Потом через телохранителей начал рваться какой-то капитан.
— Зита! — крикнул он. — Зита Лебедь! Она вас выводила! Где она?
— Осталась прикрывать наш отход, — сочувственно сообщил инженер-полковник.
Впервые член Военсовета увидел, как страшно может побелеть человеческое лицо.
— А что там делали вы, офицеры?! Девчонкой прикрылись, сволочи…
Капитан рванулся вперед, его тут же скрутили.
— Что за бардак у вас? — недовольно спросил член Военсовета.
— Да Зита, — неловко сказал генерал-майор и оглянулся. — Она у нас тут вроде легенды… Многие ей жизнью обязаны, как и вы… Товарищ член Военсовета, борт ждет!
— Потом разберусь! — неохотно решил он. — Но разберусь! Грузимся!
Генерал-майор шагал рядом с носилками до самого спецборта. Даже помог подать носилки внутрь. Заглянул, осмотрел пассажиров и неожиданно сказал лейтенанту-военспецу:
— Тебе здесь не место.
Лейтенант, видимо, что-то уловил в его взгляде, потому что без слов покинул люкс-салон, даже не заикнулся, что крутой военспец и гений. И инженер-полковник — следом, хотя его не выгоняли.
— От семнадцатой гвардейской трижды орденоносной… — сказал генерал-майор и улыбнулся одними губами. — Вам подарок, гниды. За Зиту Лебедь. И за всех ребят, кто лег в этих проклятых горах.
Положил на носилки зеленый цилиндрик и аккуратно закрыл бронированную дверь. Последнее мгновение своей жизни член Военсовета потратил на то, чтоб понять, что же такое ему подарили. Возможно, кто-то из свитских мог бы ему подсказать, что это — обычная спринг-мина, вышибной заряд обеспечивает подрыв трех боевых головок на высоте более двух метров, площадь эффективного поражения до четырехсот квадратных метров… Мог бы, если б успел. Громкое «бум» раздалось через секунду после того, как закрылась дверь.
Генерал-майор постоял как будто в задумчивости. Развернулся и равнодушно посмотрел на пистолет в руке лейтенанта.
— Аккуратней не мог? — брюзгливо осведомился лейтенант.
— Что?
— Ничего.
Лейтенант спрятал пистолет, заглянул внутрь салона и поморщился.
— Товарищ полковник! — позвал он. — Посмотрите, цела ли аппаратура спецсвязи. Если цела — передайте, что началось!
— Но… — пробормотал полковник и полез внутрь.
— Знаю, что рано, что ничего не готово! — раздраженно сказал лейтенант. — Но вы же понимаете, что такое невозможно прогнозировать? Или вы сумеете в одиночку остановить десантно-штурмовую бригаду?
— А если бригада ему не подчинится? — буркнул полковник изнутри. — И получится пшик.
— Да куда она денется… ведь подчинится, генерал?
— Да куда она денется… — машинально пробормотал командир бригады. — А вы кто такие?!
— А заговорщики, — безразлично сказал лейтенант. — Вот, берем власть в свои руки. Ты с нами?
— …
— Значит, с нами. Прямо сейчас садишь бригаду в «калоши» и на Краснодар, там вас встретят и обозначат цели. Ну, по классике: связь, финансы, штабы и пункты управления, водка-закуска… И чего стоим, думаем?
— Хотя бы вкратце позицию обозначьте, — криво усмехнулся генерал-майор. — За что биться будем? Кроме собственной жизни?
— Да в основном как раз за собственную жизнь! — пожал плечами лейтенант. — Ну и за социализм, естественно — в смысле, государство для всех. Другого пути у России нет. Только — за честный социализм, в отличие от нынешнего. Сам понимаешь, они могут быть сильно разными. Ну? Кстати, насчет «Спартака» ничего не планируй, у них своя задача.
— Что?!
Лейтенант помолчал в сомнении, продолжать или не стоит, но все же добавил, раздельно и веско:
— И насчет Зиты не планируй. У нее тоже своя задача.
Потом отвернулся и заговорил с полковником.
Через полчаса слитный рев вертолетных двигателей обозначил начало новой главы в истории России…
25
— Я его убью.
