— Совсем что ли сбрендил? — мысленно успокоил себя я. — Какой на хрен трибунал. Мы же не на фронте.

Это всё от недоедания. Говорил мне Палыч, надо было больше жрать перед отъездом, не думал бы сегодня о плохом. Да, надо было. Но кто же знал, что так получится. Я же надеялся, что максимум через пару часов приеду в Грязи, а там, если ничего странного не увижу, поем в ресторане. Не в поезде, так на вокзале.

— Заходи — прервал мои мысли стойкий, сильно похожий на оловянного, солдатик.

— Ну, с богом — сделав шаг, тихо прошептал я и зашагал вперёд.

Двери кабинета, куда меня привели, были четвёртыми по счёту, находились слевой стороны тёмного и непомерно длинного, коридора, и почти ничем не отличались от остальных. Если бы не надпись под стеклом, прикреплённым маленькими зажимами к прямоугольной табличке, я бы на неё и вовсе внимания не обратил. Но мало знакомое слово — «подполковник», перед обычной, русской фамилией — Катуков, заставило меня на миг остановиться.

— Проходим — легонько толкнув мою спину, скомандовал солдат и я ему тут же подчинился.

Шаг, второй. Открываю двери и снова останавливаюсь, почти у самого порога просторного кабинета, не обращая внимания на жиденький голосок за спиной. У единственного окна, усиливающего слабое, искусственное освещение помещения, ярким, утренним светом, наблюдаю мужчину, стоящего вполоборота ко мне и остолбеваю. Впечатление жуткое, а ощущение такое, будто я увидел собственное отражение, в грязном стекле. Нет, лицо у него другое, здесь без дураков. Зато всё остальное. Тот же рост, те же плечи, та же осанка и ноги он ставит почти так же, как и я. Двери сзади тихо закрыли, мужик повернулся лицом и в ту же самую секунду замер, должно быть по той же причине, что и я. Глаза его странно сверкнули, видимо при повороте головы, так свет на них упал. Он их прикрыл рукой и сделал шаг назад. Момент пролетел быстро и по его окончанию, сильно похожий на меня гражданин, уже осматривал меня с явным интересом, а ещё через какое то время он смело пошагал ко мне, чуть наклонив вперёд свой мощный торс. Я тоже сделал шаг вперёд, затем попытался совершить ещё один, но когда захотел притянуть левую ногу к правой, то не сумел завершить процесс. В башке вдруг раздался страшный гул, по телу пробежала дрожь, в ушах чего то резко завизжало, а затем… Затем я услышал шёпот, больше похожий на скрип не смазанного колеса.

— Цх-кх-жч-шт-щм-тх-капт — глядя на бледное лицо, стоявшего напротив меня человека, слышал я голос, в своей одуревшей голове.

— Тх-цп-шх-чф-хг-щл-кысл — непонимая, что творю, ответил я ему, почти такими же словами и тоже мысленно.

Чтобы не свалиться на пол, от перехлёстывавшего через край напряжения, внезапно охватившего всё моё существо, я всё же сумел закончить начатое ранее движение, а затем схватил правой рукой стоявший сбоку стул, крутнул его, не заботясь о сохранности предмета, поставил рядом, резко рухнул на сидение и тихо выдохнул. Мужчину перекосило не меньше и он тоже старался не упасть лицом в грязь. Медленно вытерев выступившую на лбу испарину, одетый в военную форму человек, снова шагнул назад. Там упёрся спиной о стену, закрыл глаза и не сдержавшись, громко закашлял, подавившись собственной слюной.

— Не надо так волноваться — прохрипел я, делая вид, что абсолютно спокоен.

Получилось не плохо, хотя говорил я, больше для себя. Даже в сидячем положении, у меня дрожали пальцы, ходила ходуном левая нога и нервно дёргалось веко правого глаза. Надо было хоть что то делать, чтобы успокоиться. Вот и выступил. А теперь что? Головой о стену биться? Что это вообще за «хы-цы-фы» такое и как оно сумело пробраться в мою ошарашенную башку? А я, тоже хорош. Откуда знаю, про эти странные, шипящие звуки? И почему с такой лёгкостью проговариваю их?

