Миша как всегда был на заводе. Уйдя на него работать еще на втором курсе нашей аспирантуры, он нисколько об этом не жалел. Новые люди, новые задачи и стабильная зарплата, позволили ему не только существенно расширить свой кругозор, но и заниматься тем, о чем он давно уже мечтал — саморазвитием и творчеством. Также он достроил свой загородный домик, небольшой, но весьма комфортабельный и уютный, в котором мы собирались на выходных, отдыхая и наслаждаясь отсутствием надоевшей цивилизации. Катюшка тоже любила там отдыхать. Красивый сад, с ручейком, фонтанчиком и маленькой беседкой, построенной в эльфийском стиле (Толкиен точно бы одобрил) приводил ее в восторг.

— Кстати о Кате, — отвлекся я от размышлений и достал телефон, — надо бы ей позвонить, а то, как свинья себя веду, из больницы выписали, а я и не сказал ничего даже.

— Не надо тебе ей звонить, — Костя неожиданно выхватил у меня из рук трубку.

— В смысле? — удивился я.

— На часы смотрел? Поздно уже, разбудишь еще, будет опять на тебя дуться.

— Какое разбудишь? — возмутился я, — восемь вечера всего! Отдай телефон.

— Это у нас восемь, — не сдавался Костя, — а в Париже уже три часа ночи.

— Как? — не понял я, — Она же должна была уже прилететь с конференции. На недельку же их всего отправляли.

— Задержалась, — мрачно буркнул мой друг, отпивая из кружки.

— С чего бы? Сверх лимита их там никто держать не будет, а своих денег у нее на отдых в столице моды никак не хватит, уж мне ли этого не знать! Я ей почти всю зарплату отдал перед отъездом. На покупки там, ну и на погулять.

— Дима, ты пить будешь, нет? — Костя засыпал в себя очередную порцию вяленых кальмаров и принялся с аппетитом их уничтожать, — Пиво греется.

— Нет, ты ответь.

— Слушай, вот приедет, сама все и расскажет, я-то тут причем?

— В том, что она тебе звонила, и в том, что врать ты не умеешь, — ответил я, наливая в кружку из пятилитровой бутылки чешское светлое, — колись.

— И за что мне все это? — закатив глаза к потолку, откинулся на диван Костя, — за каким буем я вообще у тебя этот телефон взял?

— Больше было некому. Ты один был в городе. Итак?

— Итак, что? — разозлился Костя, — ты меня тут пытаешь, а передо мной может выбор стоит: в больницу тебя опять отправить, когда ты и так с того света только сегодня вернулся, или друга потерять. Потому что ты, придурка кусок, потом со мной же общаться не будешь, если я от тебя что-то скрою. Вот сижу и думаю, что же выбрать! Не подскажешь?!

— Костя, — похолодел я, — что с Катей?!

— Да что с этой дурой сделается? — откинувшись на подушку, махнул рукой тот, — жива, здорова.

— Тогда в чем дело? — я никак не мог понять сути его злости.

— В том, что ей и во Франции теперь не хило живется, — выдохнул тот, резко успокоившись, и вновь приложился к кружке.

— В смысле живется? — оторопел я.

— О, я смотрю, та травма даром не прошла, — грустно усмехнулся он, — мозгами-то пораскинь, глупым ты вроде никогда не был. Доверчивым, да, это сколько угодно, но не глупым.

— Да объясни ты уже толком, что произошло — разозлился я, — что все ходишь вокруг да около?

— Да мужика она там себе нашла, непонятливый ты наш! Познакомилась, понравился он ей, решила задержаться на неопределенный срок, так понятно?

— Чего??? — похоже, мое лицо в этот момент, выражало крайнюю степень отупения, потому, что Костя хмыкнул и решил все же пояснить все подробнее, хотя было видно насколько этот разговор ему неприятен.

— А я тебе говорил, между прочим. Да что там теперь уже… Короче познакомилась она на конференции с неким Жаном Лакроа. Перец этот из какого-то их старинного аристократического рода. Весь из себя, благородство изо всех щелей, деньги уже в банк не помещаются, да и сам по себе ничего вроде. Андрюха говорит нормальный мужик. Русский даже немного знает.

— Какой такой еще Андрюха? — спросил я.

