Джерт быстро перебежал улицу и остановился. Он находился на юго-западе города, а сарай, откуда ушел отряд, на севере. Энниец прекрасно осознавал, что его могли там поджидать, но это не отменяло необходимости попасть внутрь и забрать свое барахло. Вещи могли пригодиться позже.

Давнее знакомство со столицей Ваг Рана сослужило ему добрую службу. На счастье Джерта, город не успел претерпеть существенных изменений — склонность к радикальным переменам вообще не была в натуре местных жителей. Энниец припомнил закоулки, по которым шлялся, выполняя дела прошлых лет, и двинулся в сторону западной окраины города. В том районе располагались многоэтажные доходные дома, а чуть севернее начинались кварталы, населенные немногочисленными выходцами из империи и Эннии.

Пробираться через задворки было неудобно, но безопасно. Прямые, словно стрелы, проспекты превращали его в легкую добычу. Медяк юркнул в один из темных переулков, который, как он припоминал, выходил к лабиринту многочисленных узких улочек, а затем — на окраину. Здесь можно было двигаться быстрее. Главное — думать, куда сворачиваешь.

Джерт попетлял по бедняцкому кварталу, на деле имевшему мало общего с истинным упадком — в Рантай-Толле настоящие бедняки попросту не водились, и оными здесь называли горожан, чье финансовое состояние не позволяло селиться ближе к центру, но которого хватало на уплату непомерно высокой пошлины за право жить и торговать в городе. Затем Медяк вышел на длинную кривую дорогу, проложенную до имперских кварталов. Быстро пройдя мимо обиталища иноземцев, Джерт наконец-то оказался в северной части города — здесь преимущественно располагались склады, цеха и мастерские. Поскольку аренда торгового места в центре столицы стоила дорого, многие вагранийцы предпочитали переносить производство на север города, где плата была существенно ниже, а в центре и на рынках арендовали только лотки и небольшие лавки.

Здесь Джерт ориентировался прекрасно. Он бывал в этом районе раньше и, кроме того, запомнил дорогу, когда Гуташ вел наемников к их временному пристанищу. Медяк снова поднял глаза наверх: он почти не отклонился от взятого курса, что обнадеживало. Оставалось преодолеть всего пару кварталов.

Что его могло ожидать в том сарае, Джерт не знал, но всяко не надеялся на теплый прием.

Внутри горел свет. Джерт подобрался к дому с торца и приложил ухо к щели между досками.

— Как вы умудрились? — прошипел голос, принадлежавший Гуташу.

— Сам удивлен, — глухо ответили проводнику. — Клянусь, все двери были заперты. Я лично их проверял.

Второго собеседника Джерт не распознал. Возможно, один из гвардейцев Заливара. Медяк весьма посредственно говорил по-вагранийски, однако прекрасно понимал даже беглую речь седовласых спесивцев. Артанне об этом он, разумеется не сказал — вызвал бы множество неудобных вопросов. Ему и без того стоило больших усилий завоевать доверие Сотницы, поэтому топтать едва проклюнувшийся между ними росток взаимопонимания было ни к чему.

— Значит, хреново проверяли.

— Не сыпь соль на рану, Гуташ! Господин и так мне башку оторвет. Как думаешь, тот шраз может прийти сюда?

Проводник усмехнулся.

— Только если он конченный идиот. На его месте я бы бежал отсюда, пока городская стража не принялась прочесывать каждый квартал.

— Шано распорядился закрыть городские ворота. Тоннели тоже перекроют, пока не изберут новый Совет.

— Значит, даже если наш беглец выберется из Рантай-Толла, ему одна дорога — в Варшун, — заключил Гуташ. — Там порт, корабли, множество шразов — затеряться среди этих проклятых чужеземцев труда не составит… Посоветуй Шано отправить людей по тракту в сторону моря.

— Разумеется, — ответил собеседник. — Беглец не должен добраться до порта.

— Далеко он все равно уйти не мог. Рыжий, говоришь?

— Да.

Гуташ закашлялся то ли от поднятой пыли, то ли от густого смрада крови и дерьма — того, что осталось от Дачса и его бойцов, и на некоторое время замолчал.

