И только Малюта не горячился. Удобно устроившись на кочке под повозкой, он снайперски прореживал ряды врагов, время от времени покрикивая на своих: «Да не мельтешите же вы перед дулом, босота слободская! Дайте наконец душу отвести!»

Какой-то унтер-офицер с двух шагов выстрелил в Гродова, но тот успел отшатнуться, и пуля лишь слегка обожгла предплечье. Румын попытался перезарядить карабин, однако майор метнулся к нему, ногой отбил в сторону ствол и, схватив противника за ворот расстегнутого кителя, из всей мощи врезался головой в его подбородок. Развернув унтера спиной к себе, он прикрылся им от пули какого-то обозника, которого тут же сбил с повозки выстрелом из пистолета, а тяжелораненого румына буквально нанизал на штык возникшего рядом немца. Он уже заметил, что вместе с румынами на север прорывалось и какое-то подразделение немцев, которые старались держаться поближе к плавням и уходить за спинами союзников.

Однако этому уйти не удалось. Оглушив фрица ударом рукоятки в переносицу, Черный Комиссар сбил его с ног и, уже оказавшись в прикрытом полегшим камышом озерце, добивал его, на удивление живучего, кулаком, словно кузнечным молотом.

Пока Гродов поднимался, к нему бросился еще один немец, однако возникший откуда-то из-за кустарника десантник в окровавленной тельняшке и с оглоблей в руках, поверг того страшным ударом в затылок и тут же замертво упал рядом.

– Выходи из боя, командир, – оттолкнул майора Жодин, вонзая в немца карабинный штык, словно осиновый кол. – Не царское это дело – по колдобинам с немчурой цапаться. С остальными сами управимся.

– Не путайся под ногами, сержант! – окрысился на него майор, не замечая, что вошел в ярость, в раж. Но, бросившись командиру в ноги, Жодин повалил его как раз в те мгновения, когда над ними отстучала очередь ручного пулемета. Затем еще и еще одна, пока в той стороне, откуда, из-за разбитой снарядом машины стрелял пулеметчик, не прозвучал взрыв гранаты.

– Считай, что я у тебя в долгу, сержант, – внимательно осматриваясь по сторонам, поднимался командир полка.

– Неубедительно говоришь, командир, – не удовлетворился его заверением Жодин.

– Что значит «неубедительно»?

– А то… Конкретизируй свою долговую расписку хотя бы двумя бутылками хорошего коньяку.

– Уже конкретизирую.

– Да при двух кругах домашней колбасы-кровянки. Но только такой, настоящей, с чесночком и всем прочим, полагающимся кровянке…

На минутку забывшись, командир полка голодно взглотнул слюну, но тут же спохватился и сурово одернул Жодина:

– Побойся Бога, сержант, не живодерничай! Сам знаешь, что на такую «долговую роскошь» жизнь моя никчемная не тянет!

Подпустив противника как можно ближе к своим окопам, десантники из роты Зубова дали три залпа, метнули последние гранаты и, не позволяя ему ни залечь, ни организованно отступить, поднялись в контратаку, четвертый, пусть и нестройный, залп производя уже на ходу, или, как называл этот прием Гродов, «из-под полы».

Старший лейтенант специально повел себя именно так, как рекомендовал перед рукопашной командир полка. При этом он не только познавал эффективность такого контрудара, но и как бы пытался перенять у опытного десантника частицу его удачи.

Прежде чем прокричать свое неугасимое «Полундра!», комроты успел жестко предупредить бойцов:

– Не зарываться! Противника гнать только за пределы лабаза. Оттуда, используя укрытия, прореживать уцелевших выстрелами вдогонку.

– А может, все-таки погнать их до той части деревни, из которой они нас недавно выбили? – предложил сержант Колотов, который исполнял теперь обязанности командира первого взвода.

– Румыны только этого и ждут, – ответил Зубов. – Их там, в деревне, не менее сотни. И если, в свою очередь, эта орда контратакует, тельняшки нам уже не помогут. А так, может, еще продержимся до утра.

– Во всяком случае, до полной темноты, – поддержал его старший сержант Курилов. – Да и с кем гнать? – окинул он взглядом свое поредевшее воинство.

