— Этого и следовало ожидать, — спокойно парировала Жерми. — Замечу, однако, что сотрудничать с немцами решатся далеко не все бывшие офицеры Белой гвардии. Даже сгорая при этом от ненависти к коммунистам. Не все! — она с внутренним удовлетворением проследила за нервной реакцией генерала и особенно полковника: не так уж часто им приходилось слышать о ненависти к коммунистам. — Презрение к нашему историческому врагу — германцам — у многих все же сильнее, нежели презрение к своим идеологическим противникам в России. Кстати, вам стало что-нибудь известно о судьбе моего отца?

Генерал выразительно взглянул на Волынцева. Тот прокашлялся и, сомкнув густые седеющие брови, пробубнил:

— Мне не хотелось бы затрагивать эту тему прямо здесь и сейчас. Но, поскольку вы, Анна Альбертовна, просите об этом, и тут все свои…

— Он жив?

Волынцев снял пенсне, бархаткой протер стекла, словно намеревался зачитать какой-то документ, и только потом спасительно выдохнул:

— Судя по тем данным, которые… Словом, жив.

— Что по-настоящему трогательно.

— В сотрудничестве с гитлеровцами пока что не замечен. Обитает в небольшом горном имении, где-то в княжестве Лихтенштейн. Женился на обедневшей, но все еще финансово независимой аристократке из шведской королевской династии.

— Он всегда мечтал доживать свои дни где-нибудь в небольшом горном имении, — проговорила Жерми, как бы размышляя вслух. Появление рядом с отцом мачехи, пусть и королевских кровей, она предпочла оставить без комментариев.

— По каким-то династическим канонам за ним признан наследственный титул графа Римской империи, дарованный в свое время его предку в Саксонии вместе с приставкой «фон».

— Этот титул генерал Подвашецкий носил и раньше, — уточнила Жерми, — но, поскольку возникали трудности с документальным обоснованием родового герба, он дипломатично воздерживался от официального титулования себя вплоть — как он извещал в своем письме членов императорской геральдической комиссии — «до окончательного прояснения родовых геральдических источников». В вопросах родословной он всегда являлся человеком болезненно щепетильным.

— За что мы с вами должны быть признательны ему, — резюмировал полковник. — Я консультировался по этому вопросу. Титул «граф фон Подвашецки», как именуют его в западных источниках, является наследственным. Следовательно, вы становитесь его полноправной владелицей, графиня фон Подвашецки.

— Странный день выдался, не находите ли, господа? Весь преисполненный сюрпризов и страстей, — заметила Анна.

— При всем моем пролетарском неприятии подобных буржуазных атрибутов, искренне поздравляю с обретением данного высокородного титула, — определил свою позицию генерал. — При возвращении в белую среду он окажется очень востребованным.

Волынцев и Гайдук молчаливо склонили головы, давая понять, что присоединяются к поздравлениям.

— Привыкайте к своему новому положению, графиня, — даже не пытался смахнуть с губ ироническую ухмылку подполковник. — Мог ли я предположить, с кем сведет меня судьба?

— До чего же удачно избраны вами, господа, время, место, а главное, — обвела она рукой свое лицо и туловище, — физическое состояние дамы, для удостаивания ее столь высокой чести! — откровенно съязвила Жерми. — Воистину, из грязи — в князи.

— Ситуация пикантная, не спорю, — развел руками Волынцев и взглянул на часы. — Машина появится через двадцать минут. Разведшкола расположена в монастыре, где вам уже выделена отдельная келья. Ваш способ жизни должен полностью соответствовать способу бытия: мозолить глаза ни к чему. Подготовку будете проходить под псевдонимом «Изида». Но это завтра, а сегодня… Не знаю, как вы намерены распорядиться своей душой, но для телесного очищения вам предоставлено не менее двенадцати часов.

— Вынуждена разочаровать ваше христианское сознание, господин полковник: в течение всех этих двенадцати часов мои душа и тело будут сообща предаваться банальным сновидениям.

Едва Евдокия Гайдук завершила разговор с комбатом, как земля и поднебесье задрожали от гула авиационных моторов. Немецкие пилоты вели свои тяжелые бомбардировщики звеньями, по пять машин, словно на авиационном параде. Причем шли они по кромке моря, под прикрытием нескольких пар истребителей, не опасаясь ни зениток, ни «краснозвездных соколов» и совершенно не обращая внимания на то, что происходит в прибрежной зоне.

