5 сентября 2007 г., 15.00.

Посмотреть на улицу им. Молотова — так ничего особенного. Облупленные дома, потрескавшийся асфальт. Утешает, что не видно никакого движения метров на сто по курсу. Значит, ни мутантов, ни монстров вплоть вон до того клубящегося тумана быть вроде бы не должно. Магазин «Булочная» основательный, тяжёлая дверь висит на одной петле, рядом грузовичок-полуторка с надписью «Хлеб» на зелёном боку. Зона есть Зона: полвека стоит автомобиль с распахнутой кабиной, а даже пыли на потёртом кожаном сидении нет. Причем, в метре от него магазинные витрины до того покрылись сизыми разводами грязи, что внутри совершенно ничего не просматривалось. Хасан и Шаман, медленно шедшие впереди, перебросились парой тихих фраз, остановились и стали осторожно выбираться на середину мостовой. Правильно, всё по азбуке перемещений: не суйся между стеной и предметом рядом с ней, машину надо стороной обходить. Вот глубокая трещина в асфальте, оттуда розовый парок выбивается. Непонятный какой-то, подозрительно невинный. Шаман остановился, смотрит. Присел, бросил в пар сухую веточку. Нет, вроде всё в порядке, ничего опасного. Что же Старик-то молчит, обещал ведь советами помогать!

— Обещал. — прозвучало в наушниках и я спохватился — матерь божья коровка! — оказывается уже начал думать вслух. Вот так шизофрения и подкрадывается. — Однако посулов мешать с моей стороны не было. Пока что вы в моих консультациях не нуждаетесь. Наоборот, сейчас получаю от вас информацию чрезвычайно занимательного характера, так что глазки — нараспашку и ушки — на макушке, старайтесь увидеть и услышать побольше.

Марьинский Шаман сухо подтвердил, что, действительно, пока не видит необходимости в Стариковых рекомендациях, а остановка произошла по сугубо техническим причинам. Из трещины, по его словам выбивалось газообразное вещество, сходное по своему составу с кровавым дождём. Я выслушал и промолчал. Остальные — тоже. Все мы недолюбливаем и побаиваемся Шамана. Любой экзоген, пообщавшись с ним, через считанные минуты начинает его недолюбливать и побаиваться. Хотя рациональных причин для этого совершенно никаких нет, не знаю ни одного факта или даже простой сплетни о том, что Шаман причинил кому-либо вред. Но вместе с тем, как ни парадоксально, мы, прекрасно ощущая чудовищное интеллектуальное превосходство над собою Шамана, не можем относиться к эндогену иначе как к нечеловеку. Ну, всякие там невероятно удачные мутации, одна на миллион, то да сё…

Я осторожно подцепил стволом автомата старую дверь и потянул на себя.

— Далеко собрался? — тут же ехидно осведомился Старик. Но я и сам заметил, как дышит из подъезда «ведьмин студень», как он зловеще светится, будто зелёно-голубоватыми язычками горит спирт. Да, сюда лезть не стоит…

Шаман настойчиво бубнил в микрофон. В чём-то они там со Стариком не сошлись во мнениях. Старшина Хасан неожиданно начал отступать. Вопиющий непорядок: в Зоне не принято оставлять спину напарника неприкрытой, даже если напарник этот — всемогущий Шаман. Я оцепенело стоял под мелкой моросью, которая густела и норовила превратиться в такой же туман, как там, впереди. Смотрел и никак не мог скинуть с себя непонятное одеревенение. Мерещилось, что всё вокруг — невообразимо идиотский спектакль абсурда, с бесконечным, замкнутым в кольцо, сценарием. Мало того, ещё и актеры не выучили ролей и несли ахинею только для того, чтобы тянуть время. И всё это исключительно для единственного зрителя, для любимого Тихони, который должен торчать посреди улицы в полном ступоре и завороженно внимать всей этой белиберде. С колоссальным трудом заставил себя помотать головой, опомниться и пощелкать ногтем по наушнику. Всё в порядке, работает.

