С запоминанием названий местных улиц у меня всегда было так себе. Да и с самими названиями, нужно признать, тоже обстояло так себе, ведь большинство обозначалось или непристойными кличками на грязном наречии, или номерами — говорили здесь на таком диалекте нихонинди, что и большеухий бы не разобрал.

Поэтому с данной секунды мой маршрут выглядел так: с Засранной я перескочил на Задристанную, оттуда срезал до Вонючей, там крутанулся по площади Выродков и двинул по проспекту Тяжёлой Дури, искренне надеясь, что всё ещё мчу на запад.

Тетрон, разумеется, следовал по пятам. Слегка помятый, с откровенно сбитым прицелом супрессора, но всё ещё полный решимости догнать и покарать.

Обожаю профессионалов, доводящих любимую работу до конца!

Мышцы сводило всё сильнее. Более того, в какой-то момент мне вообще показалось, что не смогу разжать пальцы и отпустить рулевые колонки. Сердце продолжало отплясывать в ритме канджо-транса, глаза заливал пот. Несмотря на напряжение, тревогу и неотступное чувство скорой гибели, я осознал, что краем сознания отмечаю знакомые места Нижнего Города.

Неподалёку от вон того уютного дома я, кажется, допрашивал местного торчка.

А вон там меня пытались намотать на заточку.

От этой фабрики мне пришлось удирать на своих двоих, и я едва не лишился обеих…

А ещё я вдруг заметил, что Подпол Дна пришёл в движение.

Как змея, до поры дремавшая в подполе. Начала двигать кольцами. Всё громче шипеть. И было сложно сказать — это сонные потягушки или готовность к атаке?

Я бы ставил на второе. Особенно с учётом того, какое веселье сейчас заваривалось прямо над нашими головами. Нижний Город, как младший брат с задержкой в развитии, вообще был склонен гипертрофировать происходящее выше.

Если на свежем воздухе сдержанно радовались — тут вовсю ликовали. Если там массово и корректно выпивали в честь праздника — тут целыми кварталами надирались в такую хламину, что не узнавали родных. Если наверху начинали едва заметно роптать и выходить на улицы с протестами — тут без раздумий резали неугодных собратьев.

Как этот баллон со сжатым газом должен был отреагировать на противостояние Бонжура и «Уроборос-гуми»? Улучив момент и увидев, я вдруг это осознал.

В каждой грязной подворотне, в каждом полутёмном дворике и закоулке Нижнего Города под границей моего района закипала оживлённая суета. На фаэтоны навешивали противофанговые листы и укрепляли колёса цепями. То здесь, то там кучковались разнобойные стайки чу-ха вида настолько мрачного и неприглядного, что на их фоне «Дети заполночи» казались благочинным коллективом на жаловании Смиренных Прислужников.

На улицах почти не виднелось случайных прохожих. Все спешащие куда-то были сосредоточены, и явно выбрались из вонючих нор не овощей прикупить.

Я снова свернул на юг, тетрон не отставал.

Скользя по спрессованному мочевиной песку, переметами расчертившему трассы Такакханы, мы продолжали странный танец, в котором пересекли уже несколько районов гнезда. А затем в этом танце появились новые участники, и не могу сказать, что оказался им очень рад.

На следующем пустом перекрёстке сбоку на меня выскочила «Барру», утяжелённая таранным бампером и листами на окнах. Попыталась сходу садануть «Спитц» в правый борт, но я успел заметить угрозу, прибавил скорости, чуть не снёс столб, но разминулся с ублюдками.

Второй фаэт такакханцев — немолодая «Габи» со свежевыкрашенными языками пламени на капоте и столь же свежесобранным штативом под супрессор на крыше, — вынесся на перекрёсток следом, чуть не сшибившись с болидом тетронов. В люке, заверещав дико и пронзительно, мгновенно нарисовался стрелок.

Ну конечно… они засекли «Спитц». Дорогой, прилизанный. Стоимостью в парк фаэтонов десяти кварталов Такакханы. Сообщили по живой цепи от двора ко двору, от парковки к парковке. А затем бросились на охоту, и азарту не помешало даже наличие законников…

Теперь мы мчали по улицам Нижнего Города вчетвером: едва не нагонявший меня таранщик слева по борту, тетрон на хвосте, и замыкавший процессию «Габи». Увы, но здесь — на дорогах дрянного качества, да ещё и замусоренных, — наши с «тупомордыми» скоростные звери теряли перед ржавыми тазами нижнегородцев любые преимущества.