Она открыла глаза. Штурмовик смотрел на нее упрямо и зло. Так. Поляков Вячеслав. Из недавнего пополнения. Лена отзывалась о нем одобрительно. Штурмовики Тройки вообще-то отличались на всех соревнованиях своей приблатненностью, уголовными традициями, отчего были естественными врагами «Спартака», однако этот парень сумел и в такой среде остаться честным и незамаранным. Свои его снисходительно уважали за спортивные успехи.
— Члена Высшего Военного Совета убьешь? — уточнила она на всякий случай. — Одного из главных руководителей российской армии?
— А мне пофиг, насколько высоко стоит козел. Козлов положено стрелять. На мясо.
— Да ты поэт, — усмехнулась она и села.
Пара часов дремоты помогла, голова прояснилась, чугунная тяжесть в ногах от ночного марш-броска сменилась просто тяжестью. Все же юность — прекрасная пора, силы бурлят и выплескиваются, и кажется иногда, что невозможного нет…
Штурмовик на ее замечание обидчиво набычился, и она поняла — действительно убьет. Не выдержала, душераздирающе зевнула, потом потянулась от души, потерла лицо ладонями и внимательно уставилась на парня.
— Ты молодец, что предупредил, — серьезно сказала она. — Запрещаю.
— Я…
— А я — запрещаю.
— Я только хотел сказать, что у санинструктора как бы такого права нет, — криво усмехнулся штурмовик. — Ты же сейчас санинструктор, а командиром Кунгур, так?
— Не совсем. Разберешься потом в наших тонкостях. Я — запрещаю. Включи голову, Слава. За покушение на убийство члена Высшего Военного Совета «Спартак» расстреляют, остальные штурмовые отряды расформируют, командный состав загонят на ленские шахты. Покушение на одного из руководителей страны не из-за внутренних разборок, а снизу — это покушение на основы государственности, нам такого не простят. Мечтаешь одним движением пальца уничтожить штурмовые отряды?
Штурмовик сразу не нашелся с ответом, оглянулся на ночной лагерь внизу.
— Не покушение, а убийство, — буркнул он в результате. — Застрелить его даже отсюда — раз плюнуть. Торчит у огня, как мишень с подсветкой, урод… Сказали же, четко сказали — костры не разжигать! Нет, запалили! Холодно им! Ты, значит, должна спать под деревом, тебе не холодно, а здоровенные мужики замерзли!
— Там женщина, — заметила она. — Нетренированная, в неподходящей одежде. В юбке. Ты сидел ночью в горном лесу в юбке, с голыми ногами? У нее даже у костра зуб на зуб не попадает. И еще — раненый, ему тоже необходимо тепло.
— Егеря в трех километрах, а они тут сидят, греются! — неуступчиво сказал штурмовик. — Как дадут сейчас самонаводящейся с тепловой головкой! Вообще был бы идеальный вариант…
— Слава, включи голову, — терпеливо повторила она. — Там, в лагере, между прочим, находится один из разработчиков «хамелеонов». По нему тоже ракетой?
— А это интересный вопрос, — с неожиданной разумностью заметил штурмовик. — О личной ответственности. Те, кто рядом с этим уродом — они непричастны к его преступлениям, что ли? Вот он приказал тебя арестовать. Его охранники, между прочим, выполнили б приказ, если б не оказались под прицелом десятка стволов. И твой военспец стоял рядом и помалкивал. И офицеры генштаба. Они все ноги тебе целовать должны за то, что ты, девчонка, тащишь за мужиков войну! Ноги целовать! А они стояли и помалкивали! Он ведь за твоей жизнью на фронт приперся, скажешь, нет? И что, тоже помалкивать и стоять рядом, как его телохраны, да? Мы не для того в штурмовой отряд пришли! Нет, Зита, придется убирать этого козла, я его вместе с сопровождением приговорю, причем с огромным удовольствием! Они его поддерживают, обслуживают, прикрывают, молчаливо одобряют — они тоже ответят!
Штурмовик смотрел на лагерь жестоко и непреклонно. Юный, категоричный фанатик.
— У тебя очень грамотная, правильная речь, — заметила она. — Пишешь?
— В школьном театре играл. Зита, я его все равно убью. За тебя. За всех, кого мы потеряли в горах. Учти, это не только мое решение. Все ребята поддержали.
— Но не здесь же, — еле слышно заметила она. — И не ты.
Штурмовик помолчал, потом усмехнулся.