Алерин пожала угловатыми плечами.

— Она очень просила и даже монету дала. Белую!

Эйрин чертыхнулась и в сердцах опустила мощную ладонь на перила загона. Дерево едва не треснуло.

— Иногда, дочка, нужно просто смириться. Духам начхать на наши планы и желания. Надеюсь, твоя подружка Лиллен не вырастет такой же дурной курицей, как ее мать. Давай, заканчивай со скотиной и дуй в дом. Нужно собираться и успеть выспаться.

Хора неуклюже отскочила, когда Алерин погнала гусей в птичник.

— Иди матушке помоги, здесь я сама управлюсь, — сказала девчонка.

Хора кивнула и вошла в дом. Эйрин металась между очагом с варившейся на нем похлебкой и сундуками — собирала узлы в дорогу. Сундуки были украшением жилища — резные, окованные железом. Серлас сам делал в подарок на свадьбу. А уж если Серлас за что-то брался, даже в молодости, то не стыдно было показать результат самому старейшине.

— Хора! Пособи. — Хозяйка указала на крышку сундука, где лежали отобранные вещи. — Завязывай все это, да покрепче. Умеешь?

Она кивнула и принялась за узлы, то и дело поглядывая в окно. Уже смеркалось, а ночь здесь наступала быстро. Серлас с сыновьями торопились закончить оставшуюся работу, гость занимался лошадьми. Алерин, справив все во дворе, пришла помогать матери с едой. Хора смотрела на них с матерю и дивилась: в дородной Эйрин не было ничего от тощей большеглазой дочки. Разве что характер у обеих бойкий — палец в рот не клади, слова поперек не скажи. Но Эйрин точно когда-то была красавицей, да только большое хозяйство выпило все силы, а слуг и батраков здесь держать было не принято. Хора никогда не видела ее сидящей без дела, да и Алерин крутилась так, словно одновременно бывала в трех местах. Рядом с ними Хора чувствовала себя виноватой развалиной. Им нужна была помощница порасторопнее.

— Платье мы на тебя сшить не успели, — сказала Эйрин. — В мужском поедешь. Как раз штаны Римана будут впору по длине. Негоже в городе голыми ногами светить.

Хора кивнула. Ей было все равно. В мужском даже удобнее ехать верхом.

Женщины споро накрыли на стол, Алерин побежала звать всех к столу.

Хора заметила, что движения Эйрин были нервными. Хозяйка грохнула корзинку с хлебом на стол с такой силой, что лепешки едва не разлетелись по сторонам. Калека вопросительно взглянула на женщину.

— Да Серлас, упрямый он хрен! Злюсь, что не хочет ехать. — Эйрин отвернулась и, как показалось Хоре, даже вытерла рукавом одинокую слезу. — Рихон не паникер. Он в молодости в имперской армии служил, дошел до самого Рикенаара. Оттуда и язык знает, вот и занялся торговлей, потому как в тех местах бывал. И скажу я тебе, Хора, что Рихон зря беспокоиться не будет. Он видел смерти и битвы. И если сейчас он боится, говорю тебе, для страха есть причины. А Серлас… Он скорее умрет, защищая дом, в котором прожил всю жизнь, чем позволит каким-то дикарям здесь все разграбить. Но вот что я скажу: все можно восстановить, кроме жизни. Кузницу, дом, хозяйство… Не сразу, не до конца, но все можно поднять. А если его вместе с мальчишками…

Хора положила искалеченную ладонь на ее руку. Посмотрела, кивнула — дескать, все понимаю.

— Но мы обе знаем, что Серлас ни за что не отступится, — продолжила Эйрин. — И мое бессилие меня убивает.

На пороге зашумели. Эйрин сглотнула ком, натянула на лицо привычную маску озабоченности и заворчала, подгоняя всех за стол. Стараясь не пролить ни капли, Хора разлила по мискам наваристую похлебку — ради гостя забили гуся. Она заметила, что Рихон пристально наблюдал за ней, стараясь не встречаться взглядом. Наконец он не выдержал.

— Мы точно не встречались?

Хора пожала плечами и занялась мясом.

— Где б ты мог ее увидеть? — спросил кузнец.

— На юге. Лицо знакомое. Вроде бы.

— Не мели чепухи, родич, — отмахнулся Серлас. — Калек везде хватает.

— Духи знают… Но вроде все же когда-то видел. Вспомнить бы, где.

Хора принялась жевать лепешку. Она знала точно: с этим Рихоном им встречаться не доводилось. По крайней мере она не помнила. Впрочем, она вообще мало что помнила до того, как очутилась в Ньоре.

Серлас похвалил хозяйку, достал из сундука бутыль с настойкой и предложил гостю.

