– Вам не ясно? – Взор капитана буквально растер наглеца в пыль.
– Ясно, – проговорил гусар, красный от злобы.
– Я вас не задерживаю. Теперь вы.
– Осназ корпуса. Поисковая группа «Берег», – назвался я оговоренным паролем.
– А здесь почему?
– Через Вид переправиться не удалось. Турок слишком много было. Пришлось уходить.
– Вы уходите к себе?
– Плохо? – Не стоило, конечно, так в лоб спрашивать, но почему все ведут себя как… Надоело. Пусть все называется своими именами, эзопов язык меня достал.
– Да, – прямо ответил капитан. – Очень.
– Где нам расположиться?
– Вот ракитинские высоты. Там будут гусары с конноартиллеристами.
– А кроки снять можно?
– Забираете карту. С вами пойдет штабс-капитан Никифоров.
Пока мы шли, наш «чичероне» рассказал, что происходило, пока мы бегали от турок. Начало было просто замечательным, гусары и драгуны обеспечили беспрепятственное выдвижение лейб-егерей. Противник был застигнут врасплох и вяло попытался сбить нашу кавалерию с позиций.
– Гусары очень легко отбили турок, – рассказывал Никифоров. – Неприятель сделал пару залпов и отошел к своим укреплениям, а со стороны караулки около двух или трех таборов пытались занять высоту, но были расстроены, а кавалерия и артиллерия вели себя очень нерешительно и после перестрелки отошли к Телешу.
А вот дальнейшее действия командования… Никифоров скупо сказал, что атака лейб-егерей не удалась. Кто бы сомневался… В пять часов пополудни мы достигли позиции 4-го эскадрона.
Встретивший нас полковник Дубовский увел генштабиста с собой, напрочь проигнорировав меня.
– Интересно, кто это, господа, – громко поинтересовался прапорщик, спрашивая офицеров. – Я в затруднении.
И надо же такому случиться, что давешний корнет находился здесь. И естественно, не мог не «поделиться» информацией.
– Ах, прапорщик, разве вы не знали? Это великие и ужасные воины! Из отдельного корпуса жандармов.
Окончание потонуло в громовом хохоте. Похоже, призвать это офицерье к порядку некому. Полковник, без сомнения, не соизволит даже заговорить со мной, а Никифоров… Он тоже в разборку влезать не будет. А сносить оскорбления, увольте. Мне лично плевать, но тут задета честь корпуса.
– Господин полковник, разрешите обратиться к господину штабс-капитану.
Угу, ноль эмоций. Тогда получи.
– Господин штабс-капитан, это ваше, – отдаю ему карту. – До свидания.
Полковник удивленно выпучил глаза. Похоже, шок у бедняги.
– В чем дело? – прорычал он. Быстро отошел, уважаю.
– Ни в чем. Люди устали, нуждаются в отдыхе. Карту я запомнил, вернул обратно. Вещь казенная…
– И вы хотели с ними воевать? – перебил меня Дубовский. – Мне они не нужны.
Дальнейшее я слушать не стал, направившись к своим.
– И зачем вам ружья? – Прапор встал напротив Иванова. – Мне, кстати, такое ружье пригодится…
Для чего оно ему понадобится, он рассказать не успел. Я схватил его за ухо и потянул руку вверх.
Тонко пискнув, он встал на носки. Ребята мгновенно рассыпались и взяли растерявшихся гусар под прицел. Роли разом поменялись, от моих парней дохнуло смертью. Довольный гогот разом стих, на лицах шутников проявился испуг.
– Лежи смирно, сопляк. – Швырнул на землю прапора, а затем подошел к корнету: – Ну, не слышу шуток.
Однако тот молчал, физически ощущая, что одно неверное слово – и он умрет. Буквально минуту назад все изощрялись в остроумии над потрепанным отрядом жандармов. И только теперь он увидел, с какой пластикой они двигались и почему тогда с ним так говорил тот генштабист… Да все просто кричало, что они ветераны, матерые волки. Скосив глаза, он видел замершего на земле прапорщика Кобрина.
– Ну-с, мой милый корнет, мне долго ждать? – Ледяной голос этого жандарма буквально резанул по нервам. – Что же вы молчите? Вы были так остроумны…
Но страх ледяными иголками сжал сердце. Молчать, в этом спасение…
– Надеюсь, господа, эти шутки всего лишь дружеское недоразумение?
