– Фу ты… – произнес Натабура, вытирая лоб и с удивление рассматривая окровавленные руки.

Все трое были голыми, все трое были перепачканы с головы до ног кровью, но никто не получил даже царапины. На полу же, как груда тряпья, валялись пятеро аябито.

– Да ты молодец! – похвалил Акинобу. – Двоих свалил!

– Сэйса! – радостно выпятил жирную грудь Язаки. – Если бы не он, – и глазами показал на Афра, – я бы честно говоря, не справился. Но я очень и очень старался, я…

– Потом расскажешь… – остановил его Акинобу движением руки. – Пора убираться, пока к ним не явилась подмога, – он пнул одного из аябито, из-под ноги которого расплывалось кровавое пятно.

Натабура посмотрел на пол, и только теперь обратил внимание на сырой запах крови, смешанный с запахом мочи, испражнений, и вспомнил свой мусин. Вот оно – сбылось, подумал он. Значит, все один к одному! Значит, судьба к нам еще благосклонна.

– Юка! – воскликнул он и бросился в соседнее помещение.

– Стой! – крикнул учитель Акинобу. – Стой! Не шевелись!

Подошел и коротким движением снял у него со спины что-то, похожее на тень.

– Что это, сэйса? – спросил Натабура, в нетерпении делая шаг туда, где находилась Юка.

– Ничего, иди, иди… – спокойно ответил Акинобу, комкая и пряча за спиной то, что снял с Натабуры.

Если бы они за два года хотя бы раз мылись в нормальной бане. Раньше надо было разглядеть. Где же это произошло? Где на Натабуру повесили гэндо Амида? Не в храме ли Исияма, где мы просили благословения у Богов? О Фудо, сидящий в пламени, помоги. И как я не догадался, что если постоянно не везет, то на нас лежит проклятие. Тогда бы путешествие не было таким тяжелым и в итоге бессмысленным. Хотя, собственно, почему? Ведь, по крайней мере, все остались живы! А с Советом Сого я как-нибудь разберусь, пусть мы и потратили его деньги не по назначению. Кто-то в нем очень хотел, чтобы у нас ничего не получилось.

Они вымылись от крови. Но прежде учитель Акинобу обыскал одного из аябито и выпотрошил его кошелек, потом сунул в него гэндо Амида, которую снял со спины Натабуры и, тщательно завязав, повесил на шею.

Когда они с Язаки, впопыхах одевшись, выскочили из предбанника в общий зал, там уже стояли Натабура с Юкой, и Юка в слезах ему выговаривала:

– Я ведь все чувствовала… чувствовала, только сказать боялась. Я ведь думала… что ты чужой, чужой!

– Был чужой. Притягивал ко всем нам неудачу, но теперь все позади, – сказал учитель Акинобу, и потряс кошельком с гэндо Амида. – А теперь, как и прежде, мне сын, а тебе – муж.

– Муж… – как эхо повторила она и ткнулась в обнаженную грудь Натабуры.

– Может, выкинуть эту гадость, сэйса? – спросил Натабура, с благодарность посмотрев на учителя.

– Нет, – покачал головой Акинобу, – она нам укажет, кто наслал проклятие.

– То-то я чувствовал, что мне тяжело дышать, – признался Натабура. – Я сам себя не узнавал. Кими мо, ками дзо!

– Я тоже тебя не узнавал, – признался Язаки, с почтением поглядывая на Акинобу.

Что же все так? – подумал Натабура. Один Афра беспечно ткнулся холодным носом в колено, задрал морду и преданно посмотрел в глаза.

– Хватит миловаться, – сказал учитель Акинобу и сунул Натабуре одежду. – Потом наговоритесь. Судно!… Судно!…

– Ах, да!… – спохватился Натабура. – Спасибо, сэйса… спасибо…

И они бросились в порт. Афра бежал впереди, от радости смешно взбрыкивая.

Дурные вести распространялись, как лесной пожар. Мало того, что персонал и хозяева сан-суй, громко крича, разбежались кто куда, но и базар оказался абсолютно пуст. По брошенной площади в обществе растерявшихся куриц и поросенка, горланя песни, бродил счастливый пьяница. Увидев страшных людей, а особенно окровавленного Натабуру, он принял их за хонки и бросился бежать, но, не рассчитав силы, упал посреди огромной лужи. В сторону отлетела бутыль с сакэ.

– А-а-а… симатта!… – голосил он, разгребая грязь и извиваясь, как огромный червяк.

