Перенастроенный сшиватель работал отлично. Результат был тот же, как если бы это делал я, просто сейчас процесс восстановления паренхимы печени шел за счет накопителя Силы в амулете, мне оставалось только формировать силовые линии для крупных кровеносных сосудов и желчных протоков. Полчаса, и у нас уже чуть больше половины первоначального объема печени. Все, можно зашивать, дальше печень сама вырастет.

На животе Орани не осталось даже намека на операционный шов, отлично получилось! Аккуратно смыв следы крови с ее живота, я постарался натянуть на нее одежду, насколько это было возможно, после чего деактивировал усыпляющий амулет.

— Просыпайся, уже все, — я подал ей простыню, которой Орани тут же накрылась чуть не до самых глаз.

— И что теперь? — спросила она дрожащим от слабости голосом.

— Теперь ты будешь восстанавливаться после операции и выздоравливать. Я же буду искать способ вылечить тебя окончательно. Да, сегодня я ночую вместе с тобой, и это не обсуждается.

Орани моргнула, казалось, что от ее длинных ресниц по фургону пошел ветер. Выверты сознания все это, не может такого быть. Не давая ей подняться с носилок, мы с Каймаром отнесли ее в юрту вождя, где я снова озвучил требование находиться с пациенткой в одном помещении. Сейчас желчь пойдет в кишечник в нормальном объеме, как бы кишечная флора не взбрыкнула. Был такой случай в моей практике, поставили пациентке стент в желчный проток, на следующий день кишечная колика, пришлось ставить морфиновую помпу. Хотелось бы сейчас подобного избежать.

Всю ночь я не сомкнул глаз, следил за состоянием Орани и пытался продумать стратегию дальнейшего лечения. Операция дала лишь отсрочку. Может на пару месяцев, может даже года на полтора, но болезнь обязательно вернется. Каждый раз резать — не вариант. Рано или поздно метастаз заведется в таком месте, куда со скальпелем лезть противопоказано. Какие есть варианты? Земная медицинская наука знала всего три способа «лечения» рака. В кавычках потому, что по-настоящему болезнь никто не лечил. Способы эти — резать, жечь и травить. Резать — хирургия, жечь — радиотерапия, травить — химиотерапия. И то, и другое, и третье борется с симптомом болезни, но не с причиной. Главное, что у меня сейчас в наличии только хирургия, пусть и на гораздо более высоком уровне, чем где-либо на Земле.

Для химиотерапии нужны соответствующие препараты, где их здесь взять? Что с того, что три четверти химиотерапевтических препаратов растительного происхождения, как говорится «экологически чистые, сделанные матерью-природой»? Да, сейчас я помню латинские названия растений, из которых делаются те же таксаны, да толку-то, если нет ни малейшего представления, как они выглядят и где произрастают?

Для радиотерапии нужно либо оборудование, до которого местной цивилизации еще лет триста ползти, либо радиоактивные препараты, что появятся не раньше оборудования. Тоже без вариантов.

Можно попробовать откалибровать антисептический амулет так, чтобы он уничтожал раковые клетки, не трогая при этом здоровые. Тогда получится эффект, как от таргетной радиотерапии. В стазис-ящике в фургоне лежат удаленные в ходе операции ткани, завтра же начну эксперименты.

Самым идеальным вариантом было бы пойти по четвертому пути, что только начал развиваться на Земле, и устранить причину болезни. Ведь рак — это заболевание иммунной системы, иммунитет перестает распознавать дефектные клетки, потому последние и растут бесконтрольно, нарушая работу остального организма. Беда в том, что иммунологию я проходил только в рамках обзорного курса, нам объясняли про экспрессию антигенов, лиганды и чекпойнты, но визуально я не смогу отличить один от другого просто потому, что даже близко не представляю, чем они отличаются на молекулярном уровне.

Роберт, что жил в доме напротив в Луивилле, учился именно на онкоиммунолога, листая его учебники, я узнал, что онкоиммунология, на самом деле, возникла почти полтора века назад, когда Уильям Коули пытался вызвать иммунный ответ, занося в опухоль трупные бактерии. Удивительно то, что чуть не треть пациентов ему удалось полностью вылечить от рака. Сейчас понятно, что это варварство, но на тот момент это был колоссальный прорыв. Прорыв, про который забыли почти на целый век, когда наука, наконец, открыла механизмы работы иммунитета. Но это все поэзия, а вон рядом со мной лежит проза, от которой невозможно отвести взгляд.

