– Выражаясь более понятным нам обоим языком не театралов, а комендоров, пристрелка там уже вроде бы состоялась; теперь пора вводить в бой орудие главного калибра. Для убедительности можешь явиться с личным оружием в кобуре. Так сказать, прямо с учений, с боевых стрельб. О существовании батареи хозяйка знает, поэтому ее, а точнее, таинственного гостя, будут интересовать точное месторасположение, технические характеристики и система охраны.

– В этой ситуации я должен многозначительно намекать на грозность вверенного мне оружия и постепенно набивать себе цену?

– Все правильно. Как я уже сказал, твоя задача – надувать щеки. Но запомни, что с этим гостем Валерии следует познакомиться поближе. И поскольку это жестко входит в ее роль, постарайся обойтись на своем бенефисе без сцен ревности. В появлении пьесы «Отелло из береговой батареи» пока что никто из нас не заинтересован.

«Отелло из береговой батареи?!» – мысленно рассмеялся Гродов, однако сразу же услышал:

– Выполнять, капитан! – и связь тут же прервалась.

Прежде чем отбыть из лагеря десантников, Гродов построил отряд напротив пожарного щита, вызвал краснофлотца Малюту и спросил:

– Видишь этот щит?

– Считаете, что нужно изобразить?

– По полной цирковой программе.

– Тогда прикажите сложить возле меня, на этом валуне, все имеющиеся у бойцов ножи, пригодные для метания. Чтобы не суетиться и не терять времени на возврат оружия.

А дальше последовало то, что приводило десантников в восторг: Малюта-Циркач метал стоя, лежа, сидя; ножи вылетали из двух рук сразу и по два – из каждой руки. А когда под аплодисменты он завершил представление своим коронным, поистине цирковым номером – метнув нож изо рта, через спину, Гродов объявил, что назначает его инструктором по метанию ножей и представляет к званию младшего сержанта. Кроме того, он приказал изготовить несколько учебных чучел с человеческими очертаниями.

– Во время боевых действий для каждого из нас нож должен стать таким же оружием, как и винтовка, – завершил он это показательное выступление Циркача. – Через две недели метать ножи и вообще, владеть ножом во время рейда в тыл врага и рукопашного боя должен каждый. Иначе какие мы десантники, какое право имеем называть себя штурмовым разведывательно-диверсионным подразделением? Старший лейтенант Владыка, это обучение – под вашу личную ответственность.

Салон Волчицы состоял из двух просторных комнат, соединенных кирпичной аркой, устроенной на месте обычной двери. Получился небольшой зал, увешанный толстыми портьерами из малинового бархата и старинными картинами в золоченых рамках. Мебель здесь тоже была старинной и некогда, очевидно, дорогой, поскольку теперь она поражала не столько своей изысканностью, сколько ветхостью. Так как внешний вид самого дома поражал убогостью своей отделки, никому и в голову не могло бы прийти, что одну их четырех квартир этого двухэтажного строения кто-то умудрился превратить в некое подобие дворянского гнезда. Правда, периода заката.

Капитан и Валерия специально пришли на десять минут раньше, чтобы поближе познакомиться с хозяйкой, которая теперь любезно проводила их от картины к картине.

– Конечно же, все это копии, – говорила она, время от времени вскидывая уже слегка отвисающий подбородок и тем самым напоминая себе о необходимости блюсти аристократичную осанку, – или же полотна мало кому известных художников. Но посмотрите, как прекрасно они выполнены.

– Чудесные работы. Независимо от того, кисти какого мастера они принадлежат, – по-молдавски молвила Валерия. – В конце концов, салон ваш – не музей.

– А мы не такие уж ценители, чтобы отличать кисть великого художника прошлого от талантливой кисти нашего современника, – тоже по-молдавски поддержал ее Гродов.

– И все же хотелось бы видеть у себя оригиналы Айвазовского, Караваджо, Ван Гога, Шишкина… Вопрос престижа, знаете ли. У меня в роду всегда помнили о чести и престиже.