Молчание – знак согласия. Я рад.
В гробовой тишине жандармы, не торопясь, ушли.
И лишь Дубовский услышал шепот Никифорова:
– Вы нажили себе смертельных врагов, полковник.
К моему удивлению, никаких пакостей больше не было. А чтобы подобный инцидент не повторился, мы оказались прикомандированы к прибывшему подполковнику-генштабисту.
Банг! Банг!
Красота. Понимающий человек сразу оценит открывшуюся перед ним картину. Тщательно укрытая батарея с пятисот метров разносит люнет, в лощине, укрытой от противника, скопилась ударная рота, еще минут десять – и начнется атака.
– Не, чего ждут? – Вопрос Овцына повисает в воздухе. – Вот сейчас самое оно…
– Сиди спокойно, Ганнибал.
– Пожрать бы, – продолжил он.
– Дело нужное. Кстати, где эти ходоки? Сколько их еще ждать? – поинтересовался я. – За это время уже Телеш взять можно было, а они все чухаются.
Положение, в которое мы попали, несмотря на комизм, было достаточно плохим. Нас просто «забыли» поставить на довольствие. Нет, никто не отказывал нам в праве на довольствие, просто мы должны были заранее поставить в известность интендантов, а те, естественно, как только, так сразу… В общем, классический футбол. Непонятно, правда, чего они ждали: нападения на жирных ворюг или скандала с командиром отряда? Я не знаю. Просто приказал из трофеев собрать бакшиш и отправил бойцов обменять его на продукты.
Лениво перевожу бинокль левее: ага, умылись, голубчики, теперь на людей похожи. Это я о лейб-егерях. Ведь объясняли им, но куда там, вы, армеуты, не понимаете ничего. Я и не пытался лезть, смысла нет, да и кто меня послушал? Ладно, плевать. Позавчера егеря качественно получили по сопатке, опять поперлись колоннами, ну и результат вполне ожидаемый: сто тринадцать убитых и двести семьдесят восемь раненых.[53] Всех погибших вынести не удалось, около тридцати тел лежали перед самым люнетом.
Челищев,[54] надо отдать должное, убрал гонор и собрал у себя офицеров Генштаба. Они совместно с прибывшими Зиновьевым и Энкелем[55] разработали план захвата Телеша. Мне же досталась роль няньки для обоих артиллеристов. Целый день они проводили рекогносцировку. Кстати, выяснилось, с чего такая прыть: гвардия еще не нюхала пороху и опыта боев не имела, но гонору… Ларчик открылся просто, было много убитых и раненых среди служивших в полку остзейцев. Погибли Притвиц, Мезес и Рамзай, а еще полтора десятка были ранены. Мне эти имена ничего не говорили, зато, видимо, говорили Челищеву. Поэтому сейчас все шло совершенно по-другому. Усилив отряд двумя пешими и одной конной батареей плюс перебросив 2-й и 3-й батальоны суздальцев и 9-й стрелковый батальон без 4-й роты, Челищев начал штурм заново. Попытка турок атаковать кавалерией закончилась для них катастрофой. Пока разворачивались, пока строились, мы успели подтянуть две конные батареи и просто расстреляли их шрапнелью, из полутора тысяч всадников уцелело не больше сотни. Трупами людей и лошадей было завалено все поле перед редутом, пушкари же на этом не успокоились, а продолжили бомбардировку.
– Смотри, командир.
– Вижу.
Это надо было видеть. Восемь батарей одновременно дали залп, а после перешли на беглый огонь. Турецкие укрепления буквально накрыли шапки шрапнелей.
– Командир, сдаются. – Крик Овцына резанул, как нож.
Над передовым люнетом заполоскался белый флаг. Огонь по люнету прекратился, и немедленно рота суздальцев начала атаку. Но теперь не на ура. Двумя цепями, перебежками. Белому флагу, похоже, не поверили. Нет, похоже, действительно сдаются. Без единого выстрела люнет был занят. Не могу сказать, может, это послужило толчком, как маленький камешек, упавший с горы, вызывает лавину. А может, просто не выдержали артобстрела. Это тяжело, когда тебя убивают безнаказанно, а ты не можешь ответить. Но спустя сорок минут комендант укреплений Измаил-Хакки-паша выкинул белый флаг. В плен попало более 3500 солдат. Захвачены большие трофеи: почти три миллиона патронов, три орудия со снарядами.