Супрессор на крыше бандитского фаэтона застрекотал. Чёрный транспорт тетронов вильнул, уклонился. А затем крутанулся на месте, заюзил по поперечному бархану, пропустил «Габи» мимо себя и в прямом смысле слова в упор вскрыл его встречной очередью бронебойных фанга от передних до задних колёс.

Я до боли в запястьях вывинтил рули и снова свернул на запад.

Отсчитал полдюжины нужных полукварталов, чуть не ушёл влево на широкую эстакаду… но знакомый подъём в Бонжур был не просто перекрыт шлагбаумами, но наглухо запечатан нагромождением плит.

— Байши!

Я вовремя ускользнул с эстакады, швырнул фаэт в круговой занос и вернулся в недра Нижнего Города.

— Да как же, сука, так⁈

Чу-ха на обочинах и балконах трёхэтажных домишек вопили вслед погоне. Кто-то даже пытался стрелять вслед, но впустую. Один раз из окна бросили самодельную бомбу, но она не только не взорвалась, но даже не долетела до проезжей части.

Двое хвостатых попробовали метнуться наперерез «Спитцу» с самодельной шипованной лентой в лапах. Но я вовремя заметил, опередил и зацепил ближайшего самым краешком бампера. Торчка унесло, натурально размазав о металлический забор, и напарник погибшего тут же потерял интерес к перехвату.

«Барру» продолжал тянуться к моему заднему бамперу. А ещё в его переднем пассажирском окне теперь торчал визгливый ушлепок, размахивающий башером. Пару раз он даже пальнул в мою сторону, но фанга просвистели мимо. «Габи» и тетронского фаэтона на дисплеях больше заметно не было.

«Спитц» метнулся к очередному выезду в верхний — чинный и благополучный даже в огне, — Юдайна-Сити. Бледношкурый водитель «Спитца» тут же взвыл, ещё раз слетая с очередной замурованной эстакады и повторно углубляясь в благоухающие недра Подпола Дна.

— Сучий ты потрох!

Если подъёмы запечатали и к западу от Глянца, я в настоящей ловушке. И единственным спасением оставался обратный прорыв в восточные районы Такакханы. Чего мне, разумеется, делать категорически не хотелось.

Что ж, приходилось признать, что на улицах Бонжура и Колберга сейчас заправляли отнюдь не дураки — снаружи запечатав спуски-подъёмы, они ясно дали понять, что догадываются, чем чревато любопытство подземных соседей к уличным волнениям наверху…

«Спитц» без устали летел по улицам Такакханы, но я начинал испытывать лёгкий озноб — это чутьё подсказывало, что долгой последующая погоня не будет. Примелькавшийся бирюзовый болид либо подстрелят из окна, или остановят шиповкой, или самоотверженно протаранят на очередном перекрёстке…

Руля одной рукой, я застучал по сенсорному клавиатону приборной консоли. На виражах особенной возможности выискивать нужную ячейку у меня просто не было, особенно под визгливый аккомпанемент пролетающих мимо фанг и собственных молитв, чтобы «Спитц» не налетел на слишком большую кучу мусора.

Поэтому я распахнул максимально широкополосный канал в Мицелиум и выкрикнул единственное слово, которое сейчас услышат (если не помешают помехи) миллионы свободноплывущих хвостатых… и один конструкт:

— Помогай!

На следующем повороте «Барру» всё же умудрился сократить дистанцию. Пробно, почти вежливо стукнул «Спитц» в корму. Фаэтон повело, но я удержался на дороге. Прибавил, оторвался, перескочил по мосту и постарался не задумываться, через реку чего тот проложен.

Консоль молчала, равно как и гаппи.

Борф в окне «Барру» снова взялся палить, и на этот раз одинокая фанга с ощутимым дзонннг! впечаталась-таки в мой багажник.

«Болтушка» откликнулась короткой вибрацией, но за ней не последовало ничего. И когда я уже был готов взвыть от отчаяния и напряжения, консоль показала — сигнал подхвачен и отсечён до единоостаточной полосы.