— Главное, чтобы база не рассыпалась, — высказал я пожелание, а еще я хотел спросить у астронома, где он до этого момента находился, но мне не дали вставить и слова — Лука орал, как резаный:

— Не верьте ему, не верьте! Он врет!

— Ну же! — Мирон поднялся на площадку и пошел к нам.

Он тоже почему-то не верил астроному.

— Узнай, откуда он, — сказал я.

Люся неопределенно пожала плечами — мол, здесь и не такое встретишь. Два дня пребывания на базе давало ей большое преимущество в этой жизни. В разрезе плохо застегнутой блузки мелькала коническая грудь. Я заставил себя не смотреть туда.

— В ходе анализа свойств межзвездного вещества… — бормотал астроном, ползая кругами. — Дайте пожрать…

В отблесках света откуда-то снизу лицо Мирона казалось очень сосредоточенным.

— Дальше! — потребовал он.

— Ась? — замер астроном, жалко улыбаясь. — Жрать хочу!

— Чего ты там бормочешь, старик? Говори громче!

Он снова двинулся в свой бесконечный путь:

— …были определены граничные условия возбуждения спонтанной радиолюминесценции на магистральном уровне атома водорода, обеспечивающей излучение в диапазоне длин двадцать один сантиметр и перенос излучения с возбуждением его частоты.

Астроном явно находился на грани обморока, ведь даже в здравом уме никто не будет нести подобную ахинею. Я даже решил, что его чем-то напичкали, потому что порой он говорил то шепотом, то очень громко, почти истерически. Мирон тряхнул его за плечо.

— Не трогай его, — попросила Люся, шмыгнув носом, — видишь человеку плохо…

Но Мирон счел этот аргумент несостоятельным, ведь астроном говорил о том, что было поважнее самочувствия любого из нас.

— Говори, профессор, все, что ты знаешь! — потребовал он.

— Знаю то, — на последнем издыхании замер астроном, — что изменился механизм энтропии, то есть, иными словами, теперь не срабатывает механизм преобразования перманентного пространственного высокочастотного излучения в рассеянную тепловую энергию межзвездного газа.

— Бред какой-то, — хмыкнул Мирон и отпустил его.

Но астроном явно осмысленно добавил:

— …таким образом впервые была выявлен механизм увеличения частоты света с расстоянием. Причем возрастание происходит по экспоненте! — он замолк, словно ожидая нашу реакцию. — Что не соответствует закону Слайфера-Хаббла как в линейной, так и в нелинейной форме с квадратичной поправкой!

— Совсем запутал! — воскликнул Мирон, вопросительно посмотрев на меня, словно я был экспертом по гравитации: — Ты чего-нибудь понял?

— Конечно, нет. Я математику на трояк знаю.

— Я тоже. Но дело не в этом.

— А в чем?

— Подожди!.. — возмутился он таким тоном, словно все понял. — Он не запутал. Помнишь, ты спрашивал у меня о вселенской катастрофе?

— Ну? — нетерпеливо спросил я, исследуя рану на голове.

Кровь уже запеклась, и волосы стали жесткими, как проволока.

Но астроном истерически перебил всех нас:

— Все вышесказанное исключает пекулярные скорости относительно нашей галактики. Красное смещение убегающих галактик стало минимальным. А как такового центра сжатия нет!

Он воззрился на нас, как на последнюю надежду. Ему нужен был кто-то, кто понял бы его, что происходит.

— Открыл Америку! — с умным видом сказал Мирон. — Это всем известно, кто учился в университете. У них там что-то случилось, они к нам и приперлись!

— А-а-а… — почесал я затылок. — Теперь понял. Выходит, мы для них спасители?

— Что-то вроде того, — сказал Мирон. — Поэтому они за нас взялись всерьез.

— Не верю! — Откуда-то из темноты раздался голос Луки. — Никому не верю. Не может быть такого! Черные ангелы наши спасители?

— Не ангелы, а астросы, — уточнил я. Как будто это имело какое-то значение.

— А ну выходи! — потребовал Мирон.

— Не-а-а… Не выйду! — отозвался Лука.

Он все еще прятался в туннеле с противоположной стороны площадки.

— Ты не объяснил, почему? — спросил я у Мирона, не обращая внимания на реплики Луки.

