Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Вдруг уставился испытующе, мутными, точно мертвыми глазами:

— Куда золото спрятал?

Как за глотку хапнул…

— Ей-богу, не брал. — оправдывался Терентий Иванович, — вчера Нефедов увез…

— Увез? — подозрительно переспросил начальник.

Сзади поднялся крик. Под кем-то упала лошадь. Бандит оглянулся. Рысившие сзади остановились. Боясь возбудить подозрение, Терентий Иванович потянул поводья.

— Чего уперся! — бешено гаркнул на него бандит, — нагайки хочешь!

Оба шли быстрой рысью, оставили далеко отставший отряд. В тайге дорога петляла неожиданными поворотами. Местность сразу стала знакомой — приближался Холодный Ключ.

Последний отверток налево к избушке Корнея Липатова. А направо, на долгие версты, пойдет дорога к заимкам по ровному и открытому месту… Вспомнил это Терентий Иванович — точно глянул в свою могилу.

Шумно дышали кони, дымили паром, несли вперед.

— Хватит! — сказал себе вдруг Терентий Иванович и с хода застопорил лошадь…

Шоркнул коленом в колено бандита. Извернулся и грянул своим кулаком в небритый его подбородок! Только ляскнули зубы, крыльями вскинулись рукава, и бандит, как мешок, вылетел из седла…

Дыбом взбросилась его лошадь и, скачком обогнав Терентия Ивановича, замелькала вперед.

Приятно бросить врагу свое торжество перед смертным часом!

Терентий Иванович, ожидая удара пули, оглянулся назад. Но крутой поворот дороги был еще пуст. Еще не доехали задние.

Тогда Терентий Иванович ударил лошадь, пригибаясь к луке в безумной скачке. Пробегали кусты, свистели комки, вырывавшиеся из-под копыт…

Вот налево изба Корнея. Ни души на дворе. Прямо дорога к заимкам, и по ней, едва видная, скачет бандитская лошадь.

Терентий Иванович спрыгнул с коня и пугнул его шапкой. Лошадь бросилась по дороге, догоняя передовую.

В три прыжка перемахнул Терентий Иванович к заплоту. Подбежал к кладовушке, оглянулся и полез в заскрипевшую дверь, в спасительную темноту…

И тотчас же тень легла у порога — перед входом стоял Корней!

Терентий Иванович выпустил дверную ручку и медленно отступил в глубину…

Корней без слов смотрел на его лицо, упорно, пытливо и удивленно. Сразу, взмахом руки, захлопнул дверь, завозился и звякнул замком. И ушел, поскрипывая снегом.

Запер!

— Сам в тюрьму прибежал, — сказал Терентий Иванович, горько усмехаясь.

Захватил на случай пудовую гирю и подошел к двери. В доске золотилась широкая щель. Припав к этой щели, увидел солнечный день, заплот и дорогу. И спину Корнея, остановившегося на дворе.

Видел, как вылетели из тайги бандиты. Сразу осаженные кони сбились в косматую кучу, прыгали на дыбы. Гвалт кружился над взбешенной шайкой! Ружья уставились на Корнея.

— Говори, куда пробежал!

— Подъезжай — укажу! — отозвался спокойно Корней, без торопливости подходя к заплоту.

Всадники круто свернули. Толпой лошадиных морд и потных, трясущихся лиц притиснулись к воротам.

Корней помолчал и, не дрогнув, вытянул руку.

— Вон по дороге к заимкам — без ума проскакал!

Пронеслись и забылись минуты, и опять Терентий Иванович стоял на дворе, под солнцем, перед пустой дорогой. Пристегивал лыжи. А Корней торопил:

— Скорей, Терентий, скорей, пока не вернулись!

И впервые дрожали у Терентия Ивановича руки. Дрожали от такой победы, которую никогда еще не одерживал он…

Где-то вдали, за тайгой, дробно застукала очередь пулемета.

САМОРОДОК

Золотой самородок в двенадцать фунтов — это лепешка с ладонь. А попробуй ее приподнять со стола!

Мы сидим в заезжем доме Нейнинского прииска и выпиваем. Но аккуратно, без шума, потому что в казенных квартирах спиртные напитки не разрешаются.

Очень чувствую я себя хорошо — отправляемся завтра в дальнюю тайгу всей артелью. Надоело здесь граммы сшибать, хотим настоящее золото вспомнить!

Вожаком — Иван Мироныч. Не вытеки глаз у него позапрошлым летом от взрыва — красивый был бы мужчина.

