Однако разбитая колонна каменов и черных ангелов не шла ни в какое сравнение с картиной, которую мы увидели на подлете к Столице мира. Лично мне показалось, что мы видим предшествие ада. Федору Березину пришлось поднять "мотку" на километровую высоту из-за черно-свинцового облака, которое накрыло Столицу. При разряженном воздухе и малой гравитации пыль и гарь на планете оседали очень долго. В довершение ко всему, как назло стояло безветрие.

  Если в Лахте еще можно было разглядеть дома и улицы, то начиная где-то со Старой деревни, мы попали в сплошную пелену. Настоящими островами из нее выступали Крестовский и Васильевские острова. Иногда там внизу что-то происходило, и тогда мы видели вспышки и ударную волну. Один раз "мотку" так подбросило, что мы сочли за благо поднять выше, туда, где светило солнце.

  -- Мамочки! - вбежала в кабину Катажина. - Вы видели?! Вы видели?!

  За ней маячил Сорок пятый, у которого глаза тоже были на мокром месте. Даже протрезвевший Росс прижался ко мне.

  Все угрюмо молчали. Никому не хотелось озвучить то, о чем мы подумали еще вчера вечером - это конец. Конец марсианской цивилизации. Вряд ли у метрополии - матушки Земли хватит сил возродить Марс. Она сама далеко не в лучшей форме. Оставалась маленькая надежда, что, как ни горько, но разрушена только Столица мира - Санкт-Петербург.

  Облако становилось все выше и выше. Чтобы облететь его сверху, у нашей "мотки" не хватало ни мощности, ни резервов. На приборной доске вспыхнула надпись о перегреве двигателя.

  Федор Березин взял севернее, но облако, словно предвидя наш маневр заступило дорогу, и нам пришлось уходить левее и левее до тех пор, пока сосны внизу не сменились ивняками и болотцами с пушицей. В сопках лежал снег, а небо сделалось низким и ватным.

  По всем расчетам, даже если мы облетали край цивилизации по дуге, мы давно миновали марсианские Прагу, Нью-Йорк, Берлин и Варшаву, не считая другие города, которые находились на южных широтах.

  -- Хоть кого-нибудь увидеть!.. Хоть кого-нибудь увидеть!.. - скулила Катажина.

  Федор Березин так глянул на нее, что она замолкла, и полная чувств и противоречий, предпочла за благо укрыться в салоне.

  Потом справа мелькнуло чистое пространство, и Федор Березин, не задумываясь, свернул в него. Как раз подул ветерок, и внизу открылась все та же картина разрушений и катастрофы, которая на этот раз постигла, по всей вероятности, Сан-Франциско - город, в котором я бывал неоднократно по делам газеты. В пилоны Золотого моста на наших глазах ударили молнии. Конструкция сложилась. Тросы, поддерживающие конструкцию, разом лопнули, и все рухнуло в залив, в котором не было воды. Но самое страшное заключалось в том, что я не узнал делового центра. Его не существовало: ни высоток, ни аэропорта, ни причалов с белоснежными яхтами. Исчез бутафорный "Алькатрас", в котором располагался парк ужасов. Пресное марсианское море отступило. Это могло означать только -- грандиозную катастрофу.

  Мы сделали круг над руинами центра, пытаясь разглядеть признаки жизни. На приборной доске зажегся датчик радиации. И в этот момент застрекотал наш пулемет: "Ду-ду-ду-ду... ду-ду-ду-ду..." Я бросился в салон: Сорок пятый сидел, прильнув к левому пулемете и, как заправский стрелок, всаживал в кого-то очередь за очередью. На пол градом сыпались дымящиеся гильзы. Мне досталась бластерная пушка - прямо над кабиной пилота. А за правым пулеметом сидел Сорок пятый. Но я по-прежнему ничего и никого не видел, кроме белых облаков, а в разрывах между ними - темную землю. Потом Федор Березин стал делать маневр, чтобы то ли ударить бластерной пушкой, то ли еще по какой причине, но далеко-далеко на юго-востоке я увидел силуэт "инделя". Он давно барражировал здесь, маскируясь в виде плоского облака. И я стал стрелять, не жалея зарядов, хотя знал, что тягаться с "инделем" мы не состоянии: стоило прицелиться, как "индель", словно угадывая мои мысли, тут же менял местоположение. Тогда я стал бить в те участки неба, куда по идее должен был переместиться "индель", в надежде поразить его случайным образом.

