— Я могу дать команду и вам подберут новую особь, из тех, что мы задерживаем на постах. Более качественную и такую же, как и предыдущая, ещё никем не прирученную.

— Не надо — скрипнул я зубами. — Сам разберусь. Давай баню, пожрать и машину, на которой я ехал, сюда пригони.

Если уж меня здесь считают за центрового, то буду себя соответственно званию и вести. Эх Петя, Петя. Прости меня, за всё. Мало довелось с тобой общаться, но парень ты видно, был не плохой.

Расположение части покидал ближе к ночи, а мог же спокойно, в казарме переночевать. И кто меня за язык дёрнул сказать, что окончание проверки через одиннадцать с половиной часов. Хотя, если всё подробно припомнить, то вроде, как и говорил совсем не я. Ладно, с этим разберусь чуть позже, будет время покопаться в голове и поиздеваться над собственными нервами. А сейчас надо загрузить продукты, взять патроны, автомат и наконец то переодеться. Роль трёкнутого пассажира, из убежавшего поезда, мне больше не к лицу.

— Хочу спросить, не возражаешь? — открывая цинк, спросил меня координатор, девять тысяч тридцать шесть.

Подполковник Катуков, совсем им не являлся. Человек, говоривший со мной, всего лишь занял кабинет командира части, после обработки первого лица подразделения.

— Спрашивай — позволил я, надевая полушерстяную гимнастёрку.

— Метку центрального блока, отчего у тебя, почти не видно?

Хороший вопрос, а главное требующий прямого ответа. Здесь не отвертишься и не прикроишься, якобы секретной инструкцией, того самого — центрального блока.

— Хм. Такие вопросы, обычно, агентам центра не задают. А если задают, то сразу попадают на утилизацию — постращал я, слишком любопытного клона.

Псевдо подполковник побледнел и попытался оправдаться, но я его остановил, сделав недвусмысленный жест, правой рукой.

— Тебе отвечу, как любимому сыну лейтенанта Шмидта — блеснул я «глубокими» познаниями в области современной литературы. — Но ты, мой ответ, лучше сразу забудь. Жить проще будет. Так вот… Агенты, из группы контроля, выполняют свои обязанности в обстановке строгой секретности. Вот поэтому, нам такие «особые» метки и ставят, чтобы никто из проверяемых не заподозрил о его проверке. Это у нас с тобой вышло небольшое недоразумение. Я, можно сказать, был вынужден открыться, чтобы ты случайно «дров не наломал» — сделав неимоверно строгое лицо сказал я и машинально провёл рукой по собственному лбу.

Про метку, от девять тысяч тридцать шесть, я уже слышал, но так и не понял, где она у меня может стоять? Сколько после бани в зеркало не смотрелся, так её нигде и не нашёл. Уж не разыгрывает ли меня эта сволочь? У него я, почему то, тоже никакой метки не вижу.

— Понятно. Извини за любопытство. Я уже всё позабыл.

— Нормально. Считаем, что и я тебе ничего не рассказывал.

Надевая галифе, подобранное по росту, я раздумывал, спросить или нет. Вроде бы, мы уже обо всём, что меня интересовало, более менее поговорили, но этот вопрос я боялся подымать. Ладно, спрошу, под видом проверки знания инструкций.

— А теперь ты мне ответь — нагнувшись за сапогами, начал я говорить. — Почему твои люди, падали на посту, когда я их обрабатывал?

— Инструкция сто пятьдесят…

— Не надо. Ты не по инструкци. Расскажи так, своими словами — перебил я пособника чужого разума, на планете Земля.

— Своими — задумался он. — Если своими, то…

Да, а мозги то ему основательно промыли, без инструкции и шага не может ступить.

— Ладно, говори уж, как написано — сжалился я.

— Согласно инструкции сто пятьдесят семь, пункт восемь, перепрограммирование прирученных особей может осуществляться только представителями центрального блока. В случае попыток перепрограммировать особь, сторонним координатором или некорректным перепрограммированием представителем центрального блока, особь теряет контроль за собственным поведением. Полное восстановление её, происходит через сорок восемь часов, по земному времени. Ценные объекты подлежат изолированию, прочие утилизации. Утилизация производится путём…

— Хватит — остановил я говорившего. — Вижу, подготовка у тебя на высоте.

