Также прошу отметить, если в первой книге летоисчисление велось в соответствии с принятой системой, когда в каждом королевстве своя точка отсчёта, то теперь королевство Минк-Ваньяр и Крымская Русь сами перешли на единый календарь «от явления Творца» и всех соседей склоняют к тому же. На момент начала второй книги на данный календарь перешли также Драура и Фемба. В Мингре официально пока ещё пользовались в качестве «начала времён» годом становления династии Ласстаров, но неформально всё чаще и чаще в торговых документах указывают даты «от явления Творца». Так что год 433 от воцарения Алантаров, когда в Другой мир попал Николай Темнов — это 5098 по новому календарю.

Карта Ойкумены на начало второй книги:

Год 5098 от явления Творца [по новому крымскому летоисчислению] / от 433 от воцарения династии Алантаров, вторая половина декабря, день проведения зимнего бала в Академии магии, около трёх часов дня.

Место действия: Гренудия, около семи вёрст от Ограса.

Аллин Мердгрес сидел под сенью огромного, раскидистого дуба и пытался собрать в кучку рассыпавшиеся трухой мозги. По насыщенности событиями этот день уже превзошёл всё, что случалось в его далеко не бедной на приключения жизни в этом мире. Но последний штрих — письмо на русском языке — выбивало из колеи окончательно.

«В этом мире есть ещё один попаданец из моего прошлого мира» — безапелляционно решил он. Очевидное в данной ситуации заключение хоть и было очень похоже на истинное, но таковым не являлось. Однако среди достоинств Николая Темнова не значилась привычка притормозить и попробовать опровергнуть собственные выводы, проверить их на прочность. Поэтому с ходу переведя высказанную гипотезу в категорию «не требующих доказательств аксиом», сразу же перешёл к следующему пункту повестки, а именно — к вопросам «чем это грозит и что делать?». И сильнее всего на направление его размышлений повлияло возмущение, что неведомый соотечественник запрещает искать новые знания именно там, куда собирался направить свои стопы юноша.

Наиболее очевидное решение — для начала оторвать пятую точку от земли и развязать всё ещё мычащую и бьющуюся в путах Мелиссу — стало следствием неожиданной инициативы снизу: ему в зад вцепился здоровенный лесной муравей, открывший для себя новое месторождение еды и сразу же приступивший к изыскательским работам. На автомате поднявшись, Аллин направился освобождать «источник ярких красок и бурных впечатлений в своей жизни». «Источник» замер и притих, глядя на юношу с вполне обоснованным испугом и робкой затаённой надеждой на лучшее.

В это время в голове «героя поневоле» вертелся хоровод мыслей на тему того, с каких грубостей и оскорблений сподручнее начать перечислять ей свои обиды и претензии, а к каким перейти во вторую и последующие очереди. Если в этой круговерти изначально и присутствовала здравая мысль «вычеркнуть дуру из своей жизни, не вступая в бессмысленные дебаты», то остальные, более насыщенные эмоциями, затоптали её, даже не заметив.

Однако подойдя ближе, юноша обнаружил, что если бы не режим «шумоподавления», включенный забитым ей в рот кляпом, то вековой лес сейчас сотрясался бы от мощнейших рыданий. По крайней мере, поток слёз был такой, что лиф платья девушки оказался обильно орошён влагой. Как бы не был Аллин зол, но сейчас его злость резко пошла на убыль. Зато против воли начало зарождаться желание прижать к себе и утешить такую несчастную и беззащитную красавицу. Обзывая себя размазнёй, тряпкой и прочими крайне неприятными, но проникающими в самую суть эпитетами, он разрезал удерживающие её верёвки. И в тот же миг, выдернув изо рта кляп, Мелисса бросилась перед ним на колени, мёртвой хваткой впиваясь в его левую ногу:

— Аллин, любимый, у меня не было другого выхода! Только так я могла спасти тебя от неминуемой гибели! — с жаром протараторила девушка, намертво вцепившись в его нижнюю конечность обеими руками. — Они говорили, что иначе просто убьют тебя!