— …Ты что, заснул на ходу? — возмущался Старик моим голосом. — Или оглох?

Оказывается, он мне что-то говорил…

— Туман тут. — невпопад объяснил я. — И сыро…

— Иди к Шаману и подмени старшину, он будет прикрывать группу с тыла. И осторожнее — впереди комариная плешь[20]. Маленькая, но сплющит в армянский лаваш.

Осторожно прошёл во главу колонны, остановившись только для того, чтобы кинуть щепку на тротуар справа. Щепка с громким треском врезалась в старый асфальт. Вот она, комариная плешь. Ребята покивали в знак того, что тоже видят аномалию. Шаман на полуслове прервал радиодискуссии со Стариком и осторожно двинулся дальше. Я с автоматом наперевес страховал его слева и сзади.

— Всё выяснил? — тихо спросил я Шамана. Тот, не оборачиваясь, раздражённо фыркнул.

— Посмотри, — сказал он через минуту, — это, случайно, не лягушки?

— Ух ты, а ведь вправду! — поразился я. — Никогда в Зоне их не видел, даже на болотах и на речке! Что им делать здесь, в городе? Сыро тут, это точно, но чем питаться?

— Ишь какие… — задумчиво пробормотал Марьинский Шаман. — Ну, я-то вообще их представлял только по картинкам и фотографиям. Кстати, симпатичные.

Экспедиция приблизилась к стене тумана. Именно к стене, ровной и гладкой, словно обрезанной гигантским ножом. И стена эта перегораживала улицу. Из тумана отчетливо и остро несет гнилостным смрадом.

— Ну? — с энтузиазмом спросил сзади Баклажан. — В вонищу попрёмся, что ли?

— Думаю, лучше свернуть налево. — предположил Старик. — Кажется, там проходной дворик. Во всяком случае, если верить карте пятьдесят третьего года.

Мы свернули. Под ногами чернел круглый зев канализации. Рядом лежало то, что осталось от толстенной железной крышки: куча мелких рваных ржавых кусочков. Я поёжился, представив, как кто-то легко вынул крышку, потом от нечего делать двумя пальцами расщипал её в клочья, словно булочку. В шахте канализации щёлкало и посвистывало. В дворике царил чудовищный кавардак. Валялись истлевшие чемоданы, битые банки и бутылки, разнообразный сгнивший и разложившийся домашний скарб. Всё давным-давно сопрело, сгнило, проржавело. Вот с трудом распознаваемые останки детской коляски, а это — бывший велосипед, распадающиеся от лёгкого прикосновения к ним носком сапога. Я присел на корточки и стал рассматривать брошенный хлам. Вот что-то пухлое, поросшее разноцветной плесенью, осклизлое, словно давно брошенная в подвале подушка. Ковырнул ножом и вытащил из-под этой гадости остатки наручных часов.

— Они пытались убежать. — медленно произнёс Шаман со странным выражением своего странного лица. — Когда всё началось.

Я встал и мы, наступая на мягкое и склизкое, пошли к противоположному концу дворика. Он действительно оказался проходным. За обугленным деревом в углу уютно расположилась сонно потрескивающая электра[21]. Казалось бы, Зона своими жестокими чудесами должна обламывать излишнее воображение и впечатлительность у любого, кто в ней выживает. Но со мной у Матушки не получилось. Я ясно представлял, как люди выбегали из домов, когда начался весь этот инопланетный ужас. При этом представляли себе самое худшее, но это худшее было своим, земным, вообразимым: атомный удар американцев, авария на засекреченном оборонном заводе… Роняли скромное добро, что пытались спасти от неведомой беды, спотыкались, падали сами под ноги таких же мечущихся в панике и не могли подняться. А всё, что падало, и всех, кто падал, затаптывали, затаптывали, затаптывали. Только отчего-то это видится мне цветным, но немым, без единого звука, фильмом.

