Понятно, что искусственные подземелья базы «Буг-12» никакого отношения к легендарной «Стране Туле»[241], к обиталищам гномов или к «пещерным стойбищам великанов» — мечте спелеологов Аненэрбе — иметь не могли. Тем не менее скепсис Ранке не помешал ему тут же связаться со ставкой адмирала Канариса, дабы выяснить, что да, о секретном аэродроме и подземном командном пункте в районе Первомайска там уже знают. Но только как об обычном командном пункте, не более того. А тут вдруг…

Понятно, что сообщение Ранке в берлинской штаб-квартире абвера восприняли, как неприятный сюрприз: получалось, что местная агентура явно недооценила этот объект. Только поэтому начальник Восточного отдела абвера генерал фон Гросс ехидно объявил Ранке по телефону:

— Чем вы хотите меня удивить, подполковник? Если бы — как подобает истинному разведчику — вы узнали бы о некоем тайном подземном логове русских чуточку раньше, когда оно находилось в их тылу, и предназначалось для военно-полевой ставки главкома или хотя бы для ставки штаба военного округа… Тогда — да, возможно, вы прослыли бы героем. Однако то, что я слышу сейчас…

— Видите ли, господин генерал, в общих чертах о командном пункте в районе аэродрома «Буг-12», мы, в штабе группы армий «Юг», знали давно…

— В том-то и дело, что даже о таком объекте вы знали только «в общих чертах», — не позволил ему договорить генерал-майор. — Я уже как-то уведомлял адмирала Канариса, что наши сотрудники обо всем позволяют себе знать «в общих чертах», и в этом трагедия абвера. Вам, Ранке, я готов сказать то же самое: докладывать об обнаружении подобных объектов только после того, как они оказываются за спинами наших передовых колонн — честь невелика.

Фон Гросс принадлежал к группе «бунтарей-реформаторов», и был одним из тех, кто в самом деле мог бросить нечто подобное прямо в лицо шефу военной разведки. Еще накануне сентябрьской «польской кампании» он позволил себе обронить на одном из совещаний у Гиммлера что-то в том духе, что, дескать, «цепь нелепостей абвера как сухопутной военной разведки вовсе не завершается тем, что во главе его находится адмирал; с этого она только начинается». Даже начальник Главного управления имперской безопасности Гейдрих — и тот покачал головой: «Заявить нечто подобное о Канарисе в присутствии самого Гиммлера?!»

Так вот, поговаривали, что мимо ушей рейхсфюрера СС эти слова не прошли; именно с этого дня Гиммлер стал воспринимать фон Гросса как своего единомышленника в стане всесильного адмирала, вотчину которого всерьез намеревался подчинить вверенному себе Главному управлению имперской безопасности (РСХА). Ясное дело, уже без адмирала. И теперь, когда Гитлер не скрывал своего неудовольствия действиями абвера в ходе неудавшейся «битвы за Британию», акции фон Гросса как сторонника создания единой внешней разведки под эгидой РСХА явно возрастали[242].

Да только подполковника Ранке это обстоятельство не радовало. Они с генералом пребывали в разных лагерях.

— Я правильно понял вас, господин генерал: объект «Буг-12» никакого интереса для командования абвера не представляет? — иронично поинтересовался Ранке, уже проклиная себя за то, что поспешил с докладом начальнику Восточного отдела. Эта запущенная болезнь молодости — без какой-либо особой нужды соваться с докладом к высокому начальству!

— Сама постановка вопроса некорректна, — и на сей раз поставил его на место «абверовский бунтарь», как порой называли фон Гросса. — Я всего лишь хотел огорчить вас тем, что, увы, на Железный крест доклад тянет…

— Железные кресты я привык добывать в ходе важных операций по защите рейха, а не на штабных симпозиумах.

— …а заодно, — не желал выслушивать его оправдания фон Гросс, — объявить жесткий приказ: подземелье исследовать, собрать о нем все сведения, в том числе и документальные. Словом, души повытряхивать у всех, кто способен хоть что-либо поведать об этом тайном объекте русских.