Как тут у них проходит утилизация знаю и даже успел насмотреться на её результаты. Петьку хотел похоронить, так эти скоты приговорённых сжигают, при помощи крохотного прибора, который точно изобрели не на матушке Земле. А по поводу штатного перепрограммирования, что то такое в моей голове маячит и при необходимости, я почти уверен в этом, данное «заклинание» сработает на автомате, после того, как я узнал о нём. Будет ещё возможность потренироваться.

Форму мне собирали везде, где только могли. «ПэШа» с офицерского склада, оттуда же портянки и сапоги. Шапку и лётную куртку, сняли с зав склада, уж больно тёплые они, да и смотрятся классно. Так что в данный момент я, может быть и выгляжу военным, но не понятно из какого рода войск. Опять же автомат. В части, у солдат, одни карабины, у офицеров пистолеты, а у меня вот он — «калаш», новейшая разработка. Сборку-разборку его, мне показали. Патроны, как пихать в рожок, сам подсмотрел. Стрельнул разок на стрельбище, в ста метрах от казармы, и всё, бери говорят и пользуйся. Если бы не местный босс, рассказавший, что дальше будет ещё хуже, для аборигенов, так бы и уехал с одним пистолетом на руках. Но координатор позаботился, доходчиво объяснил, что страна у нас большая и на всю площадь периметров не хватит, а через сорок шесть часов, нет вру, уже почти через тридцать восемь, начнётся «наше», открытое вторжение на территорию СССР и там не зевай или, как у нас на море говорят: «рот не открывай». Дар у меня есть, конечно и, как я понял, выдан он мне на постоянной основе, но ствол в руках, тоже стимул не из последних, особенно, когда местное население окончательно потеряет берега. Поразмыслив, всё же решил взять с собой ещё одно оружие, хотя по сравнению с пистолетом, оно тяжелей и просто так его не потаскаешь. Не отказался и от коробок с тушёнкой, рыбой и консервированной кашей. «Грязи», в ближайшей перспективе, отменяются. Конечным пунктом моей поездки, будет Москва, а какой из меня водитель, мне ещё предстоит узнать. Может добираться до неё буду неделю, да там ещё не понятно сколько колесить. Связи нет, а мне по любому надо увидеться с Лилей и к Аркаше заехать — о жизни поговорить. Ну, а дальше видно будет, чем стану заниматься. Служить пришельцам, точно не хочу. Они, что же думают, если каким то непонятным образом, поставили мне на задницу своё долбанное клеймо, так я всё, на задних лапках перед ними бегать буду? А вот это вы, видели! Хрен вам собачий, а не служба!

Трофимовскую «Ниву» подготовили к поездке по всем правилам ГАИшной науки. Сняли с машины нормальные номера, на лобовом стекле установили транзитные, а на руки мне выдали симпатичный протокол, сообщавший о том, что автомобиль был угнан, причём не просто так, а со всеми документами, включая и мои водительские права, ну и так далее, по тексту… Для чего такие сложности? А я откуда знаю? Девять тысяч тридцать шесть, на этой процедуре настоял. Хотя зачем? Если он ничего не наврал, то меньше чем через полутора суток в стране начнётся такой кавардак, что неприметная машина, мало кого из ГАИ заинтересует. А в оставшееся время я любого милиционера так далеко пошлю, что он до конца жизни будет туда добираться. Как бы там ни было, а документы на транспорт у меня появились и не поддельные, а с самыми настоящими печатями, круглыми, нежно фиолетового цвета и читаемые невооружённым глазом. Не то что мои, для поездки в порт Новороссийска.

За руль, на территории сектора номер четыре, мне сесть не разрешили, для этих целей подобрали «более» достойного человека. Он, под присмотром ярко жёлтой машины ГАИ и доставил меня на пост, где нас с погибшим Петей остановили. Там парниша, лет тридцати, ни слова не сказав, покинул транспортное средство, предоставив мне возможность занять освободившееся место. Уверенной походкой я обогнул машину, одним движением отодвинул сидение назад, до самого упора, сел на него, повернул торчащий в замке ключ, вспоминая, как делал Петька, зашевелил ногами, врубил первую передачу и плавно тронулся вперёд. Не знаю, может со стороны, скорость в тридцать с лишним километров и не казалась бешеной, но в тот момент у меня было такое ощущение, что я лечу на самолёте, ну или, как минимум, несусь по рельсам, словно тепловоз.