— Помню его, — наконец, отозвался проводник. — С ятаганом, матерился по-эннийски. Впрочем, такой же энниец, как я — святой воин. Имперец он, ну или потомок имперцев, хотя и говорит с эннийским акцентом. Зуб даю, его мамаша блудила с канеданцем. Отправьте больше людей в кварталы чужаков.

— Вряд ли он останется в Рантай-Толле, — с сомнением в голосе ответил собеседник.

— В чужую голову не залезешь. Мы должны учесть все варианты и схватить беглеца. Будет обидно попасть в пыточную к Заливару за оплошность, исключить которую сейчас не составит ни малейшего труда.

— Согласен, — говоривший прошаркал к двери и, судя по звуку, с усилием толкнул рассохшиеся доски. — Ты останешься здесь?

— Хочу покопаться в барахле наших гостей. К тому же должен же кто-то оказать теплый прием нашему беглецу, если он все же решит заглянуть на огонек.

— Люди нужны?

— С одним наемником я и сам справлюсь.

— Он умудрился сбежать у нас из-под носа. Не думаю, что этот малый так прост.

— Не сложнее меня, — тихо сказал проводник. — Ступай и будь спокоен. Случись что, я разберусь.

Джерт не мог увидеть лица второго вагранийца, но был готов поставить пару деннэ на то, что оно выражало сомнение. Гуташ же, наоборот, сочился уверенностью, словно спелый плод.

Это он зря.

Энниец услышал, как хлопнула входная дверь, а затем во дворе затопали пять пар ног. Гвардейцы тихо переговаривались между собой, отвязывая и седлая лошадей. Через несколько минут силуэты людей окончательно скрылись в переулках. Медяк выглянул из-за угла, дабы убедиться, что часовых гвардейцы не оставили.

Пока ему все еще везло.

Если Гуташ ожидал, что Джерт попадется на крючок, решив войти через дверь, он ошибался.

Медяк не терял времени даром, пока «Сотня» готовилась к роковому путешествию по подземным коридорам, и облазил весь сарай. За исключением подземного, в этом доме имелся еще один ход — с заднего двора, где сейчас и обосновался Джерт. Впрочем, входом эту дыру можно было назвать лишь условно — то были несколько отошедших досок, представлявших собой лаз. Достаточно, чтобы внутрь мог протиснуться человек средней комплекции. Малыш, да упокоят боги его душу, точно бы застрял.

Медяк бесшумно отодвинул доски и обмотал несколько опасно торчавших гвоздей ветошью. Одежды ему было не жаль, но заботился он о том, чтобы до чутких ушей Гуташа не долетел треск разрываемой ткани. Когда лаз обрел почти что гостеприимный вид, энниец сунул руку за пазуху и вытащил кисет, разделенный на несколько маленьких кармашков.

Там он хранил отнюдь не табак — эннийские знахари придумали вещи повеселее. Увы, «лунного песка» оставалось буквально на пару применений, и это тревожило. Джерт настолько привык полагаться на помощь этого драгоценного порошка, что начинал всерьез сомневаться в своей непобедимости, случись запасам иссякнуть. На Гуташа еще должно было хватить, но дальше придется изворачиваться.

«Лунный песок» не вызывал привыкания, не искажал восприятие, не дурманил и не подменял реальность видениями, как это делали паштара, настойка тамуна или цайказия. Порошок, изобретенный придворными эннийскими магусами, на короткое время обострял чувства — улучшал зрение, слух, скорость реакции. Особенно он ценился теми, кто, помимо силы физической, носил в себе еще и колдовскую кровь, будучи способным усилить даже подобные способности. Слабые маги, лекари-недоучки, служители Магистрата различных чинов, дуэлянты, воины, обделенные талантом колдуны — все как один делали «лунный песок» частью своего ежедневного рациона в надежде не отстать от более одаренных коллег по цеху. Разумеется, если могли позволить себе подобное удовольствие, ибо оно стоило очень дорого.

Джерта это не останавливало.

Отправляясь в Гивой, он взял порошка с хорошим запасом — практика показывала, что много «лунного песка» не бывает. Но даже при условии строжайшей экономии этого не хватило. Энниец ожидал, что дело закончится еще в вольном городе: по его расчетам, обратно в Эннию он должен был вернуться к середине лета. Однако уже близился сезон сбора урожая, а отдыха Джерту было не видать, как своих ушей.