Елизавете явно было под пятьдесят, однако она все еще оставалась моложавой и статной. Судя по всему, крупная фигура досталась ей по наследству, поскольку заподозрить ее в том, что она располнела, было трудно. Другое дело, что в ней отчетливо просматривалась высокая грудь, широкая талия и широкие, крутые, слегка вздернутые бедра, которыми обычно так славились степные крестьянки.

– В вашей молдавской речи, конечно, прослеживается сугубо украинский акцент, – тоже по-молдавски обратилась она к Гродову. – А вот что касается вас, Валерия, – возвышенно повела она подбородком, – то еще во время двух прошлых встреч я заметила, что это уже даже не молдавская, а истинно румынская речь, без каких-либо свойственных молдаванам бессарабских или украинских акцентов.

– Это язык моих предков, моих родителей.

– Но как вам удалось сохранить его в такой похвальной чистоте?

– Надеюсь, вы не донесете на меня в НКВД, если я сообщу, что порой слушаю не только кишиневское, но и бухарестское радио? Под видом кишиневского или тираспольского, естественно.

– Ну, зачем же доносить? Тем более что так поступают почти все молдаване, кто только сумел обзавестись радиоприемником. А вот родословной вашей, извините, поинтересовалась. – Паузы, которой она сопроводила это свое признание, было достаточно, чтобы ее гости ощутили все напряжение момента. – И, могу уведомить вас, что была удивлена. Если вы действительно та, за кого себя выдаете…

– Признайтесь-ка честно, товарищ Валерия: вы действительно та, за кого выдаете себя? – тут же подыграл хозяйке капитан. – Или вам все-таки есть что скрывать от компетентных органов?

– Вот только радует это далеко не всех, кто узнает о том, куда уходят мои корни, – сухо обронила Лозовская, оскорбленно поджимая губы.

– …Так вот, если вы действительно… Тогда получается, что вы происходите из очень благородного семейства, самых чистых семиградско-валашских кровей. Мои знакомые тут же связались с крупным специалистом по истории дворянских родов Молдавии и, естественно, Румынии. Исходя из сведений, которые этот архивариус получил от меня, ему не составило труда проследить вашу родословную по отцу и матери. Там, конечно, намешано немало кровей, но все они отличаются своей исключительной голубизной. А предки ваши – высокородностью. Ничто не помешает нам признать за вами титул баронессы или графини. А то и княжны. В нашем узком кругу, естественно.

– Я всегда считала себя баронессой, – молвила Валерия. – Но если появится достаточно доказательств того, что имею право на титул графини, это меня еще больше вознесет в собственных глазах.

Гродов едва заметно пожал руку девушки у самого локтя. «Неужели она действительно имеет право называться графиней? – подумалось Дмитрию. – Впрочем, стоит ли удивляться? Даже если бы оказалось, что родословная этой женщины намного скромнее, все равно таких женщин следовало титуловать “графинями”, хотя бы из уважения к их красоте».

– Этих оснований достаточно. Многие принимают графские титулы, не обладая и десятой долей той голубизны крови, которой обладаете вы. Пожалуй, именно так, «графиней» я и стану титуловать вас, – молвила Елизавета, и в голосе ее почудились некие нотки чинопочитания, граничащего с раболепием.

– Даже титула баронессы уже с лихвой хватило бы для того, чтобы агенты НКВД признали во мне закоренелого врага народа. И пока я не получу документального подтверждения своего графского титула, прошу титуловать меня только так – «баронессой», – с непонятной Гродову жесткостью потребовала Валерия. – В этих вопросах я остаюсь человеком принципиальным.

– Вот и меня тоже удивляет, каким чудом вам удалось уцелеть в этой классовой мясорубке.

– Вы уже ответили себе: чудом.

– Хотя, смею заметить, не ожидала, что вы решитесь высказываться в подобном духе, стоя под руку с капитаном Красной Армии.

– Теперь, когда румынские дивизии вновь готовы перейти исторические границы Бессарабии, многие начинают вспоминать, что в их жилах течет румынская кровь, – чуть пафоснее, нежели следовало бы, ответила Валерия. – Причем немало таких и среди красных офицеров.