— Быть может, оно настолько древнее, что застало времена, когда вагранийцы не стали такими, какими мы их знаем, а рунды и хайлигландцы были единым народом, — сказал он. — Как бы то ни было…

— Факелы! — перебил его Ганс. — Мы здесь не одни.

Вал припал к поваленному дереву и осторожно выглянул — с опушки открывался вид на лагерь осаждавших. Сотни палаток, десятки костров, дым, крики, конское ржание и неизменная вонь нужников после гороховой каши. Сейчас даже за гороховую кашу он был готов убить: войска Ламонта Эккехарда обобрали все деревни в окрестностях Эллисдора.

— Дерьмо, — заключил беглец, пересчитав войска.

Первым порывом было убраться отсюда куда подальше. После чудесного побега он не сомневался, что погони за ним не отправят — эрцканцлеру сейчас точно было не до Вала. Однако на своих двоих далеко уйти бы не вышло. Требовалась лошадь.

Он внимательно осматривал южную часть лагеря — ту, что примыкала к Гацонскому тракту. Дорога, само собой, хорошо охранялась, но Вал не был бы Валом, кабы не изучил окрестности. Он помнил, что от Эллисдора до ближайшего Роггдора можно было добраться через лес вдоль реки — медленнее, чем по тракту, но с меньшим риском быть замеченным. А оттуда уже в Гацону, попытаться сообщить сестре короля о предательстве Эккехарда. Принцесса Рейнхильда наверняка смогла бы найти способ помочь Эллисдору. Но как добраться быстро? И как заставить благородную даму поверить такому заморышу, как он?

— Хотя есть идея, — задумчиво проговорил он, глядя на вывешенные у ворот лагеря трупы эллисдорских гонцов. — Безумная и отвратительная.

Измазав лицо землёй и приняв придурковатый вид, он медленно, так, чтобы не вызвать ни единого подозрения, подошёл к часовому у ворот. Зачем-то даже сымитировал хромоту.

Часовой преградил дорогу.

— Чего тебе, оборванец?

— Я Вал из Цурга, — он махнул рукой в сторону ближайшей деревни. — Меня прислал староста забрать трупы пойманных гонцов. Похоронить надо по-божески. Позволите?

Страж нахмурил кустистые брови и уставился на Вала недобрым взглядом.

— Что-то я тебя раньше здесь не видел.

— Так я и не здесь живу, давно уж в Роггдоре служу писарем. Матушка у меня в Цурге, старенькая уже. Сестру как прошлым летом замуж выдали, так одна она осталась. Я-то, как узнал, что здесь творится, приехал за ней присмотреть. И ладно голод — не впервой, зимой ещё и хуже бывало. Но то, что с гонцами сделали… — Продолжая тараторить, Вал оглянулся по сторонам, приблизился к стражу и перешёл на шёпот. — Против божьего закона это, мужики. Эти парни виновны лишь в том, что выполняли господский приказ. Разве не заслужили они достойные проводы хотя бы поэтому?

Стражи переглянулись. Тот, что буравил Вала тяжёлым взглядом, пожал плечами.

— Тебе-то какое дело до этих трупов?

— Так вот этот, — Вал ткнул пальцем в сторону висевшего на воротах обезглавленного гонца, — Ханк это, соседушка мой. Родимое пятно на ноге видишь? Вот по нему и опознал. Наш он, деревенский, да тоже давно в Эллисдоре жил. В деревне и должен остаться. Прошу вас. Ради милости Хранителя.

— Ладно, — наконец проворчал часовой. — Пойду спрошу. Гец, глаз с этого голодранца не спускай.

Вал с облегчением выдохнул.

— Спасибо.

Время текло медленно. Валу начало казаться, что часовой и вовсе не вернётся, когда тот наконец-то появился.

— Дозволено, — проворчал он. — Но можешь взять только того, который из твоей деревни. И как ты его тащить собрался? Где твоя повозка?

Вал нервно расхохотался:

— Так ваши же и забрали третьего дня. Вместе с остатками репы. — Он сглотнул, стараясь не выдавать отвращения. — На себе понесу.

Второй страж брезгливо поморщился.

— Вот же дерьмо. Он уже разлагаться начал.

— А то я не вижу. Может есть тряпица какая завернуть тело?

— Не-а. На такое точно ткань расходовать никто не даст.

— Проклятье. Ладно. Поможете мне его снять?

Часовой метнул на Вала ещё один грозный взгляд.

— А жёваной морковкой в рот тебе не плюнуть? Надоел ты мне, парень. Последняя услуга, потом проваливай.

