В Артгаре безумие только начиналось. Неторопливо, вдумчиво, зато везде, где только представлялась такая возможно. В Рунди и землях великого Арта порядка не было никогда, а сейчас, в предчувствии прихода князя Фиоги, и вовсе все, кто мог сколотить «артель старателей», тут же начинал «мыть местное чёрное золото», в смысле ловить, обирать до нитки и перепродавать в Кжар своих соплеменников.
Единственным очагом спокойствия были исконные владениях Великого Княжества Фемба. А вот в новых, недавно завоёванных или иным способом подмятых землях, покоем и порядком даже не пахло. На свежеприсоединённые, ныне безлюдные, территории левобережной Сартаны стали стекаться различные преступники как из самого княжества Фемба, так и из южных леррств Гренудии и даже той же Сартаны.
Там начало стихийно, но весьма бурно складываться парадоксальное сообщество вольных людишек. Предприимчивые хлопцы, не дружившие с законом и моралью, мгновенно сориентировались и начали обживать опустевшие берега великой реки, давая начало речному пиратскому братству. Бесчисленные мелкие притоки Мтоньяно с огромным числом рукавов и островов позволяли создавать совершенно необнаружимые разбойничьи гнёзда. А очень медленное течение реки допускало переходы и вниз, до самого океана, и вверх, до южных окраин тиррства Ханол в Гренудии.
Грабить и терроризировать прибрежные поселения оказалось отличной бизнес-идеей. А вскоре объявившийся в этих краях очередной «пророк» «осеменил» одного из местных «предпринимателей» идеей, что мало обобрать «грешника» до нитки. Истинный смысл «служения Творцу» заключается в том, чтобы «спасти душу, погрязшую во грехе и ереси». А душу, как известно, спасают страдания. Стало быть, обобранных можно вместе с прочим имуществом привести поближе к базе и заставить создавать прибавочный продукт «во славу Творца» и для сытости верных последователей его. Так на временно забытых князем Арибой землях медленно, но верно начала зарождаться пиратско-рабовладельческая конфедерация.
* * *
Если в остальных уголках Ойкумены хаос хоть и внёс значительную лепту в привычный уклад жизни, то в Гренудии он стал самой её новой основой. Местные «батьки Ангелы» и «паны-атаманы Грицианы Таврические»[149] плодились, что плодовые мушки в кладовке с забытым урожаем. После устроенной победителями праздничной резни друг друга, в окрестностях столицы образовалась почти сотня новых банд, претендующих на то, что именно они несут «истинное слово пророка», а все остальные — презренные еретики, коих избить и обобрать — дело святое, угодное Творцу.
Как только клэнские командиры «освободили прокока Айзикора от занимаемой должности» методом прожаривания, новые вещатели «слова Творца» полезли изо всех щелей. И принялись активно придумывать и продвигать в массы красивые лозунги, под которые можно было бы снова и снова перераспределять чужую собственность в свою пользу, а также сводить счёты с теми, кого раньше, чтобы прибить не находилось общественно одобряемого повода. Не прошло и двух недель с момента казни, как появился первый лже-Айзикор, «чудесным образом спасённый Творцом от расправы мерзкими отступниками». Будучи ростом, взлохмоченностью и комплекцией и в самом деле изрядно похожим на казнённого, «воскресший» мессия имел ещё две черты, неопровержимо подтверждающие его айзикоровскую сущность: ужасный ожог на лице и совершенно бешеную энергию. И её он употребил на убеждение окружающих, что истинного Айзикора нельзя убить, что он будет возрождаться, пока не установить истинную власть Творца на всей земле.