— Да знакомый мой, он же тоже туда полетел с группой, а ее как ты знаешь, со всего универа собирали. Так вот. Ну и закрутилось у них там чего-то с твоей Катей. Да и понятно, в принципе, с чего. Со стороны посмотри — так мечта любой девчонки: гибрид Аполлона с банкоматом. Андрюха это дело увидел, ну и как-то, когда мы вечером с ним по скайпу общались рассказал, что мол повезло одной девчонке тут, по ходу, устроила себе будущее без всякой науки. А тут и сама виновница разговора к нему в комнату заходит, чего-то спросить и видит мою харю в мониторе, кусочек разговора она все-таки успела услышать. Ну и началось… Начала нас слезно просить тебе ничего пока не рассказывать, потому, что сама еще не знает, как ей быть, а тебе, мол, больно делать не хочет. Своевременно, надо сказать, у нее это желание проснулось. Мда…

В общем, пообещали мы ей тебе ничего не рассказывать, ну… я пообещал, Андрюху-то ты же даже не знаешь. Вот… А потом спустя пару дней начала она мне разговоры заводить, про то, что ты ей на звонки, мол, отвечать не хочешь. А раз так, то это я тебе все рассказал и ты уже горькую сидишь вторую неделю пьешь, или вообще повесился давно. Она ж тебе первый раз-то позвонила, только когда тебя уже на обычный режим в палату перевели. Я ей как мог доказывал, что все нормуль, вроде успокоилась, потом пропала почти на неделю, и вот недавно опять начала на меня наседать, где ты мол, и почему молчишь.

— Ты точно про мою говоришь? — сказать, что я был в шоке, это ничего не сказать. Весь привычный мне мир рушился, дышать было тяжело, казалось, грудь сдавили мощные тиски, в глазах потемнело. Я с трудом заставил себя сделать вдох. Не могла она такого сделать. Ну не могла! Мы же не просто были столько лет вместе, мы были еще и лучшими друзьями! А это, порой, бывает намного дороже. Не было такого человека в моей жизни, которому бы я доверял также как ей, и в ее жизни я тоже был именно таким человеком. Сколько мы пережили вместе. Сколько нас связывало. Какое было взаимопонимание. Мы дополняли друг друга, понимали с полуслова, понимали вообще без слов. Миша, любивший красивые обороты речи, даже называл нас одной душой в двух телах. И вдруг такое… Просто немыслимо. Такого просто не могло быть…

— Точно, — Костя сочувственно посмотрел на меня, — Ты уж извини, я вообще в это дело лезть не хотел, сам понимаешь, но так уж получилось.

— Ты ей ничего про меня не говорил?

— Не хотел, пришлось, — он поморщился как от зубной боли.

— И?

— Завтра она прилетает…

Я промолчал. Говорить ни о чем не хотелось. Хотелось не чувствовать. Хотелось забыться. Не думать ни о чем. Но не получалось…

— Ладно, — Костя встал и хлопнул меня по плечу, — давай-ка я в магазин пока сгоняю лучше, пивка еще возьму с чипсами, а то чувствую, маловато сегодня нам его будет.

Вернулся он минут через двадцать, таща два больших мешка с покупками. Посмотрел на меня, сидящего в той же позе на диване, в которой он меня и запомнил, уходя, с тем же самым отсутствующим выражением на лице. Вздохнул. Плюхнулся рядом и откупорив бутылку «Абаканского» протянул мне.

— На, держи. Да бери, говорю тебе! — всучил-таки он мне пиво. — Понимаю, насколько я цинично веду себя сейчас, но иначе нельзя. Нельзя зацикливаться на одном, ты ж так в овощ превратишься, или сопьешься, если не хуже чего… Понимаю, сегодня напиться можно и даже нужно, но с завтрашнего дня, начинай новую жизнь. Знаю, это тяжело, но по-другому нельзя — будет только хуже, поверь мне.

— Костя хватит уже, — тихо проговорил я, — неужели я так похож на суицидального подростка?

— Порой похож, если честно, — ответил он, — ты ж у нас замороченный какой-то вечно, с обостренным чувством справедливости, проще на все смотреть не умеешь, вот я и переживаю. Короче так, завтра я за тобой после работы заеду, и поедем на тачке кататься, знаю я там одно местечко хорошее, погонять можно отлично. И только посмей мне нажраться, за ногу тебя вытащу из квартиры в любом состоянии. Понял?

Я молча кивнул.

— Ну, вот. Тебе сейчас развеяться нужно, новые впечатления, новые краски, а киснуть нельзя, бессмысленно это.