— Конечно-конечно, — торопливо согласился наёмник. — Возьмёмся!

Он обхватил неестественно мягкие ноги покойника. Казалось, у того сейчас отвалятся конечности. Почерневшая кожа грозила лопнуть от малейшего прикосновения. И воняло от этого трупа так, что Вал то и дело подавлял приступ тошноты.

Стараясь даже не глядеть на омерзительное зрелище, часовой вытащил из-за пояса нож и одним махом перерезал верёвку. Вал рухнул на задницу, обнимая труп.

— А неплохо смотритесь, — хохотнул второй страж. Вал только сейчас заметил, что говорил он с южным акцентом, да и сам был похож на гацонца.

— Не богохульствуй, добрый человек, — отозвался беглец. — Не то гореть тебе в Арзиматовом пекле.

— Все там будем, парень. Но сначала я бы хотел взять Эллисдор и заглянуть-таки в знаменитый бордель мадам Ивонн.

Вал дёрнулся как от удара. Хорошо, что Кати успела уехать. Но выбралась ли? И как далеко смогла пробраться в сторону Спорных земель? Не случилось ли чего по дороге? Она могла постоять за себя, его Кати, да и в головке у неё водились мозги. Но Северный тракт не был местом для одиноких путниц. Вал много раз порывался бросить эту затею со спасением эллисдорцев и просто отправиться искать свою женщину. Но смог бы он простить себя позже, зная, что мог попытаться сделать хоть что-то? И простила бы его Кати, узнай она, что он мог и не сделал? Она бы, конечно, ничего не сказала, но наверняка перестала бы его уважать.

Вал не мог позволить себе стать трусом. Ради Кати, ради Черсо, что остался там, за стенами. Ради эрцканцлера, который пока что находил в себе сил оставаться человеком. И ради памяти Артанны, которой некогда поклялся отвоевать Гивой.

Он вдохнул воздух, наполненный вонью разлагавшегося тела, вдохнул так глубоко, что грудь едва не треснула — чтобы не забывать, что дело его грязное. Затем медленно поднялся и взвалил покойника на плечи.

— Мож голову возьмёшь? — спохватился часовой. — Вон она, на пике висит.

— Обойдусь, — буркнул Вал и, пошатываясь от слабости и напряжения, направился прочь от лагеря. — Спасибо.

Как же он скучал по Кати. И как же вонял этот безголовый засранец.

— Ваша милость, осторожнее! — рыкнул Веззам и в который раз мысленно обругал Граувера за беспечность: рванул навстречу огням столь уверенно, словно прогуливался по Гацонскому тракту, а не исследовал древне сооружение. Пришлось поспешить следом, пока правая рука короля не переломала обе ноги.

Ганс на бегу прищурился.

— Гвардейцы! — выдохнул он. — Наши, слава Хранителю.

Веззам удивлённо уставился на помощника эрцканцлера. Глазастый как кот, раз умудрился рассмотреть опознавательные знаки гвардии в этом полумраке.

Ослабевший от полуголодного существования барон быстро выдохся, и Веззам не без удовольствия перешёл на шаг. Позади плёлся Фалберт — Каланча прихрамывал и явно страдал болями в коленях. Белингтор бесшумно шагал рядом с командиром — рука на эфесе меча, взгляд суровый, поступь мягкая. Не иначе научился у сгинувшего вместе с Артанной Джерта: энниец умел подкрадываться столь тихо, что и олень не заметил бы.

Эрцканцлер остановился на расстоянии пяти шагов от гвардейцев. Тех было двое: высокий и тощий — почти Каланча, но вдвое моложе, второй — коренастый, постарше, с лицом круглым и бледным как луна. Ганс цокнул языком и покачал головой, рассмотрев служивых: рожи осунувшиеся, руки в ссадинах, пояса болтались на тазовых костях.

Голод грозил уничтожить их всех куда быстрее Эккехарда.

— Что вы здесь делаете? — вместо приветствия спросил Граувер. В голосе эрцканцлера был металл, хреновый знак. — Кто приказал идти на разведку?

Коренастый шмыгнул носом и вытянулся по струнке, узнав эрцканцлера. Высокий замешкался и получил от товарища тычину в бок.

— Никто, ваша милость, — поклонился тот, что оказался посообразительнее. — Сами решили посмотреть. Это мы совершали обход, когда в камере рухнула стена. Но пока нашли ключи, пока открыли дверь, пока поняли, что к чему… Узник бежал. Мы отправились за ним, надеясь догнать.