  Если бы мы были внимательнее, если бы не таращились на город, а посмотрели бы на локатор, то наверняка обнаружили, что находимся на прицеле у второго "инделя", который зашел со стороны солнца. Конечно, наш пулемет для инделя, как дробинка для слона. Даже если бы я сумел правильно воспользоваться штатным бластером, у нас все равно не было никаких шансов. Единственное, что можно было предпринять - это скрыться в пылевой туче. Что, собственно, Федор Березин и сделал, видя мои потуги, -- заложив такой вираж, на который наша бедная "мотка" рассчитана не была, но который она, тем не менее, с честью выдержала. Только те из нас, кто не был пристегнут к креслам, перекатились на правый борт и оказались лежащими на иллюминаторах.

  Однако все наши усилия оказались напрасными, потому что "индели" видел в облаках так же хорошо, как и на открытом пространстве.

  Федор еще успел упасть как можно ниже, рассчитывая скрыться от радаров "инделя" на фоне того, что осталось от города, но в бок нам последовал удар, взрыв, и все было кончено.

  ***

  Каким-то чудесным образом нашелся огромный черный пистолет с вычурной скобой. Он лежал на тумбочке, придавив мое редакционное удостоверение. Я даже привстал, чтобы взять его в руки. Но это был всего лишь сон или мимолетный бабон, в который меня выбросило взрывом. В следующее мгновение я снова вернулся назад в падающую "мотку".

  -- Все! Съезжаем! Конец! - крикнул Федор Березин.

  И мы упали в радиоактивные руины Сан-Франциско.

  -- Я же сказал, что приведу вас, -- заявил юмон.

  Я отмахнулся от него, как от мухи. У меня было большое подозрение, что все это большой-большой розыгрыш, что сейчас явятся цекулы, или кто там еще, и спасут нас.

  Лехой продолжил спорить. Мне казалось, что надо идти вправо - ведь дураку ясно, что телескопы находились именно там. Нет, Леха стоял на своем: по его мнению, надо было идти влево, потому что мы дважды поворачивали на север.

  Мы ссорились минут двадцать, приводя в свою пользу самые невразумительные аргументы, как-то: солнце у нас над головой, тени от барханов и кустов, а также розу ветров.

  Катажина безучастно сидела на травяной кочке. Рядом с ней валялся разомлевший Росс. Федор Березин выступал в роли третейского судьи. Наконец он важно подкрутил свои армейские усики и сказал:

  -- Посмотрите!

  Мы обратили внимание, что Сорок пятый преспокойно идет себе в километре от нас, причем направление, в котором он двигался, не совпадало с нашими даже теоретически.

  -- Ну и пусть топает, -- заметил Леха, на лице которого я прочитал стремление уличить меня в незнании географии Марса.

  -- Пусть... -- согласился я, предвкушая свою правоту. - Там же север. А у него встроенные магнитные компасы в запястьях.

  -- Ну и что?! - возразил Федор Березин.

  Он меня сразу запрезирал за то, что я преклонялся перед возможностями Сорок пятого, не принимая того, что и юмонов тоже можно уважать.

  -- Здесь нет севера, -- в двадцать пятый раз напомнила Катажина. - Неужели не ясно.

  -- А где следы? - ядовито спросил я. - Где?! Иначе бы мы ходили по кругу!

  -- Мы же выяснили, что компас не работает, -- кривясь, добавил Федор Березин.

  -- С какой стати? - удивился Леха. - Компас?

  Хотя и так был ясно, что что-то здесь не так. Не хотелось думать, что мы действительно кружим на одном месте. И все равно мы почему-то пошли, а затем и побежали следом за юмоном в надежде, что на этот раз он не ошибается.

  -- Стой! Подожди!

  Но Сорок пятый топал, как заведенный. Вдруг я обратил внимание, что ветер стих. Пропали звуки и шорохи.