Ведьма показала на часы. Задумчиво и по-новому взглянул на драгоценность. Всё-таки не зря отдал баснословные деньги за неё.

– Кажется, я понял.

– Когда научишься, то это не будет составлять особого труда, – объяснила Герда. Из узкого окошка на меня упали лучи закатного солнца. Уже мягкого, можно не щуриться. – Сложность тут в другом – люди, как существа, не способны мыслить, действовать и в целом проявлять себя, как божественные. Поэтому тебе будет трудно подчинить себе ткань мира. Но тут уже всё от тебя зависит. Я помогать не буду.

– Понимаю, – смиренно склонил я голову. – Но и выхода у меня особо нет. Возвращаться к полноценной жизни с новыми силами – это значит добровольно предать себя смерти. Учёные из Академии уже точно захотят меня на разделку.

– Ты в целом постоянно рискуешь, – с ноткой осуждения, произнесла Герда.

– Ваша правда, Хозяйка.

– Негодник, – рассмеялась она.

Солнце успело спрятаться за горизонтом, когда я вышел из дома-древа. Сейчас надо несколько вёрст идти к роще Хранителей, где буду себя пытать. Нет других исходов, кроме овладения умением изменять ткань мироздания. Я обязан этому научиться.

Лесной аромат необычайно сух. За последние дни солнце успело подсушить следы недавнего шторма, теперь можно с удовольствием вдыхать новые оттенки знакомого букета. Шум листвы и ручьёв ласкает уши, разбавляют его крики зверей, а руки то и дело скользят по стебелькам и веткам.

Роща осталась неизменной. Всё так же полна лучистой силы, удивительно ровным ковром растёт трава, а в сердце скрыта лужайка с чистейшим родником. Я тут же напился и едва не застонал от удовольствия и ломоты в зубах.

Медитативный сон быстро овладел мной. Я стал искать нужный ракурс и довольно быстро узрел на тёмно-синем фоне нечто напоминающее шар с кровотоками внутри, только вместо живородящей жидкости – испускающий свет нектар. Бледно жёлтого цвета, он обильно полнит все толстые и малые жилы, мерно пульсирует и даже истекает мерцающим туманом. Как сделать в этом чудном образовании карман я не представляю.

Попробовал протянуть нечто, что можно назвать руками, хотя ни плоти, ни формы они не имеют. Просто я знаю, что инструменты для взаимодействия есть.

Сначала возникло чёткое сопротивление. Как если бы ты неподвижно лежал под прессом земли, но не замечал этого, а стоило пошевелиться, как тело сковало и начало сжимать со всех сторон.

Издалека доносится многоголосое пение. Всё усиливающийся хор, тянет букву “А” и душу взял страх, ибо это напоминает невозможно огромную волну, что падает на тебя с этим криком.

Вдруг настала тишина и всякие прочие чувства пропали. Я ощутил лёгкость. Шар маны всё также мерцает передо мной. И теперь я могу коснуться его.

Пробрала особая дрожь. Такое бывает в минуты душевной истомы, когда само естество содрогается от чувств. Но что же сейчас делать с этим?

Время в тонком мире движется иначе, поэтому нельзя точно сказать, сколько я провёл в попытке свершить задуманное. Каждый раз я тратил некоторое количество маны, учитывая в каком месте и как я сейчас лежу, эфир быстро пополнялся, но я наседал, испытывал те или иные догадки и, в итоге, понял важное – какие либо изменения с шаром маны можно провести, только когда он обезвожен. Уже потом, когда стало получатся, я сначала ждал необходимого для воздействия объёма, весь его забирал и на пустое вместилище оказывал влияние.

Выглядело так: шар уменьшился и вытянулся, напоминая скруглённое по краям полено. Затем я сложил среднюю часть, как тряпицу и снова получился шар, словно бы разрезанный. Чёрную внутреннюю плоскость нарушает только яркий светящийся узел в самой середине, связывающий обе половины.

Сознание от долгих усилий плывёт. Накатила небывалая усталость. Понимая, что на сегодня всё, я пошёл обратно в явный мир.

В глаза стрельнул солнечный свет. Лучезарный диск почти в зените, стоит птичий гомон и гул насекомых. Я легко встал с мягкой травы и прислушался к себе. Вышло сбить фон до чина сильного Гридя. Этого мало, ведь я вообще задумал снизить до Воя, пусть заблуждаются насчет меня. Удивить противника – залог победы. А будет нужно, так верну шар маны в прежнее состояние.