Строения и в этом дворике Усть-Хамска, конечно, облезлые, безжизненные, требуют ремонта, а вот оконные стекла почти везде целёхоньки и непроглядно грязны. Поэтом всё время чудятся за ними какие-то движения, будто бесшумно приближаются изнутри к окну и удаляются от него бледные неподвижные слепые лица. Неприятно это.

— Когда началась паника, — заскрипел Старик, — толпы бросились из этих кварталов, естественно, не в центр города, а к ближайшей окраине. То есть на юг и запад. Они ведь не знали, что уходить надо как раз на северо-восток, именно через центр. И, вместо того, чтобы покидать образующуюся Зону, люди устремились прямо в её середину. Не уцелел никто. Очевидно, с этим и следует связывать подавляющее большинство смертей. Впрочем, считанным единицам, которые решили отсидеться в подвалах и затем осторожно двинулись в нужном направлении, повезло ещё меньше. Там их уже ждали войска. Потом были сочинены и растиражированы пропагандой душещипательные легенды о том, как доблестные советские военнослужащие, жертвуя жизнями, помогали спастись жителям Усть-Хамска. Мягко говоря, всё это — циничная ложь.

— Можно догадаться. — проворчал Ништяк.

— Знаете об «эпидемии слепоты»? — спросил Старик.

— Так-сяк. — ответил Штык.

— Со стороны Лескова на стоявших в оцеплении солдат, вышли двое незрячих мужчин и одна женщина. Солдаты бросились было им помогать, но всякий, кто подбегал ближе, чем на три метра, также терял зрение. В том хаосе сразу понять, в чём дело, конечно, было невозможно, вот и пострадало более десятка армейцев. Грешно так говорить, но к счастью для остальных какой-то солдатик с ручным пулемётом ополоумел от страха и… Вспышку «эпидемии слепоты» предотвратили ценой пятнадцати жертв и коробки патронов. Дворняга, кинувшаяся с жалобным визгом под гусеницы, вызвала детонацию снарядов в башне танка. С собакой, понятное дело, не церемонились. Но если бы только с собакой… Решение было принято скорое и бескомпромиссное: все, кто выходят из Зоны — носители непонятной и страшной угрозы. Их надо либо загонять назад, либо уничтожать. Девочка лет семи чудом выбралась под Лебедевкой из Зоны и поразила встретившийся патруль неизлечимым параличом. По ней открыли огонь. Следы ветхого деда, что ковылял по трамвайным рельсам Усть-Хамска, искрились, от них поднимались и взрывались мелкие шаровые молнии. Снайпер уложил несчастного с первого выстрела.

Вот так единицы, выжившие в райцентре, и осторожно направившиеся к выходу из Зоны были встречены пулями и отогнаны назад. А чуть позже включилась телеантенна и накрыла город смертоносным излучением, начисто лишив возможности проникнуть туда как извне, так и изнутри Зоны.

— Выходит, мы — первооткрыватели? — полюбопытствовал Романтик.

— Да.

— А город должен быть стопроцентно пуст? — спросил Бобёр.

— Да.

Мне категоричность Старика показалась сомнительной. Бобру тоже. Я оглянулся и включил фонарь в шлеме. Насколько хватало света, дворик засветился неисчислимыми блеклыми огоньками люминесцирующей плесени, а впереди сразу за воротами жирно сереет гладкий асфальт. За двориком оказалась улица ген. Толбухина, о чём оповестила облезлая жестяная табличка. Мы увидели крохотный кинотеатрик, разумеется, называвшийся «Луч». Дома по обе стороны ул. ген. Толбухина совершенно скрылись в тумане, но даже я чувствовал перед собой открытое пространство. А уж Шаман, тот вообще двигался уверенно. Еще несколько шагов, и справа из тумана возникает литой силуэт. Это бронетранспортер старой конструкции, брошенный еще в пятьдесят шестом. Машина просела и как бы вросла в истрескавшийся асфальт.