— Да потому что теперь время будет сжиматься! — сказал Мирон.

— Ага… — счел нужным произнести я. — А я-то думаю, в чем дело?

— Вот именно! — снова крикнул Лука. — Приехали! Вот почему скачки времени! Понял?!

— Понял, — нехотя ответил я, хотя уже соображал, чем это нам грозит.

Мирон же выразил общую точку зрения, которая заключалась в следующем: хуже, чем есть, уже не будет. Я почему-то подумал, что будет еще хуже. Вот почему на Земле творится бардак.

— Ты тоже заметил? — спросил я.

— Я решил, что мне мерещится, — признался Мирон. — Только маневр какой-то странный, словно база производила коррекцию своего положения на орбите. Но это не коррекция.

— А мне кажется, что никакого скачка не было, — сказал я на всякий случай.

— Был, — сказала Люся. — У меня часы на пять минут вперед убежали.

— Ага… — иронически сказал Мирон, — значит, мы прыгаем вперед.

— А чем это нам грозит? — спросила Люся у астронома, который в ее глазах в миг стал пророком.

— Концом света… — голосом покойника сообщил астроном.

Его глазницы теперь отливали холодным голубоватым светом. Люся жалостливо посмотрела на Мирона.

— Ладно! — сказал он, поднимаясь, — берем его с собой!

Это означало, что нам пришлось его тащить, потому что Лука так и не вышел из своего укрытия. Наверное, он опасался не только Мирона, но и следующего маневра базы.

— Надеюсь, он ошибается, — спросил Мирон, подхватывая астронома под руку.

— Я только был бы только рад.

— Ребята, а ведь он прав! — воскликнула Люся.

Мирон только покачал головой. Ему явно не хотелось верить, что что-то изменилось в масштабе вселенной. Ко всем земным напастям добавилась еще какая-то катастрофа. С этим было трудно свыкнуться. Но я тоже ничего конкретного не мог подсказать. Я только был уверен, что все кончится хорошо, как и во все времена кончалось до этого.

Ей никто не ответил. Мы замерли. Где-то внутри огромной конструкции раздавались глубокие звуки с разными оттенками, словно огромная конструкция базы мерно и осторожно утверждалась в пространстве.

— Ага… — многозначительно произнес Лука, высунувшись откуда-то сверху.

Наконец до него дошло. А я все ждал, когда его проймет. Его фигура то и дело мелькала в районе самой верхней площадки. Что он там делал и почему отстал, я так и не понял. Не подозревать же его действительно в том, что он не хочет тащить философствующего астронома, у которого светилась голова.

— В новом мире случайность будет играть предопределяющую роль, — все тем же голосом покойника произнес астроном.

— Как это так? — переспросила Люся.

В этот момент она уже спустилась и стояла на каком-то возвышении, почти посреди залитого водой колодца.

— Заткнись! — прохрипел Мирон, которому астроном уже порядком надоел.

Но астроном сказал:

— Чисто теоретически это значит, что будут чаще проигрывать различные комбинации событий. Возможно, с повторениями.

— Ну, это ерунда! — отозвалась Люся.

Я хотел сказать, что она не прав, что только что мы уже испытали это на себе, что надо оставаться нейтральным в своих чувствах, потому что даже они могли теперь влиять на события — раз такое дело. Еще я хотел сказать, что, кажется, сталкивался во сне с подобными явлениями, но не успел, потому что откуда-то сверху потянуло сквозняком, и мы замерли, как зайцы: Люся — на дне колодца, по щиколотку в воде, мы с Мироном, придерживая астронома, — на последней лестнице, Лука — на второй или третьей площадки сверху. Похоже, у него началась медвежья болезнь. Его даже не прельщала полуголая Люся, от которой до этого он не мог отлипнуть.

Вдруг астроном заявил следующее:

— Вы должны поддержать меня в борьбе за права светлячков!

— Боже мой… — догадался Мирон и едва не уронил его, — профессору нельзя верить! Он сумасшедший, его облучили по программе лунной династии! Черные ангелы из этой серии светятся в темноте, их назначение жить на планетах, которые вращаются вокруг красных карликов, там вечные сумерки. Или на планетах типа земной луны, у которых одна сторона всегда в тени.