Звериным чутьё почуяв, что юношу зацепили её слова, ни на секунду не прекращая реветь и продолжая глядеть снизу вверх взглядом побитой собачки, виновница сегодняшних незабываемых приключений продолжила смешивать в одну кучу правду, домыслы, фантазии и внезапно пришедшие на ум оправдания-озарения, подтверждая несокрушимость своих слов слезами и соплями:

— Это все лерр Ладаер, глава королевских дознавателей! Он, отпуская меня летом, выставил условие, которое я обязана была выполнить. Велел мне сделать то, что потребует от меня он сам или иной человек со знаком паука на руке. А сегодня он явился в Академию и приказал, чтоб я помогла увезти тебя из Ограса. Они грозили убить тебя, так как ты стал им сильно мешать своими отношениями с принцессой Элеонорой.

Несмотря на продолжающуюся истерику, а может быть даже благодаря ей, у Мелиссы до предела обострилась чувствительность и интуиция. И то, что слова про паука и тайное общество сразу вызвали бурный отклик Аллина она уловила мгновенно. У молодого аристократа и вправду от этих слов всё внутри резко похолодело, а во рту — пересохло:

— Как выглядел этот знак паука? Как его тебе показали? — внезапно севшим голосом уже без всякой агрессии проговорил он, глядя сверху вниз в глаза девушки.

— На левой руке. Он проявляется только тогда, когда его хотят показать. Совершенно чёрный паук размером с монету в пять серебряников, — описывая знак, уже виденный молодым магом на руке Дианы, девушка заметно успокоилась. Ведь агрессия Аллина после этих слов окончательно сошла на нет.

«Проклятый Нисари! У неё не было ни единого шанса против его сетей!». Остатки злости сменились жалостью к несчастной малышке, ставшей пешкой в играх безжалостного чудовища. Он поднял прелестную оборотницу с земли и прижал к себе, гладя по голове, шепча ласковые слова, пытаясь успокоить и утешить. По изменившемуся запаху и тонусу мышц юноши Мелисса поняла, что сейчас он не то, что не сердится на неё, а скорее даже испытывает чувство вины. Продолжая всхлипывать, девушка слабым голосом прошептала:

— Аллин, любимый, какой бы я не была слабой и беззащитной, но я никогда, слышишь — никогда, не сделала бы ничего во вред тебе! Чем бы мне не угрожали! Я спасала тебя потому, что очень сильно люблю и жить без тебя не могу! Поклянись, что веришь мне!

Тут стоит заметить, что Мелисса и не думала врать. За то время, пока привязаная к дереву, ждала пробуждения Аллина, то есть почти целый час, она сама себя убедила, что делала всё исключительно ради спасения любимого и ненаглядного. А вовсе не для того, чтоб стать королевой Тардии. И надо отдать должное, читающий её эмоции молодой маг не засёк ни малейшей фальши в произнесённых словах.

Любой сторонний наблюдатель уже через четверть часа вынужден был бы изо всех сил сдерживаться, чтоб не разразиться гомерическим смехом. Потому как, начав с оправданий, валяясь у Аллина в ногах, очень скоро Мелисса вывернула дело так, что теперь стоя на коленях просил прощения уже Аллин, кругом неправый и по уши виноватый. Ему было безумно стыдно, что он сразу подумал худшее о «беззаветно любящей его девушке, подарившей ему свою девичью честь и своё сердце, и которая готова была безмерно пострадать ради их любви. А он…». Но всё же оборотница его милостиво простила и позволила увести себя с полянки туда, где по всем приметам должна была быть дорога.

А уже упомянутые нами сторонние наблюдатели под скрытом продолжили сотрясаться от беззвучного хохота. Благо от них требовалось только проследить, чтобы этим двоим никто не помешал выяснять отношения…

Просёлочная дорога нашлась буквально в паре сотен шагов от полянки, на которой произошло пробуждение сладкой парочки. Помня, что везти их должны были на северо-запад, Аллин уверенно повёл свою спутницу в восточном направлении. Декабрь в Гренудии не чета декабрю в более высоких широтах, в три часа дня ещё вполне светло, да и погода довольно щадящая. Так что поначалу дорога не вызывала ни у юноши, ни у девушки особо неприятных впечатлений. Но очень скоро оказалось, что обутые на Мелиссе туфельки предназначены для чего угодно, но только не для длительных марш-бросков по лесным тропам и просёлочным дорогам.