Насладившись вкусом и великолепием воды из ключа, двинулся по душистой роще обратно. Спеет нежная малина, снизу ей вторят бусинки земляники и черники. Собрав по горсточке, я с наслаждением разжевал ягоду и проглотил. Безумно душистые и вкусные плоды.

Город встретил привычной суетой. Нет, конечно, это не деревенская рабочая возня и не портовый хаос, в Петергофе правят бал иные думы и заботы. Роднит всех дымный аромат, береговая вонь и смрад людских и конских экскрементов. С этим борются, как я заметил сразу, улицы почти тут же очищают, но уж слишком много тут гужевого транспорта. Да и запахи из подземных каналов, что отводят отходы далеко за Петергоф, всё равно находят лазейки вырваться.

Я сразу направился к Сергию. Пора бы уже обсудить грядущее событие.

Стоило приблизиться к школе, как навстречу вынеслась Марина. Взлетела птицей на руки и мы закружились. Дед дал время на нежности, потом заворчал, рявкнул и спустя пять минут я уже летал над песком, боясь коснуться, словно это раскалённый металл. Даже не было возможности зачать разговор.

Тренировки прошли ожидаемо тяжело. Когда с омовением и переодеванием было покончено, я смог наконец сказать:

– Дед, я хочу в большом турнире поучаствовать. Что думаете?

– У тебя, Игорёша, есть два всего хода, – остро зыркнул он, – либо ты побеждаешь, либо даже думать об участии не смей! Я сказал!

– А можно не только первое место занять? – оторопел я.

– Ладно, – махнул он суховатой рукой, – вплоть до пятого.

– Но почему так строго? – вмешалась Марина.

– Кому надобно, знают, что Игорь у меня науку черпает. На турнире этом, рода выставят своих хлопчиков, а те руками и ногами махают как надо. Тайные школы, – посмотрел он на нас. – Ну, для вас тайные, а мне всё ведомо, как днём. И вот чтобы ты меня не опозорил, Игорёша, я тебе и говорю.

– Мда-а…– протянул озадаченно я. – Тут уж задумаешься, так задумаешься.

– А вот потревожь головушку, чтобы в лужу не пёрнуть, – едко бросил дед.

Мы посдерживались немного, да грохнули смеяться.

– Ладно вам, дед, я ведь уже и сам не юнец. И кровь, и смерти на мне есть.

– По уху дам сейчас! – шутливо замахнулся он. – Я кого попало не беру. Для этого цирк есть. Так что много о себе не думай. Мясник вон тоже в крови по самые брови, гроза скота, не иначе. И чего теперь?

Я промолчал, ощущая, как заворочался ком обиды.

– Всегда думай о противнике лучше, чем он есть. Ну, пришибёшь ненароком – велико ли горе? А если тебя? Там будут ребятки со второго и третьих годов. Они черпнули муштры и дома, и здесь. Так что, Игорёша, готовься. Дней всего ничего осталось. Я тебя немного натаскаю, зрят Боги, но ты и сам верный настрой лови.

Вышли мы посмеиваясь, но сердца сковало волнение. Уж кому-кому, а Сергию надо доверять. Я сразу попытался найти в себе изъян, быть может есть такая сфера, где или по причине лени, либо же иным причинам, но давал слабину? Но ничего на ум не приходит. Рукопашный бой – это такое совокупное понятие, что если разбираться, можно понять довольно простую истину: ты всегда можешь оказаться битым, сражаясь с рукопашником. Это если сравнивать с простым человеком со двора, легко видна разница и понятны шансы, но стоит тому простаку посвятить бою несколько лет, как ваши отличия становятся едва заметными. Всё потому, что начинается школа с одного и того же: развитие силы, выносливости, ловкости и гибкости. Это основа. Дальше начинается ударная техника, свиля, акробатика, тактика и философия рукопашного боя, сражение с оружием в руках, медитации. Со временем каждый адаптирует школу под себя, становясь её частью.

Одним из главных факторов, служит состояние духа, то есть в каком настроении ты выходишь сражаться, как сильно стремишься победить. Сергий ещё и потому зверствует на тренировках, что пытается развить такое владение телом, чтобы мы могли с улыбкой выходить на песок или помост. Словно бы не ради истинных причин, а для забавы и на потеху. Трюки показать.