А в храме Сюбогэн тревожно ударили в колокола. Над ближайшим лесом взвились птицы, сбились в стаю и унеслись в сторону гор.

Кантё Гампэй ушел бы, да треть команды отлучилась в город, а та, что занималась погрузкой, задала стрекача, как только по непонятной причине стал пустеть порт. Обычно такое случалось перед появлением вако.

Всех как ветром сдуло. Напрасно кантё Гампэй грозился всяческими карами, призывал в свидетели Богов и показывал на пустой горизонт – его никто не слышал. Напрасно он клялся никому ничего не заплатить. Остался один Бугэй, который, ничего не ведая, готовил обед, напевая себе под нос тоскливые песни моряка, раз за разом прикладываясь к заветной бутылочке, да три матроса, которые укладывали в трюме грузы. Остался также боцман Дзидзо, который плавал всю свою жизнь, ничего не боялся и с презрением относился к тем сухопутным крысам, которых кантё набирал в качестве команды. Он называл их ксо и не считал за людей.

Гампэй послал его вначале закрыть трюм, чтобы не сбежали трое оставшихся матросов, а затем на корму – рубить швартовый канат. Сам же он принялся освобождать нос джонки. Но не успел. Афра, расправив крылья, перемахнув полоску воды, отделяющую джонку от пристани, и очутился на палубе. Вслед за ним прыгнул Натабура. Кантё Гампэй отступил и замахнулся ножом. Грозен был Афра с оскаленной пастью.

– Даже и не думай… – предупредил Натабура, выхватывая голубой кусанаги.

Ни один мускул не дрогнул на обветренном лице кантё Гампэй, но нож он убрал. Кантё был страшно зол: мало того, что команда разбежалась, так еще оказалось, что груз, который везли пассажиры, состоит из каких-то бумаг. Неужели находятся люди, которые из-за этого готовы рисковать жизнью? Должно быть, они сумасшедшие, а деньги прихватили с собой. Все сорвалось! Все! Хотя стой, нет, не все проиграно. У кантё Гампэй появился коварный план, как вернуть судно.

Краем глаза Натабура наблюдал, как на борт поднимаются Юка, учитель Акинобу и Язаки.

– А теперь режь! – скомандовал он, когда учитель Акинобу направился на корму к боцману. – Режь, говорю! Хоп!

Как раз вовремя. Похоже, на берегу очухались, и местные власти послали наряд стражи: все те же чернозубые аябито бежали по склонам берега в порт, размахивая оружием. В воздухе на все лады пели стрелы. Но ни одна из них не упала даже вблизи джонки.

Ветер с гор Аюшанэ потащил джонку 'Кибунэ-мару' на середину бухты Такао. Вокруг кормы закручивались водовороты.

– Иди к рулю и правь! – приказал Натабура. – А ты, – крикнул он боцману, – показывай, как ставить паруса.

И хотя все впятером: учитель Акинобу, Натабура, Язаки, повар Бугэй и боцман дружно тянули тали, огромный парус на средней мачте так и не смогли поднять даже до половины нужной высоты. Циновки, из которых он был сделан, намокли, слежались и стали тяжелее горы Фудзияма. Пришлось на первых порах ограничиться маленьким парусом на передней мачте, и вовремя: вода посветлела, и под кормой уже была видна песчаная рябь на дне.

Когда джонка кое-как развернулась и, коснувшись несколько раз дна, вышла из бухты в открытое море, выпустили матросов и подняли еще два паруса. Боцман Дзидзо по привычке раздавал своим подчиненным зуботычины. Капитан командовал. Нож Натабура у него на всякий случай отобрал и бросил в море.

С тех пор, как учитель Акинобу освободил его от гэндо Амида, словно гора скатилась с плеч. Тело стало легким и сильным, ноги пружинистыми и неутомимыми – сами носили от кормы до носа. Но глаз ни с кантё Гампэй, ни с боцмана Дзидзо Натабура не сводил. Этим же занимались еще четыре пары глаз: Юки, Акинобу, Язаки и, конечно, Афра, который словно приклеился к кантё и стерег каждое его движение, рыча и показывая ему огромные белые клыки.

Молодец, думал Натабура, молодец!

За два года они стали единой командой и понимали друг друга с полуслова. Однако все же не уследили. Самый шустрый из матросов разбежался, ласточкой прыгнул за борт и поплыл к берегу, до которого было не меньше двух ри. Никто так и не понял, чего он испугался.