернутых в сторону города и готовых к бою. Чуть поодаль стояли три грузовика, два из которых, как выяснилось, были пригодны для езды. С их помощью бойцы Гродова перетащили орудия и ящики со снарядами к той долине, в которой располагались остатки артиллерийского комплекса, некогда взорванного по его же приказу.

К сожалению, рядом не было пушкарей из взвода лейтенанта Куршинова, как и не было его таблиц для стрельбы, но бывший командир батареи все еще помнил отдельные ориентиры. И как только Владыка сообщил, что румыны пытаются ударить в тыл его роте, прорываясь по аджалыкской дамбе, майор тут же навел каждое из орудий на хорошо знакомую ему болотную перемычку и приказал бойцам зарядить их.

Чуть подкорректировав с помощью Владыки их огонь, майор прошелся залпами не только по дамбе, но и по восточному берегу Аджалыка, истребляя те подкрепления, благодаря которым румынское командование намеревалось разгромить десант.

– Я так и знал, что искать бывшего комбата следует на его батарее, – в самый разгар пальбы спрыгнул в полуразрушенный капонир, избранный майором под свой временный КП, сержант Жодин. Вслед за ним появились Малюта, Злотник и еще какой-то боец.

– Вы что это, разгильдяи штатные, в групповой самоволке загуляли, что ли?! – сурово поинтересовался майор.

– На какой-то штаб в деревне наткнулись, в школе расположенный, никак разминуться не могли.

– Значит, это вы там, на возвышенности, гранатами с румынскими штабистами перебрасывались?

– Так они же прорываться, драпать намеревались. А мы возьми и обидься: только за стол уселись. Пленных не брали, куда с ними в десанте? А вот мотоцикл прихватили. Причем с бумагами. Малюта, продемонстрируй…

Тот подал Гродову спешно набитый бумагами офицерский портфель, однако майор отмахнулся:

– В кабину автомобиля забрось. С бумагами потом разбираться будем. У нас тут пока что другие трофеи… – кивнул в сторону орудий. – Вон, целая батарея…

– Так мы ее в город переправлять будем?!

– Если только удастся. Не оставлять же врагу. Кстати, мотоцикл я у вас реквизирую.

– Но если всю эту канонерию действительно в город отправлять будем, то надо бы за всю Одессу пару слов сказать. Есть мысль, я мигом. Злотник, за мной, к мотоциклу!

Гродов попытался окриком остановить их обоих, однако в эту минуту радист попросил его к аппарату.

– Узнаешь, Гродов? – Это был полковник Бекетов, хрипловатый, вибрирующий голос которого он мгновенно выделил бы из многих тысяч других. – Поскольку полк диверсионный и действует в тылу врага, а командует им не кто иной, как… То и координировать твои действия впредь приказано мне.

– Наконец-то у меня тоже появилось командование, – с легкой иронией отметил майор. – А то я уже почувствовал себя забытым и заброшенным.

– Пока только заброшенным… в тыл врага. А что касается «позабытого», тут уж извини, недооцениваешь.

– Уже осознал, товарищ полковник.

– Только что войскам сектора удалось прорвать линию обороны противника сразу в двух местах. Направление удара – Ильичевка, Александровка, с выходом на Свердлово – тайны для румын не представляет. Однако вся приморская часть междулиманья по-прежнему отдана на откуп твоим десантникам. К концу дня рассчитывай соединиться с основными силами в известном тебе районе.

– Понял, к исходу дня.

Вычислить этот район для противника, если бы он прослушивал их разговор, тоже труда не составляло. Поскольку основное направление удара обеих дивизий и вспомогательных частей сектора направлены на северо-восток, к верховьям Большого Аджалыка, то понятно, что поредевшему полку десантников предстояло соединиться со своими в районе Новой Дофиновки, которая располагалась у перемычки, отделявшей лиман от моря.

Впрочем, по сведениям того же Бекетова, полученным от пленных штабных офицеров и радистов, командир полка уже знал: прослушиванием местных радиобесед и прочими радиоиграми румынская контрразведка себя не утруждает. Во всяком случае, ни в чем конкретном и действенном это не проявляется.

– Кстати, ты где там находишься?

– В районе своей бывшей батареи.

– Понял. Погоди, а что это за пальба у тебя?

– Так ведь говорю же: на батарее нахожусь, – улыбки, которой Гродов озарил свое лицо, начальник контрразведки оборонительного района видеть не мог. Однако же подвох и так был ясен.

– Ты дурака не валяй, она взорвана.

– Ах, да, забыл сообщить. Это я дальнобойную батарею четырехорудийную у румын прихватил. Теперь вот в дело пускаю, не пропадать же добру.

Майор умышленно громко скомандовал: «Господа канониры, орудия зарядить!», затем отдал приказ на огонь и только потом вновь вернулся к микрофону рации.

– Ну что, впечатляет?

– Ты, Гродов, канонирством своим не увлекайся. Помни: не батареей теперь командуешь. Развивай успех десанта, не теряй темп.

– Так ведь только то и делаем, что развиваем.

– Кстати, тут вот мне подсказывают, что не мешало бы эти орудия дальнобойные в город перебросить, а то ведь уже порт прикрывать нечем. Да и для поднятия духа надо бы горожанам трофеи показать.

– Надо, значит, доставим.

Едва связь прервалась, как послышалось стрекотание мотоциклетного мотора, и вскоре в капонире снова появился Жодин.

– Привезли трофейный пулемет, а также полную тачку гранат и патронов, – доложил он. – И еще вот это, – продемонстрировал сержант кусок школьного мела.

К тому времени, как командир второго батальона Колобов доложил, что просматривает в бинокль северную окраину Новой Дофиновки, которую противник спешно укрепляет, на щитках и стволах всех четырех орудий уже красовались надписи: «Она стреляла по Одессе! Больше по Одессе стрелять не будет!»[308]

– Нацеливай удар на южную часть деревни, – приказал он комбату. – Нужно захватить перемычку, чтобы перекрыть путь отступления противника с западного берега.

– Приказ ясен.

– Ясен, да не совсем, – осадил его Гродов. – В бой пока не рвись, иначе половину бойцов положишь. Активно обороняйся и жди приказа. Сейчас я помогу тебе своими орудиями и попрошу поддержки у эсминцев.

Полковник Питештяну замер в двух шагах от порога кабинета и терпеливо ждал. Еще минут пять назад он положил перед вождем нации свою, всему высшему руководству государства известную, золотистую папку с тесненным на ней красным гербом. Сегодня в этой увесистой папке находилось одно-единственное донесение – о положении румынских войск под Одессой. Точнее, о том положении, которое сложилось после высадки десанта морской пехоты русских к востоку от города.

Для кондукэтора уже не было секретом, что ситуация там угрожающая, почти катастрофическая, тем не менее он все оттягивал и оттягивал тот момент, когда нужно будет открыть папку и ознакомиться с донесением Генерального штаба.

– По самым последним сведениям, части 4-й армии все еще находятся в окружении, – проговорил Антонеску, задумчиво глядя на эту папку, но все никак не решаясь пододвинуть ее к себе и открыть.

– Так точно, господин маршал. Последние сведения поступили всего лишь двадцать минут назад, – доложил адъютант, не взглянув при этом на часы.