— Бьюсь об заклад, — сказал он наконец, — я знаю эти места. Чуть правее красной горы есть ранчо «Орлиное гнездо». Это точно!

Андрей едва заметно улыбнулся. Он тоже знал ранчо «Орлиное гнездо», но писал картину в другом месте. Однако настоящее искусство сильно тем, что его произведения узнаваемы. И Андрею было приятно видеть, какое впечатление картина произвела на молчаливого верзилу из службы безопасности Диллера.

— Это вы сами рисовали, мистер Стоун? — спросил Янгблад и покачал головой. — Лучше, чем цветное фото! Такая вещь стоит половины того, что насобирал мистер Диллер. Это уж верно, как дважды два! Картина стоящая!

— Янгблад прав, — сказал Мейхью, допив виски. — Картина хорошая. Мистер Диллер ее купит.

Андрей повернулся к Мейхью. Улыбаясь, спросил:

— Не глядя, и за десять тысяч. Верно?

— Да, сэр, — ответил Мейхью, не учуявший подвоха.

— И вы снова попросите меня подписать вам ту бумагу?

— Да, сэр.

Андрей прошелся по студии.

— Вам не надоели эти разговоры, мистер Мейхью? Я давно и вполне ясно дал понять, что никаких бумаг подписывать не стану. Я свободный человек и контрактами связывать себя не собираюсь. Это раз. Во-вторых, когда мы барахтались в воде, мне почему-то не задавали вопросов, кто я и каким образом оказался рядом. Верили — я спасаю. Теперь мне не хотят верить на слово, что я буду молчать о случившемся. И наконец, в-третьих, я не собираюсь продавать картину мистеру Диллеру, хотя бы потому, что она стоит не десять, а тридцать тысяч долларов. Вне всякой связи с вашим предложением, мистер Мейхью.

Андрей уже заметил, что Мейхью, как и большинство людей слишком хитроумных, недооценивал окружающих. Продумав план, он проводил его в жизнь в полной уверенности, что все пойдет как и по маслу. А планы Мейхью строились в расчете на тех, кто был хоть в чем-то менее проницателен и ловок, нежели он сам. Поэтому, дважды столкнувшись с неожиданным отпором, Мейхью разозлился. Только необходимость до конца выполнить посольскую миссию заставила его держать себя в рамках приличия. Андрей это почувствовал сразу, но сделал вид, будто ничего не замечает.

— Я вас понимаю, мистер Стоун, — сказал Мейхью, окончательно овладев собой. — И все же мы вынуждены будем побеспокоить вас еще разок. Мистер Диллер выразил желание лично побывать у вас в мастерской. Его величество большой любитель живописи. Надеюсь, вы нам не откажете?

— Почту за честь, — холодно поклонился Андрей, а самому стоило больших усилий, чтобы сдержать ликование. Дело пошло как по маслу. Замысел операции начал осуществляться. — Когда вас ждать?

— Завтра в десять, — буркнул Мейхью. — Это вас не стеснит?

В пятницу ровно в десять, как предупреждал Мейхью, к особняку на Оушн-роуд подкатили три машины. Его величество химический король Генри Диллер Третий прибыл в мастерскую художника в сопровождении свиты и личной охраны.

Первым, оставив на пороге свою важность, в дом вошел Мейхью. Он услужливо распахивал двери перед своим боссом и вел его прямо в студию. Вместе с Генри Диллером приехала сестра. Та, которая недавно по воле случая оказалась в морской воде. «Красавица», — подумал Андрей, мельком взглянув на женщину. И больше ею не интересовался. Все его внимание сосредоточилось на одном человеке — на Генри Диллере. Начав игру с нужной карты, Андрей теперь не должен был ошибаться, сделав неверный ход.

Позже, анализируя ощущения дня, он понял, насколько сильно волновался во время визита миллиардера. И не только потому, что все время играл. Немало его волновало и то, что он лицом к лицу столкнулся с человеком, которого пресса многих стран уже давно причислила к разряду тех, кто втайне от народов фактически правил миром.