И Колотов не мог не понимать, что он имеет в виду. Все три командира взводов погибли. Старший лейтенант наспех свел уцелевших бойцов в два взвода, в одном из которых, пребывавшем под командованием младшего сержанта Возницкого, в строю насчитывалось двадцать два бойцы, в другом, под командованием Колотова, – двадцать семь. Еще несколько бойцов, вместе с фельдшером и двумя санитарами, оставались на лазаретном островке, с ранеными – прикрывали их, держа оборону на кронах ив. Правда в основном там находились бойцы из группы Курилова, но комроты уже считал их своими.

Контратака выдалась отчаянной. После залпа «из-под полы» часть румынских солдат пыталась залечь, но большинство бросилось к спасительным строениям рыбачьей базы. И именно возле них образовалась настоящая рубка, когда в ход пошли не только ножи, но даже обломки старых весел. На глазах у комроты Курилов сумел увязаться за двумя убегавшими солдатами, и теперь отчаянно бил их по каскам немецкой гранатой с деревянной ручкой. А когда один из них, очевидно, оглушенный, упал, по-кошачьи, все еще с гранатой в руке, бросился на спину второму. Чтобы прекратить эту схватку, разгоревшуюся у вытянутой на берег рассохшейся лодки, Зубов выпустил в упавшего солдата последнюю пулю из пистолета. А затем, подхватив его карабин, почти в упор выстрелил в румынского легионера, попытавшегося устроиться со своим ручным пулеметом в проломе стены рыбацкой хижины.

– Ползком к пулемету, сержант, – приказал он присевшему возле убитого Курилову. – Я прикрою. Открывай огонь по отступающим!

Ворвавшись в домик, он выхватил пулемет у неповоротливого сержанта и прошелся очередью по тем, кто скапливался за лабазом; таким образом он помог бойцам Колотова ворваться в большое, несуразное с виду строение.

– Возницкий, ты жив? – спросил он, посылая короткие очереди в сторону румынских солдат, убегавших к крайним усадьбам.

– Здесь я! – отозвался командир первого взвода от складского помещения, которое находилось слева от хижины.

– Бери семерых бойцов, быстро собери все оружие и доставь его в окопы. Не забывайте опустошать патронташи.

– Может, часть оружия – сразу же за холм, на косу?

– Главное, чтобы оно оказалось в нашем распоряжении. Ты, Колотов, позаботься о раненых, всех – на лазаретный островок!

Оглянувшись, Зубов увидел, что двое легкораненых моряков и парнишка уже собирают оружие тех румын, которые полегли у самых окопов. Однако раненые делали это слишком медленно, в то время как румыны вновь накапливались на окраине деревни, готовясь к следующей атаке, уже которой в течение дня.

Приказав Возницкому продержаться со своим взводом на хуторке в течение тридцати минут, старший лейтенант вместе с Куриловым, который стал его ординарцем и личным телохранителем, вернулся к окопам. А уже оттуда, по отводной траншее, пробрался к окопчику за холмом, где в глубокой каменистой щели затаился со своим бесценным, но пока что бесполезным аппаратом радист Сенчук.

– Что, мореман, бездельничаешь? – опустился рядом с ним Зубов, оставив сержанта на холме, на прикрытие.

– Самому тошно, товарищ старший лейтенант, – шмыгнул вечно простуженным носом радист.

Тот, первый связист, который высаживался с рацией на спине, погиб во время налета штурмовиков. К счастью, в роте был радист-дублер, которому Зубов благоразумно приказал держаться подальше от основного, чем и спас его. Комроты не мог знать, что, поскольку какое-то время его рация на связь не выходила, то на флагманском охотнике и в штабе обороны сочли, что она умолкла навсегда. На вид этому худощавому пареньку-связисту с иссеченным угрями лицом было лет семнадцать, не больше, и комроты подозревал, что, поступая в школу радистов, Сенчук попросту «приписал» себе год-другой.

– Неужели и тебе, мореман, тошно? Вот уж о ком не подумал бы. Именно поэтому принялся палить из карабина по наступавшим румынам, хотя помнил мой приказ: не высовываться?!