— Ни фига не видно. — ворчал Редька.

Это точно, туман на этой улице необычный, ненормально плотный, будто он стоял тут все полвека, густея до консистенции сметаны. Масла. Плавленого сыра.

— Надо спрятаться. — внезапно сказал Шаман. — Немедленно. Попробуем в этом доме.

— Почему? — спросил Старик шамановым шелестящим голосом. Впервые я уловил в его интонациях нотки растерянности.

— Движется. — сказал Марьинский Шаман

— Что движется? — обеспокоился старшина Хасан. — Не умею объяснить. Нет таких слов. Расстояние. Длина. Размер. Они не могут перемещаться, это условные понятия. Но движутся.

Меня прошибло мелким ознобом: никогда и ничего эндоген не вещал таким мёртвым голосом, уставившись остекленевшими глазами в одному ему видную точку. Наверное, на других подействовало тоже, потому что Хасан заглянул в микроскопическое фойе кинотеатрика и втянул туда Баклажана. За ними втиснулись и остальные, на ходу включая фонари. Я хотел было спросить, что дальше, но тут снаружи донёслись звенящий свист и шорох. Возникло устойчивое ощущение, что воздух на улице кристаллизовался в мелкие песчинки, они сами собой ссыпались в мешки и теперь кто-то медленно-премедленно тащит миллионы этих мешков по асфальту, задевая за стены и двери. В пыльном фойе «Луча» стало горячо и душно, запахло включённым утюгом.

— Что же это такое? — спросил Старик.

— Вообще-то, хотелось у тебя поинтересоваться. — заметил Ушастый.

Снаружи стихло. Замерший в немыслимом извороте Шаман ожил, ткнул дверь своей тросточкой-шпагой.

— Может, подождём? — неуверенно предложил Бобёр.

— Зачем? Угрозы уже нет. Совершенно. Ушло.

— Надолго ли? — буркнул я. Старик молчал. Объясняя очередной феномен, Бобёр и Ушастый затеяли дискуссию на любительско-балаганном уровне. Шаман косил на них желтым глазом с вертикальным зрачком и в раздумье покусывал губу. Наконец он пресёк галдеж и распорядился продолжать движение, предварительно расставив Бобра и Ушастого в разных местах нашей небольшой колонны. Все, кроме неразлучной парочки друзей, охотно подчинились. Правильно, давно пора их растащить.

И тут «Луч» преподнёс нам сюрприз.

Пока все строились и выходили, я рассматривал надпись «Зрительный зал» на облупленной морёно-лакированной двери, потом потянул на себя медную ручку. Хватило двух секунд, чтобы увиденное навсегда отпечаталось в моей памяти во всех подробностях. В маленьком — не более полусотне мест — полутёмном зале россыпью сидела добрая дюжина мозгоедов[22]. Они восседали, чинно сложив руки на коленях, и не отрывая взглядов от экрана. На котором, само собой, ничего не было. Старик свидетель — я не испугался. Охранительный рефлекс на совершенно непредсказуемое сработал раньше страха. Долей секунды спустя, я уже навалился всем телом на дверь, ноги, которыми упёрся в землю, превратились в железобетонные столбики. А по спине потекли струйки ледяного пота. Шаман мгновенно оказался рядом с совершенно бесполезной шпагой наизготовку. Он пристально рассматривал меня прищуренными глазами, слегка оскаливал мелкие острые зубы и, наконец, соизволил полюбопытствовать: —Что случилось?

Я отщёлкнул непослушным пальцем переключатель в режим стрельбы очередями, навёл ствол на дверь зрительного зала и попятился к выходу из фойе.

— Кажется, тебя спросили, что произошло?

— Матерь божья коровка! — зашипел я. — Мотаем отсюда! А дверь надо чем-то подпереть.