Самое интересное случилось тогда, когда появился второй и третий лже-Айзикор. Какой-то из них оказался чёртовым гением, громогласно заявившим своим стоонникам, что Айзикор един во всех лицах. Если Айзикоров становится больше, значит надо истовее веровать и активнее бороться с последователями эльфийской и клэнской заразы. Эта концепция оказалась настолько прогрессивной, что между разными лже-Айзикорами установились вполне партнёрские взаимоотношения, позволяющие каждому окучиваться собственную делянку, не толкаясь локтями с коллегами. На территории коронных земель, Ханола и Дарэса временами число одновременно проповедующих лже-Айзикоров доходило до десятка. Их ловили, вешали, но сильно меньше их от этого не становилось. Очень уж прибыльным оказалось это дело: призывать к погромам и священной войне.
Единственными, кто реально смог оказать конкуренцию лже-Айзикорам, стали особо продвинутые разбойничьи атаманы, внезапно «начавшие слышать голос истинного Айзикора» и называющие себя «руками Его». Местные бандюганы подумали-подумали и решили исключить избыточное промежуточное звено в процессе обоснования своих священных прав на ещё недавно бывшее чужим имущество. Практически все разбойничьи главари, даже те, кто во время «священного похода на Ограс» не отвлекались от свой повседневной работы, очень быстро просекли, что если называться «руками Айзикора», то это резко повышает лояльность рядового населения, которое начинает подсказывать, кого лучше «ошкурить» «во славу Творца».
Простое население тоже быстро просекло фишку, что если правильно сдать очередной пришедшей банде «святош» богатого соседа, можно резко поднять своё собственное благосостояние. В этом плане все банды твёрдо следовали заветам истинного Айзикора: честно отдавать доносчикам «святую четвертину» от экспроприированного. В этом была одна из причин бешеной популярности набирающего силу движения: «Восславь пророка и грабь именем его тех, чья морда не нравится».
Ситуация в южных тиррствах и лерраствах отличалась, но также не в лучшую сторону. В Дарменте и Бирати — вакуум власти сменился осознанием местной бюрократией, что пора подумать об истинных ценностях, то бишь о собственном кошельке. В результате там начался невиданный разгул репреватизации тиррской и леррской собственности. Всякие приказчики, кастеляны и прочие управляющие резко поумнели, прониклись классовой ненавистью и уже взглядом будущих хозяев принялись рассматривать имущество бывших эксплуататоров.
А тем временем в южную Гренудию, в Дармент, Бирати и Керулани неожиданно начали вторгаться артгарские чамбулы[150], захватывая крестьян, мирно пахавших свои угодьяи и не ожидавших ничего подобного. Очень скоро выяснилось, что на нового тирр Дармента надежды мало и землепашцы стали сниматься со своих мест. Кто-то шёл на северо-запад в коронные земли, а кто-то выбирал дорогу на север в Мердгрес. Ставшие внезапно беженцами люди, легко попадали под влияние проповедников, в среде которых уже появились сказания о конце света и последних временах.
И вот ознакомившись с таким положением вещей Шелд осознал, в какой кипящий котёл превратился окружающий мир при его непосредственном участии и недосмотре.
— Ну что ж, видно пришло время для давно обещанной мне встречи, — проговорил он, — пора наконец расставить все точки над «i» и познакомиться с Творцом лично.
* * *
Как и много лет назад, Шелд порхал на ментальном плане перед загадочной ступой, что обнаружилась на месте, где в мёртвых пустошах располагалась «хранилище Древних». Не обнаружив никаких изменений и не дождавшись никакой инициативы от бесстрастного изображения Авалокитешвары он, как и в прошлый раз, попытался коснуться своим «лбом» «лба» бохисаттвы. Только в этот раз ощущения были, будто со стенкой бодался. То есть не происходило ничего совершенно, с какой бы силой он лбом ни бился.
— Эй, Творец! Мы вроде несколько об ином договаривались, — возмущённо выдал наконец Шелд.
Молчание было ему ответом.
— Червячок, ты там ещё жив? — цитата из старого советского мультика, как оказалось, также не обладала волшебным свойством пробуждения создателя этого сооружения.
— По хорошему, стало быть, разговаривать не хочешь? Ладно, вариант «по плохому» тоже никто не отменял.