— А ведь это они, сволочи, на Ростов-на-Дону потянулись, — гневно сжал кулаки комбат. — Явно на Ростов. Теперь повадятся, стервятники.

— По-моему, это уже не первый их налет, — заметила Гайдук.

— Может, и не первый. Ростов для них, почитай, — ключ ко всему Северному Кавказу, с его нефтью и всем прочим. Нет, ну ты только посмотри, ефрейтор, — бессильно сжал кулаки капитан-лейтенант. — Это ж до какой такой наглости нужно… обнаглеть, чтобы вот так, в открытую, по тылам нашим шастать?!

— Да летуны ихние не так уж и страшны, — Евдокимка выстрелила из карабина в сторону очередного приближающегося звена. — Во всяком случае, под Ростовом их точно встретят. Наше дело — наземные войска немецкие остановить.

Только ефрейтор произнесла это, как где-то западнее их части, за холмистой грядой, ожила зенитная батарея.

— Нам бы сейчас пару таких орудий, — Евдокимка забросила карабин, бесполезный в данной ситуации, за спину. — В крайнем случае пулемет; зенитный, естественно…

Они с тоской и ненавистью смотрели вслед армаде «коршунов Геринга». Несмотря на огонь зениток, те летели, не нарушая строя, и казались неуязвимыми.

— Ну, уж с кем с кем, а с ефрейтором Гайдуком тебе явно повезло, — первое, что сказал комбат старшине, как только пригласил его с Евдокимкой в охотничий домик рядом со стрельбищем.

— А кто спорит?

— Да ты хоть знаешь, что он предлагает назначить тебя командиром разведывательно-диверсионного взвода. Причем не просто так, а с надеждой, что ты получишь офицерское звание.

Великан повертел шеей, словно борец, разминающийся перед выходом на ковер, и, явно стушевавшись, стеснительно прокряхтел:

— Вообще-то я — моряк в четвертом, а может, и в пятом поколении. Но до офицерского чина никто в нашем роду так и не дослужился.

— Почему? — удивилась Евдокимка.

— Да потому что, рано или поздно, всех назначали боцманами. А это — должность на всю корабельную жизнь.

— Уважаемая, между прочим, — заметил комбат.

— Раньше офицерами становились в основном дворяне, — попытался завершить свой рассказ Климентий. — Мы же до дворянства не дотянулись.

— Погоди, — удивился комбат, — Но ведь в твоем личном деле написано, что ты — сирота, из беспризорников.

— Так и есть: осиротел, беспризорничал. Однако о роде своем, Климентьевых, забыть не посмел. Правда, когда меня чекисты в детдомовцы записывали, фамилию чуть-чуть изменил.

— Зачем? — спросила Евдокимка.

— Чтобы родню не искали. И чтобы, в случае чего, род не запятнать.

Комбат и ефрейтор Гайдук многозначительно переглянулись. По взгляду Корягина девушка поняла: то, что капитан-лейтенант только что услышал, резко изменило его отношение к этому парню.

— Но ведь все, что касается фамилии, — это все ерунда, правда? — с надеждой поинтересовалась Степная Воительница. — Звание младшего лейтенанта ему все-таки могут присвоить?

— Просто обязаны будут. Давай считать, старшина, что ты — первым из флотского рода Климентьевых — до чина морского офицера дойдешь. Обязательно дойдешь! Слово комбата Кор-рягина.

Тем временем на территорию части въехала штабная машина, в ней оказались командир бригады полковник Савчук и приземистый, медведеподобный сержант. Евдокимка сразу обратила внимание, что сержант был без тельняшки, зато — в маскхалате. На ремне его маскхалата, в специальном подсумке, красовалось несколько разноцветных колодок финских ножей.

— Это ваш инструктор по рукопашному бою, маскировке и всему прочему, — сообщил полковник, выслушав доклад Корягина. — Сержант Николай Сожин, бывший охотник из-под Уссурийска. Участвовал в боях с японцами на Халхин-Голе. Во всех вопросах, касающихся полевой подготовки бойцов к диверсионной работе, подчиняться сержанту беспрекословно.