— Галлюцинации? — снисходительно справился Марьинский Шаман. Я продолжал отступать с автоматом наизготовку. И тут Шаман с тем же выражением чуть презрительного превосходства широко распахнул дверь в зрительный зал. Возможно, с этого мгновения я и начал седеть. Шаман нескончаемо долго (как потом оказалось — три секунды) смотрел в полутьму. Потом осторожно закрыл дверь, заложил ручку обломком какой-то ржавой трубы, и, потянув меня за рукав, беззвучно выскользнул наружу.

Ребята вопросительно смотрели на нас. Мы безмолвствовали. Я просто не мог выносить эту Марьинскую образину. Дышал сквозь зубы, чувствовал, как стремительно высыхает и оттого мёрзнет спина, как начинают запоздало дрожать колени. В этот момент я воспринимал эндогена как самого настоящего человека, такого же, как сам, как все парни. И больше всего на свете мне хотелось с с разворота дать ему крепкого пинка. От души и по-человечески. Кажется, он это понял и в рыжих глазах неожиданно блеснула… признательность.

— Странно. — сказал он. — Чем они так увлечены?

— Комедию смотрят! Под названием «Два придурка»! — наконец-то объявился в моём эфире Старик, язвительный, словно гибрид кобры со скорпионом. Я смолчал: крыть было нечем. Обалдевшая экспедиция потребовала было от нас объяснений, но вместо меня и Шамана ситуацию обрисовал Старик. Причём, настолько беспощадно, в таких выражениях и с такими подробностями, что группа незамедлительно углубилась в туман подальше от «Луча». Шаман и я по-прежнему шли впереди. Я невольно ухмыльнулся при мысли о том, что будь я на его месте, обязательно терзался бы стыдом от допущенного промаха и выволочки Старика. Но, похоже, у Марьинца всё-таки, другое самоощущение. Он не закомплексован: да, допустил ляп, но никто ведь не пострадал, ничего исправлять не надо. Пройдено, учтено, сделаны выводы на будущее, списано в архив. Он негромко размышлял вслух — Похоже, что у гипнотизёров в Усть-Хамске нечто вроде логова, куда они собираются для спячки, и откуда выходят для охоты.

— Почему они не среагировали на нас?

— Твоего молниеносного появления, вероятно, просто не заметили. А я для них — не охотничья добыча. Гипнозу не поддаюсь, прямую атаку отражу играючи.

Тут Шаман замер, жестом остановил всех и опять объявил, что чует опасность. Не очень большую, заурядную. Не успел он договорить, как позади нас с гулким буханьем образовалась крематорка[23].

— Извините, парни. — скрежетнул Старик. — Неудачная попытка. Хотел перенести аномалию на другое место, но не удержал, выронил.

— Плохо целился! — жизнерадостно объявил Бобёр. — Мы целы и невредимы.

— Шутка юмора? — осведомился Старик. — Ха. Ха. Ха.

