— Ты меня понял?

— Так… Так точно! — заикаясь, проговорил страж.

— Выполнять!

Ириталь билась в конвульсиях и хрипела. Барон продолжал держать ее на руках, судорожно пытаясь сообразить, чем мог помочь. Он бросил взгляд на стол — на свою недоеденную грудинку, на слишком пряную птицу посла… Яд могли скрыть за обилием приправ.

— Птица, — осенило его. — Чертова птица.

Посол упомянула, что приготовили две куропатки, но вторую она распорядилась отдать слугам, ибо слишком поздно разузнала о вкусах своего гостя.

Значит, сегодня в этих стенах умрет кто-то еще.

— Леди Ириталь, — барон легко тряс женщину за худые плечи. — Проклятье! Оставайтесь в сознании, молю вас.

Дверь в покои распахнулась. В комнату влетел замковый лекарь — коренастый мужчина в длинном черном балахоне, черной же шапочке и с большой сумкой на плече. На лице врача застыло смятение, и барону было трудно его за это винить. За лекарем, к удивлению Альдора, в комнату ворвался брат Аристид. Но выяснять, что странствующий монах забыл в покоях посла, Альдору было недосуг. Служанка, причитая, топталась на пороге.

— Положите ее на кровать! — скомандовал лекарь. — Кувшин воды и уголь!

— Уголь ранит горло, — монах начал рыться в своем маленьком мешке. — Лучше растворить порошок. Это толченая трава тихрозания, вызывает сильную рвоту и прочищает желудок.

Замковый врач потрясенно взирал на божьего человека.

— Так вы лекарь? Слышал о тихрозании, восточное снадобье. Давайте сюда, — он вырвал из рук Аристида мешочек с порошком. Служанка уже держала кувшин с водой на вытянутых руках. — Сколько сыпать?

— Три щепотки. И принесите сюда таз или ночной горшок. Если повезет, леди будет мучительно рвать.

Лекарь засыпал в кувшин порошок и торопливо взболтал сосуд.

— Нужна трубка, чтобы вставить в горло. — Брат Аристид изогнул руку, наглядно показывая форму инструмента. — У вас есть что-то подобное?

— Да, была, — отозвался врач. — Да только в замке отродясь никого не травили. Это вам не Гацона или Энния какая. Здесь убивают железом.

— Зато я много раз боролся с ядами. — Странствующий монах принялся копаться в лекарской сумке и выудил с самого дна искомую трубку. — Держите даму с запрокинутой головой и откройте ей рот.

Альдор видал отрубленные конечности и страшные ранения. Он много раз был свидетелем тому, как полевые врачи отрезали пораженные гангреной ноги и руки. Его уже не пугали зияющие раны в животах и вид скользких внутренностей, вывалившихся наружу. Но то, как выглядела толстая трубка, разрывающая горло хрупкой и беспомощной девушки, отчего-то ввергло барона в ужас. Глядя на это, ему хотелось отвернуться и отправить обратно съеденный ужин. Усилием воли Альдор подавил спазм и заставил себя смотреть, как монах проталкивает странное приспособление в горло латанийки, а затем заливает через него воду с рвотным порошком.

— Теперь ждем, — божий человек тяжело вздохнул и аккуратно вытащил страшную трубку изо рта Ириталь. — Надеюсь, Хранитель услышит мои молитвы.

Златовласая служанка устроилась у изголовья кровати, аккуратно вытирая перепачканное пеной и слюной лицо своей госпожи. Замковый лекарь глядел на монаха с трепетом.

— Не знал, что наставники умеют лечить чем-то, кроме молитвы.

— Я не наставник, а странствующий брат церкви, — поправил его монах. — Приходится бывать в разных местах. Чем больше я знаю и умею, тем внушительнее мои шансы выжить. Далеко не везде последователям Пути оказывают радушный прием.

Альдор отогнал оторопь и встрепенулся.

— Брат Аристид, быть может, вы способны определить и яд? — спросил он. — Я сохранил пищу леди Ириталь.

Божий человек неуверенно пожал плечами.

— Зависит от яда. Некоторые вещества выявить невозможно.

— Посол съела половину и жаловалась, что повар переборщил с приправами. — Барон взял со стола тарелку с ужином Ириталь и протянул монаху. Брат Аристид поднес кусок недоеденной куропатки к носу и закрыл глаза, принюхиваясь. А затем лизнул, покатал на языке с мгновение и тут же выплюнул на пол.