Орани проснулась с первыми лучами солнца. Кожа ее по-прежнему оставалась желтой, но глаза уже утратили оранжевый цвет, посветлели и уже были просто желтыми. Сейчас бы взять анализ крови на билирубин и печеночные трансаминазы, да где взять оборудование и реактивы? Придется пока по старинке, визуально, да косвенно по показателям энергетики организма.

К девушке вернулся аппетит, за завтраком она умяла раза в три больше, чем влезло в меня. Организм восстанавливается и требует топливо со строительными материалами. Полностью заращенные швы ничуть ее не беспокоили.

Потом состоялся разговор с вождем. Я честно объяснил ему, что пока смог только отсрочить нехорошее, но буду искать пути окончательно победить болезнь. Сэф остался доволен моими ответами. Потом, улучив момент, я позвонил Арпадио за советом. К сожалению, маг не смог ничего присоветовать, кроме хирургии и восстановления энергетических каналов. Проблема в том, что у Орани каналы были в нормальном состоянии, не в них была проблема. Так что придется настраивать антисептический амулет на определенный тип клеток, чем я и занялся.

Проще сказать, чем сделать. Одно дело изводить микроорганизмы, что отличаются размерами и структурой от человеческих клеток, другое дело — пытаться воздействовать только на один тип клеток, не трогая при этом остальные. Первый результат забрезжил только под вечер, когда я видеть уже не мог эти клетки. Закрыв фургон, я отправился к юрте вождя, где снова был общий ужин. Пришел я рано, зато удалось перехватить Орани и просто провести полчаса вдвоем, болтая о всякой чепухе. Девушка оживала на глазах, ногти и кожа постепенно приобретали нормальный цвет, склеры еще желтоватые, но прогресс налицо. Пищеварение тоже в норме, восстановление аппетита прошло без заметных последствий. Главное, нам целых полчаса никто не мешал. Мы говорили, я травил больничные и армейские байки, она в ответ делилась местным юморным фольклором, мы дружно смеялись над этими забавными историями. Меня интересовало все, что было хоть как-то с ней связано, ей была столь же интересна наша жизнь. С ней было удивительно уютно и интересно, хоть по возрасту она была на треть моложе меня. А потом нас позвали на ужин. То есть, я-то был за столом, ей же по местной табели о рангах надлежало прислуживать.

Если вчера мы сидели по разные стороны стола, как на переговорах, с одной стороны трое индейцев, с другой четверо нас, гостей, то сегодня все перемешались. Меня посадили между шаманом и вождем, по другую руку от вождя посадили Хана, Тека же оказался между обоими орками напротив нас. Разговор шел гораздо более непринужденный, чем вчера, хоть и вертелся вокруг тех же тем. Индейцам очень хотелось понять, не продешевят ли они, вступая под крышу гравийской короны. И хочется, и колется. Никто ничего другого, собственно, и не ожидал. Я рассказывал про жизнь племени Опономо, как я ее увидел до переход под гравийскую крышу, и какой она стала после перехода. Особенно вождя заинтересовала первая охота на бизонов, я рассказал от первого лица что видел лично, орки дополнили мой рассказ конкретными цифрами полученной добычи, добавив, что племя еще пять раз охотилось на копытных гигантов, обеспечив себя мясом минимум до следующего лета с большим запасом. Тека быстро развел орков на предмет сходить вместе на охоту, на что я сходу дал добро. Хоть и планировал уже послезавтра обратно, да точно задержусь. Не смогу уехать просто. А парни пусть развеются, да в неформальной обстановке без начальства объяснят преимущества гравийского образа жизни. Ведь если удастся склонить племя к союзному договору, это будет жирнейший плюс в репутацию как мне лично, так и Хану, и племени Опономо. Страна у нас по населению небольшая, можно сказать, что все друг друга знают, не спрячешь здесь личные достижения в многослойной бюрократии.