Я содрогнулся. Асфальт тротуара давным-давно полопался, трещины проросли нашей обычной земной травой. Киоск «Союзпечать» стоял на углу, стеклянный, словно вчера построенный и газеты не пожелтели. Бельё на балконе вроде бы даже чистое. Слева за кованой ажурной решёткой обнаружился полукруглый скверик, заросший диким кустарником и корявыми клёнами. Туман стал гораздо жиже, за сквериком серело массивное строение с облезлым фасадом, подпёртым толстыми фальшивыми колоннами. Что-то вроде детской больницы, к которой я был давным-давно приписан. Фасад-то серый, зато растительность в сквере вызывающе сочная, сытая и развратно зелёная. Разведчик Мыльница, помнится, что-то рассказывал про такую зелень, странно, дескать, но совершенно безобидно. Из-за этой-то буйной растительности, наверное, мы не сразу заметили посередине скверика золотой шар[24]. На этот раз он блестел как новенький в полуразрушенном бетонном фонтанчике, словно его только что вынули из промасленной упаковки и уложили среди зелени. Я, Бобёр и Ушастый видели это обросшее легендами порождение Зоны второй раз, Шаман тоже смотрел на шар абсолютно равнодушно, а вот остальные выпучили глаза чуть ли не до стёкол шлемов. Я опасался вспышки алчного интереса к шару, но, кажется, предостерегающие рассказы о нём не пропали напрасно. Никто не вознамерился обратиться к «исполнителю желаний» с потаенными мечтами. Авантюрист Ништяк и тот не предложил попробовать вытащить шар, доставить на Курорт и втридорога продать за Стену. Экспедиция молча разглядела здоровенное матово блестящее ядро, Романтик сфотографировал его и мы перешли на противоположную сторону улицы, потому что черная колючка заняла весь тротуар слева. Она не токсична, однако прочна и одновременно хрупка, словно алмаз. Впившись в одежду, чёрные шипы тут же обламываются, вытащить их не остаётся никакой возможности, так что комбинезон приходится выбрасывать.

— Кхгрм… Старик, — вежливо напомнил в микрофон Бобёр, — надеюсь, ты не забыл, что присутствующие здесь товарищи направляются исключительно твоими наводками? Далеко еще? Куда дальше?

— Совсем рядом. — скрипнуло в наушниках у каждого. — Не пропустите где-то рядом должно быть большое здание с вышкой на крыше. Что могут значить буквы «п.к.» на карте? А, ну конечно же! Пожарная команда! Остановились? Молодцы, крутите головами по сторонам, осматривайтесь. Где-то здесь должно торчать нечто вроде каланчи.

«Нечто вроде»… Хорошо сказано! Да в таком тумане рядом с египетской пирамидой будешь барахтаться, словно в манной каше, и ничего не различишь. Разве что на ощупь. Кстати, в таких условиях никто из нормальных людей пока что по Зоне не шарахался. Ой, обнаглели мы, братцы! Вот влетим всем сплочённым коллективом в аномалию…

— Стоп! — скомандовал Шаман. Все мгновенно замерли. Эндоген ощупал шпагой асфальт перед собой, озадаченно хмыкнул. Присел. Все терпеливо ждали.

— Всё в норме. — объявил он. — Идём дальше.

В наушниках зашуршало.

— Очевидцы, которые в пятьдесят шестом наблюдали катастрофу с безопасного расстояния, то есть из не затронутых кварталов Усть-Хамска, рассказывали, что над этими улицами возник синий звук. — сообщил Старик. — Учёные, опрашивавшие их, буквально свирепели: что ещё за «синий звук», вспомните хорошенько на что похоже, низкие тона были слышны, или высокие, басовитые или писклявые. Нет, свидетели стояли на своем, дескать, звук густо синего цвета.

— Вполне возможно. — кивнул Шаман. — Как-то раз…

Он оборвал самого себя и указал шпагой наверх. Молодец, туман ему не помеха: заметил мочалу[25]. Прицепилась, зараза такая, к балкону, свесилась, в тумане её плохо видно. Учёные из-за Стены, помнится всё заказывали пучок-другой, да только дураков не было с такой дрянью связываться. Добытчик Скряга, правда, польстился на обещанное вознаграждение и попробовал загарпунить мочалу. В буквальном смысле: метнул в косматый клубок зазубренный наконечник с металлическим тросиком. Только потянул, как услышал — ц-ц-ц! Глядит: от мочала пошёл густой белый дым, от наконечника дым, а тросик не просто дымится, а со злобным таким свистящим сипением, будто болотная гадюка. Ну, Скряга, тут же забыл про жадность, за которую получил прозвище, смекнул, что к чему, тросик отбросил и давай бог ноги. Вот только где это, по его словам, было? Запамятовал…

— А не каланча ли там темнеет? — с подозрением спросил Ушастый.