Бородища черная, будто фартук к губам подвязан. Шаровары из плиса, приискательские, — по-старинке, штанина в метр шириной!

Разговариваем мы, натурально, о том и о другом.

Как Никишка Попов на пари простенок лбом вышибал, и смеемся. Гармонист баян понужает — гуляй, братва-летучка!

Ванька не смог стерпеть — ударил вприсядку. Половицы поют, по окошкам дребезг, на столе самовар танцует.

Приходит хозяйка — Матрена Ивановна.

— Вы бы, товарищи, — говорит, — потише? А то коровам спать не даете!

Толстущая. Кругом обойди, и ночь прошла. Вот какая.

И тут замечаю я старичка.

Пришипился в уголок. С холоду иль с похмелья трясет головой, голодными глазами на нас глядит. Незнакомый старичок и древний.

Толкаю я локтем Ивана Мироныча — надо бы, говорю, пригласить!

— А что же? — отвечает. — Гулять, так всем! Иди-ка сюда, почтенный!

Старичок подошел, ни жив и ни мертв стоит, словно счастью своему не верит.

Наливает ему Иван Мироныч стакан — кушай! Поморщился, приложился, тянул, тянул, выпил.

— А теперь, — говорю, — садись, будешь гостем. Можешь даже чего-нибудь съесть.

Старик от еды отказался. Почали мы еще четвертуху и опять старику — бокал. Угостился он, да как заплачет! В голос.

— Милые вы мои, — говорит, — перед смертью утешили! Век не забуду…

И начал расспрашивать, кто мы такие да куда собрались. Жалеет:

— Был бы я помоложе, пошел бы с вами.

Куда же идти — ему лет, может быть, сто или больше. Маленький, гнутый, как червяк сушеный.

— Бергал я, родные мои, — говорит. — Нашими кровью да потом все россыпи здешние крещены!

Уважительно эти слова принимаем, даже Ванька, на что жеребец — морда с котел, и тот не гогочет.

— Сочувствуем, — говорю. — старичок. Выпей еще!

— Нет, соколики, этот стакан я на утро оставлю. Но за ласку я вам отплачу. Послушайте моего совета. Прошу вас. Идите вы, милые, на Могильный ключ. Что в Чару впадает.

Будет при устье скала. Верхушка у ней, точно конская голова. Пройдите еще с версту и смотрите по правую руку. Выйдет обширный увал и будет на нем красная осыпь. Глина наружу вышла.

Раскопаете этот обвал и объявится штольня. Наша бергальская штольня. Сами закрыли ее, когда крепостное право сменили, а нас в кабалу к арендаторам сдали. Выбили, помню, передние крепи, и села штольня. Но стоит до сих пор в горе, и никто про нее не знает.

Теперь самое главное примечайте! Пройдете вы штольней девять огнив. И будет у вас налево свороток — штрек. Отсчитайте от входа четвертый венец и шарьте вверху на толстой крепи. И отыщете там золотой самородок…

Я его выкопал и туда схоронил. Как следует сам не видел. Надсмотрщик близко вертелся. Но помню, что был он с ладонь и большого веса… Вот, соколики, моя благодарность!

Ослабел старичок наш, умолк, и на сон его потянуло.

Раскрыли мы рты, друг на друга уставились! И хмель весь вышел.

Иван Мироныч, рисковая голова, любил такие штуки.

— А что, ребята? Зайдем на Могильный?

— Пошто не зайти! Всего полтораста верст крюку…

Эх, и артель же у нас была! Пять человек, но — духи!

Все приискатели как один. Кто с Алдана, кто с Лены, а самый старший годами Дементий Никитич по Зее работал и даже в китайской земле золото добывал. Ну, и виды, понятно, всякие видели.

Трое из нас при хозяевах еще лямку тянули, а двое — Ванюшка да Яков — к нашему времени подросли.

Народ мы свободный. Ни кола, ни двора — и везде мы дома. Перед походом зашли в контору. Председатель рудкома — мужик, свой в доску, смеется.

— Куда собрались, бродяжня? Не сидится на месте!

С управляющим пошумели. Он договор нам предлагает: вот столько-то грамм на бочку!

Поглядел Иван Мироныч:

— Ловко ли, — говорит, — такую программу на себя принимать? Пиши уж вдвое! И надеемся, что процент какой-то на аэроплан принесем!

Управляющий поглядел, достал ярлычок.

329
{"b":"908566","o":1}