— Слава тебе господи! — обрадовалась Люся, одаривая астронома презрительным взглядом. — Значит, все это ерунда! А я-то думала! Нам бы только выбраться отсюда!

Астроном с возмущением таращил глаза и раздувал ноздри. Но на него уже никто не обращал внимания.

В этот момент нас обстреляли. Рой серебристых импульсов, высекая искры из металлических конструкций, озарил колодец мертвенным светом и нас, стоящих по колено в воде. Хорошо, мы успели разглядеть ближайшую арку, откуда падали слабые отблески, и спрятаться в нее. Астроном не удосужился передвигаться самостоятельно. Пока мы тащили его по залитому водой туннелю, кто-то вспомнил о Луке.

— Черт! — выругался Мирон и остановился.

При этом астроном выпал из наших рук и барахтался в воде. Впрочем, свежая ванна явно пошла ему на пользу. Вполне самостоятельно он поднялся и произнес:

— Зря вы так о светлячках… Мы самое прогрессивное человечество!

Его руки и лицо действительно отливали мертвенным светом, а вода, стекавшая с него, тоже приобретала это странное свечение. Улыбка его была невинной, а глаза детскими.

— Надо вернуться… — сказал я, понимая, что действую, как в плохом кино, где героя по чьей-то глупости погибает в самый последний момент.

— Ни за что на свете! — заявила Люся. — Они тебя перекодируют. Лучше пойду я! Мне терять нечего.

Конец фразы я услышал, когда уже подбегал к колодцу. Но она увязалась следом и вцепилась мне в руку, когда я выглядывал из арки.

Лука торчал на третьей площадке, а хлысты под ним — на всех промежуточных площадках. Путь был отрезан. Должно быть, они шли другими коридорами. Я высунулся и продемонстрировал им ах-пуч. Они на время спрятались. Потом мы увидели двух черных ангелов, тоже вооруженных ах-пучами. Этих вряд ли можно было испугать их же оружием. Все их внимание было обращено на Луку, которому некуда было деваться — там, где находился люк, мелькала подмога.

— Уходите! — крикнул Лука. — Уходите! Я их замотаю!

Черные ангелы выстрелили в него, но не прицельно, а скорее на голос. Наверное, Лука нужен был им живой.

— Беги! — крикнула Люся. — Беги в боковой туннель!

Вдруг Лука сделал то, за что я его зауважал. Должно быть, на него подействовала Люся, особенно грудь, мелькавшая в разрезе блузки. Он разбежался и прыгнул, распростерши руки. Люся охнула и отвернулась. Честно говоря, я сам зажмурился и открыл глаза через мгновение после громкого всплеска и радостного крика Люси, ожидая, что увижу труп, плавающий в крови, но Лука, как заговоренный, уже бежал к нам. Как он кроме прочего умудрился не задеть возвышения в центре колодца, для меня осталось тайной. Хлысты и черные ангел были поражены не меньше нашего и даже не стреляли вслед.

— Какой… какой… какой… ты молодец… — задыхаясь от волнения, молвила Люся и чмокнула Луку в щеку.

Он полез обниматься. С минуту они предавались нежности, и даже возмущенное сопение Мирона не возымело действия.

Потом мы побежали дальше.

— Как?.. Как тебе удалось? — в который раз спрашивала Люся.

— Я сам не знаю, — ошарашенно отвечал Лука, не отлипая от нее и явно намереваясь получить следующий приз. — Я вдруг вспомнил коронный номер, который показывали в цирке. Там артист прыгал в бассейн глубиной по щиколотку.

Он чувствовал себя героем. И я понял: если бы Луке повезло меньше, то у него уже появились бы белые крылья и он летал бы, как черные ангелы, а так он остался в нашей компании и должен был рисковать жизнью, прячась от черных ангелов и хлыстов — не очень-то правильный выбор. Но времени на рассуждения не было, потому что наши преследователи тоже спустились на дно колодца и шлепали по воде где-то в отдалении.

— Молодец! — похвалил его на ходу Мирон. — Если выберемся, мы тебе наградим.

— Сплюнь! — воскликнула Люся. — А то сглазишь.

Как с ней мог целоваться брезгливый Лука — ведь от нее за версту, как от казармы, несло табаком. Потом я поймал себя на мысли, что просто ревную.

