— Пусть так. Но ломать — не совсем мой профиль, — я дёрнул виртуальными плечами мицелиумной оболочки, — сисадда?

— Я слышу тебя, Ланс, — вновь кивнул он, словно только и ждал подобной ремарки. — Но поверь, ломать ты умеешь просто превосходно. Со стороны виднее, знаешь ли…

У меня покраснели щёки. Руки опустились вдоль тела, будто я всерьёз собирался броситься в атаку и причинить вред высокотехнологичной иллюзии перед собой. Но не успел я взорваться в возмущении и стыде, как он добавил:

— Разговору пора стать предельно серьёзным, Ланс. Кое-что случилось. И происходит прямо сейчас. Поэтому я протягиваю тебе ветвь мира и прошу: позволь отбросить распри и вместе сделать… доброе дело.

Да. Я слышал такое. Не раз. Причём не только в развлекательных детективных манга-шоу на мицелиумных каналах, где вчерашний недруг призывал главного героя прекратить войну. Я слышал такое на улицах, где цена предательства зачастую зависела от курса дозы опианина…

— Тащишь в ловушку и наивно веришь, что соглашусь? Где же твой хвалёный анализ?

— Я тебя понимаю. Но задумайся и ты: в обмане нет нужды. — Он вздохнул, как будто бы даже грустно. — Западни, выверты, ложь и двуличие… Сущие глупости. Я не искал твоих информационных тайников, Ланс. Но если бы всерьёз поставил таковую цель, старший фер Скичира уже давно бы надел алый траурный плащ…

И он неожиданно провёл по горлу когтем в жесте настолько не миролюбивом, что это совершенно не вязалось с выбранным альтером.

— Я всё расскажу, — пообещал Карп с широкой зубастой улыбкой, а мой базовый гаппи откликнулся о пересыпанном пакете данных. — Но позже. А сегодня в десять вечера будь в «Куске угля», за тобой заедут. Это не ловушка. Да и Господин Киликили тебе не враг, несмотря на ошибки прошлого, сисадда? Но если испугаешься… если забьёшься под камень, беды не избежать…

И Данав фер Шири-Кегарета исчез, унося с собой ответы на массу незаданных вопросов, дорогой звуконепроницаемый купол и обманчивое чувство кратковременной безопасности. Гомон и рекламный гул виртуального Ядра обрушились на мой заушник, заставив поморщиться.

Я стянул очки, легко подхватил квиромагнитные шарики, скатал с предплечий перчатки. Рубашка промокла, будто мне пришлось пробежать два квартала, хоть снова мыться лезь…

Задумчивый, угрюмый и совершенно сбитый с толку, я обернулся к Ч’айе. Совершенно точно зная, что девчонка молча и терпеливо ждёт объяснений; что глядит на своего защитника широко распахнутыми глазами цвета корицы, и боязливо не решается…

Девушка сидела на табурете в дальнем углу комнатки, равнодушно отвернувшись к стене, что-то напевая под нос и задумчиво вертя в руках костюм, пошитый мне вдовой. Прикладывала к плечам и бёдрам, прищипывала ткань пальцами, подворачивала и делала крохотные пометки белесым кусочком штукатурки.

Байши, ну прямо-таки идеальное домашнее утро в семейном кругу!

В следующий раз Пять-Без-Трёх находит меня через пару месяцев.

Я уже почти освоился на улицах Бонжура. Начавшийся разговор со случайным продавцом или гендорикшей теперь не заканчивается бегством собеседника, шипением или предупредительно оскаленными зубами. Болтают с терюнаши неохотно, но постепенно свыкаясь с неизбежностью присутствия уродца…

Охрана поредела.

Вместо четырёх мордоворотов со мной отныне один, да и то бездельничающий, ведь неприятных ситуаций не случается. Если, конечно, не считать лёгких перебранок, откровенных выпытываний и витиеватых насмешек, но они не в счёт — так чу-ха держатся даже с ближайшими родственниками.

Жилета, к слову, на мне ещё тоже нет.

Нискирич Скичира лишь обсуждает со старшими Когтями возможность инициации необычного манкса в казоку. Кое-что выступает против, но хетто не давит, действует тоньше и мудрее, приводит разумные аргументы и терпеливо напоминает о разоблачении Ксиммика.