— Благословение Дринны, — подумав, заключил он.

— Чье? — не понял Альдор.

— «Благословение Дринны» — так называется яд. Удивительно, что его добавили в птичье мясо. Впрочем, это объясняет, почему было так много приправ…

— Но отчего же яд просто не подсыпали в вино? Было бы легче.

Монах устало покачал головой:

— Отнюдь. «Благословение Дринны» осветляет вина, дает осадок и становится заметным, что, как вы понимаете, непрактично. Очень странно…

— Что вас смущает, святой брат?

— В вашем замке есть эннийцы? Яд, которым отравили эту женщину, очень дорог, но весьма эффективен. Его также называют смертью аристократов, поскольку он действует мягко и нежно. Сначала жертве становится трудно говорить, затем начинается дрожь в конечностях, конвульсии, и в итоге жертва засыпает. После смерти тело не раздувается, на лице нет характерных для многих ядов пятен. Человек выглядит, словно ненадолго прилег отдохнуть. Отсюда и название, ведь Дринна — древнеэннийская богиня ночи.

— Впечатляющие познания. Но я понятия не имею, откуда могла взяться такая отрава в Эллисдоре, — нахмурился Альдор. — Существует ли противоядие?

— Главное при спасении — успеть до того момента, как отравленный заснет. После разбудить уже невозможно. Тот, кто задумал это богопротивное дело, хотел, чтобы жертва ушла с наименьшими мучениями и в покое.

Внезапно Ириталь захрипела, в горле латанийки что-то булькнуло.

— Быстро переверните ее набок! — крикнул монах. — Иначе она захлебнется рвотой.

Посла отчаянно выворачивало наизнанку. Ее худое тело, придерживаемое руками служанки и лекаря, сотрясали спазмы. Бурая жидкость, исторгнутая желудком женщины, залила часть роскошной кровати и пол. Между приступами Ириталь стонала и, казалось, совершенно не осознавала происходящего.

Альдор молился, чтобы лечение монаха оказалось действенным. Барон предпочитал не рисовать в воображении картины последствий герцогского гнева. Если возлюбленная Грегора не выживет, Альдор знал, что первым лишится за это головы. Волдхард расправится с ближайшим другом, как с государственным изменником — лишит дворянского титула, приравняет к простолюдину, четвертует и разошлет его презренные останки по разным концам страны. Таков был печально знаменитый гнев правителей Хайлигланда. И Альдор очень не хотел испытывать его на себе.

Наконец хрипы Ириталь стихли. Латанийка снова лишилась чувств и обмякла в руках лекаря. Служанка аккуратно вытаскивала из-под нее грязное покрывало.

— Что теперь? — спросил барон.

— Еще один кувшин, — брат Аристид потянулся за мешочком. — Еще одна трубка. Еще один приступ рвоты.

— Она выдержит?

— Латанийцы покрепче нас с вами будут, даже женщины, — усмехнулся монах. — Хотя, признаюсь, мне еще не доводилось лечить от яда представителей этого народа. Я не знаю, какими особенностями обладают их тела.

Адьдор кивнул.

— Справитесь здесь без меня?

— Разумеется. Собственно, вы уже сделали все, что смогли, ваша милость. Теперь оставьте несчастную женщину врачам.

— Согласен, от меня здесь толку мало. — Альдор застегнул шерстяную накидку. — Тогда я пойду искать труп.

Помешивая новый раствор, монах вскинул бровь в немом вопросе.

— Когда посол приглашала меня на ужин, она велела приготовить двух куропаток, — пояснил барон. — Однако в последний момент учтивые слуги донесли ей, что я не люблю птицу. Госпожа распорядилась приготовить для меня другое блюдо, а вторую птицу — отдать слугам. Теперь мне нужно выяснить, успела ли эта Дринна благословить кого-нибудь еще.

— Я буду молиться, — коротко кивнул брат Аристид.

— Молитесь за ее превосходительство. Если она не выживет… Исцелите ее — и спасете всех нас.

Замок оцепенел. Ворота закрыли, невзирая на протесты горожан, не успевших вернуться в город. Мрачных стражников стало вдвое больше, в дозор встали даже некоторые из вернувшихся утром воинов. Оставшиеся на свободе слуги передвигались на цыпочках, стараясь ничем не прогневать сенешаля.