— Брусничная, наша местная. Тряхни стариной. Там, где ты нынче обретаешься, такой нет.

— Это да. — Рихон залпом осушил чарочку и усмехнулся в усы. — Хороша.

— А то. Эйрин у меня мастерица.

Женщина весь вечер помалкивала не в пример Алерин. Девчонка засыпала гостя вопросами о городах, где тот бывал, армиях, войнах и южных животных, не давая братьям вставить и слова.

— Огромные, я тебе говорю! — захмелевший Рихон раскинул руки в стороны, едва не задев свисавшую с потолка лампу. — Представь себе кота ростом с человека. Вот такие!

— А какого цвета?

— Полосатые!

— Да ладно тебе, дядь.

— Правду говорю! Огромные полосатые коты. И кровожаааадные… Их эннийцы отлавливают, а потом устраивают бои воинов с этими кошками. Много народу приходит, чтоб посмотреть. Я и сам однажды бывал, видел. Но там все плохо для людей заканчивается обычно.

Хора непонимающе посмотрела на гостя. Зачем бы людям сражаться со зверьем ради забавы? Она понимала охоту: ты убиваешь, чтобы прокормиться. Понимала, когда зимой деревенские убивали волков — то было ради защиты скотины. Но для потехи… Лучше бы бились друг с другом. В равном бою хотя бы есть справедливость.

Трапеза затянулась. Шум на улице почти утих, народ разошелся по домам, а многие и вовсе заснули. Серлас ни в какую не хотел выходить из-за стола. Пытался напоследок провести побольше времени в полной семье. Эйрин собрала тарелки, с боем отняла остатки брусничной настойки и выставила медовые пирожки. Алерин и Риман сразу потянули к ним руки. Хору начало клонить в сон, хотя она не выпила ни капли хмельного. Видать, устала таскаться с водой в гору за весь день.

Разговоры сходили на нет, в доме стало тише, и Хора смогла расслышать конское ржание в деннике. Она тронула Серласа за плечо и кивнула в сторону, откуда доносились звуки. Обычно лошади вели себя тихо, но сейчас животные явно беспокоились.

— Риман, Кольман, проведайте, что там. Если опять Ульдон забрался в сарай, гоните этого пьяницу прочь к жене. Хорош отсыпаться у меня в деннике — чай, не постоялый двор. Сельян, эта стерва, мне всю плешь проест.

Сыновья засобирались к выходу. Едва Риман открыл дверь, как в дом ворвался уличный шум. И свет. Тревожный оранжевый свет.

— Пожар! — взвизгнула Эйрин. — Почему в колокол не звонили?

Серлас вскочил, едва не опрокинув лавку.

— Хватайте ведра.

Риман и Кольман бросились во двор к бочкам. Хора почуяла запах гари. Действительно, пожар бушевал где-то рядом. Понятно, почему тревожилась живность.

— Мне это не нравится, — сказал Рихон и проверил нож на поясе. — Эйрин права: всегда бьют в колокол, когда кто-то горит. Возможно, это не просто пожар.

Кузнец обернулся к женщинам:

— Не выходите из дома, пока я не вернусь.

Алерин ловко забралась по лестнице к окошку на верхнем ярусе.

— Там не один дом горит. Вижу три… Пять… Пап, там много людей бегает. И лошадей, тоже много. Ой! — Она зажмурилась и едва не сорвалась с лестницы. — Убивают…

— Северяне, — заключил Рихон. — Поздновато я вас предупредил. К духам ведра. Нужно бежать.

Серлас снял со стены меч.

— Хрена они у меня получат, — сказал он. Улучив момент, Хора стянула со стола хлебный нож. Не понимала, что будет им делать, но так всяко было спокойнее.

— Не будь идиотом! — жена мертвой хваткой вцепилась ему в рукав. Со стороны двора послышались крики. — О духи… Мальчики!

Эйрин бросилась во двор, Серлас за ней. Рихон помог Алерин спуститься и обратился к Хоре:

— Стереги девчонку.

Хора покачала головой, показала нож и ткнула пальцем на дверь.

— Толку-то от тебя, малахольной? Но иди, раз хочешь.

Она вышла во двор, благодаря судьбу за то, что хозяйство Серласа располагалось не только на отшибе, но еще и на холме. Отсюда можно было разглядеть творившееся внизу. Горело полдеревни. Всадники носились по улицам, рубя метавшихся жителей. В свете пламени пожаров Хора различила знамена и гербы на щитах: рунды. У Освендиса были скрещенные копья, она это помнила. Но рунды малевали руны. Она насчитала несколько десятков всадников — много для деревни, что застали врасплох.