Первым взял себя в руки, владелец кабинета. Он оторвался от стены, шаркающей походкой добрался до стула, сел на него, посидел почти не шевелясь, минуты полторы, потом снова встал и ровным голосом отчеканил:

— Периметр восемь. Сектор четыре. Координатор — девять тысяч тридцать шесть. Дата заброски двадцать восьмого двенадцатого. Осуществляю отбор кандидатов, согласно инструкции двадцать три дробь пятнадцать. Первая отгрузка через сорок шесть часов семнадцать минут двадцать четыре секунды. Плановое количество: пятьсот особей мужского пола. В наличии: семьдесят семь.

Кто бы сказал, какая собака меня дёрнула и, что за петух клюнул в то место, на котором я только что сидел, но я тоже вскочил со стула и со знанием дела, почти скороговоркой, очень внятно проговорил:

— Группа контроля центрального блока, агент триста сорок один. Плановая проверка замкнутого периметра. Окончание проверки через одинадцать часов тридцать одну минуту пятьдесят семь секунд.

Внимательно выслушав меня, координатор протянул мне правую руку. Я, не стесняясь, подошёл к нему, крепко пожал его огромную ладонь и вдобавок, непонятно зачем, коротко кивнул головой. Потом, окончательно перестав волноваться, сел на стул, стоявший рядом и только после этого задумался, чего я такого, вот прямо сейчас, тут намолотил. Какой такой агент — триста сорок один? Что за «едрёна кочерышка», эта самая группа — контроля центрального блока и с чем её едят. Тем временем мужчина, имевший на двери кабинета табличку: «подполковник Катуков», быстрым шагом подошёл к карте, висевшей слева, на стене, взял в руки деревянную указку и начал монотонно докладывать о действиях, проведённых им в зоне его ответственности, а именно: в секторе четыре, периметра номер восемь. Я его практически не слушал, понимая, что голова запомнит всё сама, без дополнительного внимания к процессу, разделив свой, достаточно серьёзный и важный орган, как бы на две неравные части. Первую: как и прежде, принадлежащую лично мне и в данный момент лихорадочно ищущую вход, или выход, кто сейчас разберёт, из ситуации, в которую нас загнала та: вторая половина, в это же самое время, спокойно записывающая информацию, предоставляемую странным подполковником. Мысленно прижавшись к стенкам черепной коробки и озираясь оттуда загнанным волком, я из раза в раз задавался одним и тем же вопросом: — «Кто я?», изредка разбавляя его сумасшедшим ответом, впрочем, тоже больше похожим на вопрос: — «Это, что же получается, мы с этим Катуковым инопланетяне?».

— Итак: подвожу черту! — громче обычного сказал «коллега». — На данный момент я имею в распоряжении отдельный батальон связи, полк ГАИ и сто пятьдесят гражданских помощников, прирученных мной из числа населения, проживающего в секторе моей ответственности и не подходящих по возрасту для переброски, указанному в пункте два, инструкции двадцать три дробь пятнадцать. Данными силами я уверенно держу под контролем сектор четыре, провожу в нём подготовку, для начала утилизации местного населения, приступил к сбору предметов, указанных в пункте пять, инструкции двадцать три дробь пятнадцать и планово пополняю количественный состав. Доклад закончил.

— Доклад принял — словно многолетний аппаратчик, уверенно ответил я. — В данный момент, замечаний не имею.

— Будут пожелания? — спросил меня подполковник.

— Помыться, поесть и распорядиться по поводу шофёра. Сюда его, вторым по счёту завели.

— Того, что на посту избили?

— Да. Менять прикрытие не вижу смысла — попав в струю, импровизировал я на ходу.

— Я сожалею. Он не подошёл и я его отправил в карцер — виновато, сообщил Катуков.

— Так дай приказ вернуть обратно! — злобно рявкнул я.

— Не могу. В карцере стоит утилизатор и его уже…

Хорошо, что я так и продолжал сидеть на стуле. От последних слов у меня круги поплыли перед глазами. Как же так? Петьку, что я, ещё десять минут назад таскал на себе, словно младенца, расстреляли? Моя правая рука самостоятельно залезла в карман верхней одежды, нащупала там пистолет, крепко сжала его рукоять и хладнокровно ждала отмашки. И, что мне прикажите делать? Пристрелить этого гада и самому застрелиться, так ничего не поняв и ни в чём не разобравшись?