— Не сглазим, теперь не сглазим! — радостно отозвался Лука, воодушевленный своим подвигом.

Пожалуй, это было единственный раз, когда он проявил искренние чувства на людях. С его лица даже сползла всегдашняя маска раздражения. Один астроном не выразил неудовлетворения, потому что подозрительно долго молчал.

Мы завернули за угол и о чудо — увидели допотопный лифт с раздвигающимися дверями.

— Быстрее, быстрее! — торопил Лука, помогая втащить астронома, ноги которого не давали закрыть кабинку.

Мирон повозился с кнопками, и кабина толчками стала подниматься вверх. Тросы скрипели и пели. Было такое ощущение, что лифтом не пользовались лет сто. От стен шахты тянуло могильным холодом. Промелькнули тускло освещенные коридоры — первый, второй — на третьем десятке я сбился со счета. Астроном пришел в себя и пытался сказать что-то умное. В сумраке кабины его голова и руки светились все тем же мертвенным светом. Мирон встряхнул астронома, чтобы не отвлекал, и кабина остановилась. Люся нерешительно открыла двери. Перед нами был большой ярко освещенный зал, заполненный куколками черных ангелов, — они висели посекционно. Меня поразила могильная тишина. Звуки наших шагов эхом разносились во все стороны.

— Фи… — брезгливо произнесла Люся, — какие у них некрасивые и странные крылья…

Она притронулась к черной куколке, с одной стороны у которой рос горб. Трудно было себе вообразить, что это будущие крылья.

— Когда жуки созревают, то накачивают в крылья автоминальную жидкость, — объяснил Мирон, — и ткани расправляются.

В его голосе прозвучали странный нотки то ли нежности, то ли жестокости, и я подумал, что он теперь наполовину черный ангел, но тут же отбросил эту мысль.

— Улей надо разорить! — заявил Лука и дернул крайнюю куколку.

Она закачалась. Пространство наполнилось странным шумом — так шумит море в предвестии ураган. Мы замерли, пока шум не прекратился. Казалось, куколки с возмущением перешептываются. Люся фыркнула, как кошка:

— Тебе бы всех убивать!

Мирон сделал вид, что ничего не услышал. Что касается астронома, то его мнение мы не могли узнать, потому, израсходовав запас профессионального красноречия, он впал в странное оцепенение и покорно лежал у лифта, как связанная овца. Я не мог себе вообразить, что дело дойдет до убийства и стоит ли вообще это делать. Мы с Мироном углубились в ближайшую секцию. Картина была сюрреалистическая — огромное количество огромных куколок и еще более огромные тени от них рядами тянулись во все стороны. Я насчитал десять рядов по десять куколок в каждом — сотня, потом попытался определить количество секций. Но даже при таком хорошем освещении не увидел, где они заканчиваются. По моим прикидкам в инкубаторе было не меньше ста тысяч куколок. Мало того, снизу и сверху тоже находились секции. Прикрепленные на разных уровнях, куколки казались мумиями, однако, если приглядеться, то становилось ясно, что под хитиновыми панцирями пульсировала кровь. Одна из них находилась в стадии оживания, и следила за нами фасетчатыми глазами. В них застыл ужас. Несомненно, черный ангел услышал, что сказал Лука. Самое интересное заключалось в том, что куколка имела индивидуальные черты. По каким-то неуловимым признакам я узнал в ней Люду Ляшову — знакомая челка свешивалась на глаза.

Мирон открыл складной нож и подошел к ней.

— Не надо… — попросил я, схватив его за руку.

— Ты знаешь, что они с нашими делают?

— Нет, — признался я, полагая, что он этим и ограничится.

— Находят подходящие планеты и оккупируют.

— Не может быть, — сказал я, вспомнив, как дрался с черными жуками. — Они слишком слабы и нежны для этого.

Он покачал головой. Его глаза сделались больными, словно у голодного зверя.

— Они лишают нас человеческих качеств, делают насекомыми — тупыми, безмозглыми.

Я не успел возразить. Да и что было возражать. Похоже, он был прав.

— Не хочешь эту?! — он повернулся со злым выражением на лице и резанул сверху донизу куколку, висящую рядом.