Потому жилет возможен, но ещё не на мне.

А вот нож я ношу с собой даже в Наросте.

Денег в карманах балахона хватает на выпивку и еду, с которыми я тоже знакомлюсь на улицах. Рупии подкидывает Нискирич, которому была оказана вторая услуга по «опросу» подчинённого. Заработок позволяет перепробовать не только дюжину видов лапши, но и столько же сортов паймы — от откровенно дрянных до вполне сносных, — с которой чужеродная среда вокруг воспринимается значительно легче.

Вероятнее всего, Пять-Без-Трёх следит за мной во время традиционной дневной прогулки по району. Выжидает нужного момента, и дожидается его.

Я насторожен, но весел и улыбчив, продолжая познавать и впитывать Бонжур, которому суждено стать моим новым домом. Когда сопровождающий меня казоку-йодда отвлекается пофлиртовать с молоденькой продавщицей солнцезащитных очков у лотка на колёсах, из ближайшей подворотни слышится хитрый посвист.

Осторожно заглядываю за ящики с отбросами тепличных овощей, вижу его.

В первые секунды не узнаю, закутанного в балахон с капюшоном, подозрительно похожий на мой собственный. И только глаза выдают странного изуродованного бродягу — ещё не полумёртвые, в отличие от пропитанной стрихом плоти; яркие, горящие пламенем и преисполненные веры, которой служители Двоепервой Стаи могут лишь позавидовать.

Чу-ха шипит мне из полутёмной подворотни микрорайона Хатама-Крик, который я собираюсь изучить этим благостным деньком. Когда я (наготове, сжимающий в кармане нож, преодолевающий страх и поглядывающий на отвлёкшегося охранника) всё же сворачиваю в проулок, Пять-Без-Трёх падает на колени и протягивает ко мне тощие шелушащиеся лапы.

Мой палец поглаживает кнопку выброса клинка. При этом я отчего-то рад, что торчок ещё не скрутил хвост под неизбежным передозом.

— О, светлоликий посланник Всемилосердной Когане Но, — бормочет беспалый, и голос его куда твёрже, чем во время прошлой встречи. — Молю тебя смиренно уделить нам всего пару минут своего драгоценного времени… Твоя сила нужна последователям!

— Кому⁈ — только и выдавливаю я, растерянно озираясь.

Совершенно неожиданная просьба Пяти-Без-Трёх застаёт меня врасплох. Спутывает мысли. Но утренний глоток паймы из личных запасов Нискирича всё же сделал меня мягким. Податливым и любопытным…

— О, светлоликий, — часто кивает чу-ха, умудряясь извернуться и прямо из коленопреклонённой позы указать в глубину переулка, — я покажу, покажу! Бояться не нужно, почитаемый! Я скорее вырву собственные глаза, чем причиню тебе хоть какой-то вред!

Он говорит с жаром, который пугает. Но с искренностью, которая интригует.

— Я не смогу дать тебе на дозу, — говорю я, оставаясь на месте. — Даже если бы были лишние деньги, я бы не стал, сисадда?

— Мне не нужно, — он вдруг вскидывается, скаля остатки зубов. — Я чист уже много дней, светлоликий! Это твоя заслуга, да, твоя!

И снова распластывается по грязной земле, вытягивая ко мне лапы.

Спрашиваю, пытаясь оценить правдивость новости про завязку:

— Зачем ты за мной следил?

— Ты уникален, — прямо отвечает бродяга, едва оторвав морду от дорожного покрытия. — Ты спаситель. Наш мир давно погряз в ужасе. Он пресыщен, жесток и бесконечно обманчив. Но от бедного скудоумного Пяти-Без-Трёх всё же не укрылось твоё пришествие, призванное избавить нас от скверны.

— Знаешь, пунчи, — усмехаюсь я, хотя в душе шевелится что-то тёплое и категорически недопустимое, — ты основательно заблуждаешься на мой счёт…

Мне хочется посмеяться над ним. Переубедить.

Разбить, причём жестоко, взращённые в подвалах иллюзии, решительно отречься от Когане Но, от спасительной миссии, от жалкого преклонения… Но слова лишь клокочут в горле, и я умолкаю. Да, всё так: я многократно совру, если в этот момент в моей душе не звенит сладкая запретная струна.