— По моим расчётам почти дошли. — сказал Старик. — Здесь.

— Гараж пожарного расчёта. — подтвердил Хасан. — Ворота распахнуты

Мы принялись всматриваться в раскрытые ворота. Сначала сквозь белёсую пелену почти ничего не было видно, темно и всё тут, потом не то туман немного развеялся, не то глаза привыкли, но мы увидели красный пожарный автомобиль. Еще несколько осторожных шагов и стали заметны разбросанные на бетонном полу инструменты, канистры в самой глубине гаража.

— По-моему, надо пройти через гараж во двор. — предположил я.

— Ага. — кивнул Бобёр. — Там что-то синее желтеется.

— Жёлтое синеется. — не согласился Ушастый.

— Не суетитесь. — осадил их Шаман. — Двигаться за мной цепочкой след в след, интервал — метр, смотреть на пятки впереди идущего, не зевать. Разумеется, ничего не трогать. Да, и ещё — меньше пылите и пыхтите.

В гараже тумана не было, глаза быстро привыкли к сумраку, мы быстро и без приключений переместились к двери в противоположной стене, вышли через неё во двор пожарной части.

Почти всё его пространство занимал гигантский репликатор[26], подобие уложенных на бок исполинских песочных часов. На небольшой высоте над асфальтом висели вершинами друг к другу два просвечивающих конуса из лаково-блестящего воздуха. Их ничто не поддерживало. Репликатор был втрое больше захваченного нами в Гремячьем, основание желтоватого и бледно-голубого конусов было диаметром не менее шести метров. Между нацеленными друг на друга вершинами конусов было свободное пространство, достаточное для помещения очень крупного копируемого объекта.

— Вот это да! — восхитился Бобёр. — Тут и вправду можно хоть крейсеры штамповать, не говоря уж о домах на колёсах!

— Тебе нужен крейсер? — мгновенно осведомился Старик.

— А авианосец не подойдёт? — одновременно с ним поинтересовался Ушастый.

Крейсер — не крейсер, но экскаваторы здесь точно можно было бы тиражировать. Разумеется, эту мысль я озвучивать не стал, не желая провоцировать Ушастого и Старика. Шаман с любопытством рассматривал аномалию. Странно, что нового он обнаружил? Ведь он не раз бывал у Кузнеца в Гремячьем и наверняка в подробностях ознакомился с тамошним репликатором. Шаман что-то сказал шёпотом Хасану, тот удивлённо поднял брови, потом протянул Марьинскому выщелкнутый из магазина автоматный патрон. Шаман с крайними предосторожностями вбросил патрон в пространство между вершинами конусов. Патрон повис в воздухе и раздалось тихое сиплое гудение. Шаман принёс несколько пустых канистр, охапку ржавых гаечных ключей и, широко размахнувшись, по очереди вбросил их в воронкообразное хайло желтого конуса. Практически сразу канистры исчезли. А из голубой воронки сразу посыпались патроны. Да, надо признать этот репликатор-гигант был не только крупнее гремячьевского, но и работал в разы быстрее. Шаману, мне, Бобру и Ушастому такое зрелище было не в диковинку, а вот остальные заворожено уставились на сыплющиеся звонкой струйкой боеприпасы. Когда струйка иссякла, Шаман выбил эталонный патрон на ладонь и вернул его Хасану.

— А те тоже можно в автомат заряжать? — спросил старшина, указывая пальцем на скопированные боеприпасы.

— Да что с ними еще делать-то? — удивился Бобёр. — Не варенье же варить!

— Ну, дела-а… — глубокомысленно подытожил старшина.

— Борову я уже рассказал о нашей находке, он созванивается с «курортом» и уже готовит бригаду для обслуживания репликатора — сказал Старик. — Но обнаружить репликатор — не главное и не самое сложное. Следует проложить к нему путь, обдумать, как доставлять сюда со Стены мобильные жилища и как возвращать на Стену их растиражированные копии.