— В том районе располагается сейчас особый парашютно-десантный отряд оберштурмфюрера фон Штубера, который как раз и пытается обжить аэродром.

— Фон Штубера?! Речь идет о сыне хорошо известного нам обоим генерала фон Штубера?

— Так точно, о бароне Вилли фон Штубере.

Еще находясь на Днестре, в районе Подольска, подполковник Ранке случайно узнал, что «абверовский бунтарь» хорошо знаком с отцом командира действовавшего в тех местах диверсионного отряда «бранденбуржцев». Такого же армейского аристократа, как и фон Гросс, потомственного военного, так в душе и не смирившегося с нашествием бюргерских выскочек времен восхождения Гитлера. Особенно с появлением на этой коричневой трясине таких организаций, как СС и СД, не говоря уже о гестапо. Не зря же генерал фон Штубер демонстративно не рвался в бой, завершив свое участие в завоеваниях фюрера на полях Франции, и теперь предпочитал коротать дни своего пребывания в резерве главнокомандования вермахта, не покидая стен старинного, чуть ли не времен первых крестоносцев, родового замка.

— Если не ошибаюсь, Вилли — из тех самых, из ораниенбургских курсантов? — продолжал проявлять чудеса осведомленности фон Гросс, не раз бывавший в старинном замке Штуберов.

— Теперь уже — из подчиненного СД диверсионного полка особого назначения «Бранденбург».

— Вот как?! В свое время наши люди пытались переманить молодого барона в абвер, однако тот заявил, что разведка не для него, потому как по складу своего характера, он — штурмовик, диверсант. Одним словом, громило.

— Поэтому-то его отряд придан штабу группы армий «Юг» и подчиняется сейчас командующему 17-ой армией генерал-полковнику Швебсу.

— В таком случае, говорите с генералом от моего имени, или даже от имени адмирала Канариса, которому конечно же будет доложено. Но прежде всего, Ранке, свяжитесь с самим оберштурмфюрером, — преподнес ему генерал еще один урок инициативности. — Не исключено, что никакого вмешательства свыше и не понадобится.

Подполковник недовольно покряхтел в трубку и, воспринимая эти слова начальника Восточного отдела абвера, как «пощечину перчаткой», пробормотал:

— Полагаю, что так оно и будет.

Ранке попросту счел неудобным объяснять генералу от абвера, что позвонил ему вовсе не потому, что Штубер или кто-либо другой не подпускает его к объекту «Буг-12». (Здесь, на месте, он как-нибудь и сам разберется, тем более что отношения с командармом Швебсом у него складываются неплохо.) На самом же деле побуждения, заставившие его взяться за трубку, оказались совершенно иными: Ранке опасался, что этот выскочка Штубер поторопится доложить о своей находке кому-либо из отдела диверсий Главного управления имперской безопасности. А если в штаб-квартире Канариса обнаружат, что сведения об истинном размахе строительства в подземельях «Буга-12» им приходится черпать из источников РСХА… Вот тогда уж он, начальник отдела абвера при штабе группы армий «Юг», действительно окажется в идиотском положении. Причем в настолько идиотском, что оно уже не будет подлежать ни оправданию, ни хотя бы логическому объяснению. А главное, такого упущения — накануне обещанного ему повышения в чине — Ранке потом простить себе не сможет.

Однако снисходить до подобных «извинительных уточнений» подполковник конечно же не решился. Слишком уж воинственно был настроен генерал.

— И не вздумайте докладывать о подробностях своих следопытских изысканий кому-либо кроме меня, — словно бы расшифровал поток его мыслей фон Гросс.

— Этого же я потребую и от оберштурмфюрера Штубера, — с явным вызовом в голосе заверил его Ранке, напоминая тем самым о существовании эсэсовского канала, не подвластного никому, даже всесильному адмиралу.

Это была одна из тех изумительных июльских ночей — лунных, теплых, напоенных ароматами степи, — когда, как представлялось семнадцатилетней Евдокии, нельзя, невозможно, просто грешно предаваться сну. К тому же она чувствовала себя достаточно взрослой, чтобы не оставаться в доме в ночь прощания своих родителей.