Андрею хотелось бы найти в мистере Диллере хоть что-то, отличающее прожженного дельца от обычного интеллигентного человека. Тогда было бы легче держаться и говорить с ним. Но Генри Диллер выглядел современным, молодым и энергичным, спортивного склада мужчиной, с красивыми артистическими чертами лица. И опять в который уже раз Андрей вспомнил предупреждение Корицкого: «Не отчаивайтесь, если чей-то образ, созданный вашим воображением, не будет совпадать с тем, что вы увидите в натуре».

Уж кто-кто, а Профессор знал, о чем говорил. Он сам испытал многое из того, чему учил других. Сам пережил все, что представлялось неведомым будущим его ученикам.

«Самые лучшие, самые идеальные планы, — говорил Корицкий, посасывая холодную трубку, — рождаются у нас ночью, в минуты и часы бессонницы. Но они умирают при свете дня. Планы ночи — чаще всего легкий бред. Совсем иные планы приходят в голову неожиданно, когда обстоятельства сжимают человека со всех сторон словно клещами, а отступить, увернуться уже нельзя. И эти-то планы чаще всего приводят к успеху. Чаще всего потому, что в минуту трудностей мы думаем экономнее, точнее и сосредоточенней».

«С Диллером будет нелегко, — предупреждал Профессор, чуть растягивая фразы. И это лучше всего подчеркивало, что он напряженно думал над тем, как четче и полнее обрисовать подопечному трудности, которые неизбежно встанут на его пути. — Поймите, молодой человек, Диллер — это фигура. У него математически холодный ум. Он отличный полемист и отнюдь не белоручка. Он семь лет работал лаборантом в химической лаборатории Ренстона. Это человек, у которого и тогда уже были в кармане собственные миллиарды. Его работы в журнале „Кемикл проблемз“ привлекали внимание специалистов смелостью суждений и выводов. Диллер ушел из лаборатории Ренстона неожиданно. И фирма его отца „Континентал кемикл корпорейшн“ сразу получила колоссальный заказ на новый вид твердого топлива для ракет. Оказывается, Генри Диллер решил сложную проблему синтеза. Он нашел ингибитор, о котором можно было только мечтать. Результат — скачок „Континентал кемикл корпорейшн“ в первую тройку ракетных монополий. Диллер и сейчас ведет некоторые исследования сам. Он мало кому доверяет. Ни одна из его лабораторий не изучает проблемы в целом. Каждая занята разработкой только отдельных тем. Зато конкуренты ни разу не сумели прижать Диллера по-настоящему. Сейчас, по некоторым косвенным намекам, Диллер вопреки всем международным договорам продолжает разработку новых видов химического оружия. Это по-настоящему опасно. Любой сюрприз в этой области может стать серьезной угрозой миру».

И вот миллиардер, ученый, убежденный служитель бога войны, крупный финансовый воротила Генри Диллер собственной персоной ступил на его, Андрея, территорию. И упустить этот случай было нельзя.

Андрей держался крайне напряженно. Впрочем, он понимал, что любая напряженность в этих условиях выглядит вполне естественной, и не пугался этого. Вряд ли кто из простых смертных, столкнувшись лицом к лицу с человеком, о котором при жизни слагают легенды, не почувствует себя смущенным и скованным. Даже Мейхью, который общался с Генри Диллером каждый день, выглядел в его присутствии не больше, чем тенью, да и то такой, которая старается не бросаться в глаза.

Уже по тому, как Диллер осматривал его работы, Андрей понял, что имеет дело не с дилетантом, который рад прикинуться знатоком, а скорее со знатоком, который из скромности не прочь сойти за. дилетанта. У «Прерии» Диллер остановился, несколько минут молча разглядывал полотно, потом быстро пригнулся и, словно пробуя, высохла ли краска, коснулся картины пальцем. Движение было импульсивным, но Андрей заметил его и улыбнулся. Он сам уже понял, что именно в этой точке было самое уязвимое место его работы, мешавшее цельности ее восприятия. Уж не раз и не два он трогал его кистью, однако нужный оттенок не находился. И вот Диллер заметил именно эту точку, нарушавшую гармонию цвета. Просто поразительно!

Андрей тут же взял палитру и, озаренный наитием, бросил на холст густой сиреневый мазок. Картина вдруг получила полную завершенность, вспыхнула, заиграла. Пламя заката ожило, высветив суровую природу могучей прерии.